О ШАТАНИИ ЯЗЫКОВСтатья академика РАН, доктора филологических наук профессора А. А. Зализняка "Лингвистика по А. Т. Фоменко", что называется, закрывает тему для всех, кто не совсем чужд науке о языке, а других убеждает ясностью и последовательностью изложения и легкостью языка. Во вступлении автор замечает, что "новое учение" Фоменко о всемирной истории ошеломляет одних - невероятной смелостью мысли, других - невообразимым нагромождением нелепостей, и что сам он принадлежит ко вторым. Тем не менее А. А. Зализняк считает возможным трактовать сочинения Фоменко не как научную фантастику, интеллектуальную игру, пародию или новое вероучение (отметим, что такую возможность он в принципе не отвергает), а как научную концепцию и тем самым применять к ней принятые в науке критерии доказательной силы того или иного утверждения.
Разбор теории Фоменко следует кому-то адресовать, поэтому нужно начать с вычленения нескольких контингентов его читателей. В среде профессиональных историков, филологов и лингвистов поклонников Фоменко не наблюдается. Кругу людей, в котором построения Фоменко встречают сочувствие, импонирует экстравагантность и революционность, особенно же то, что ниспровергается "официальная наука", тем более история, скомпрометированная сотрудничеством с советской властью (правда, Фоменко ниспровергает не советских историков, а историков всех стран и эпох). Еще какое-то количество сторонников Фоменко считает его "новым Коперником"; для них он прав уже потому, что "официальной наукой" не признан. Для людей подобного сектантского духа аргументы обычно силы не имеют. Еще одной группе читателей просто нравится новизна сюжета, бойкость изложения, элементы фантастики и детектива; вопрос о достоверности для них безразличен. Притягивает их и скандальная слава, и крушение общепризнанных истин. К этой категории читателей А. А. Зализняк не обращается, а апеллирует к тем, кто видит в работах Фоменко научную концепцию и тем самым готов рассматривать аргументацию, а не оперировать ощущениями (нравится - не нравится), а также к тем, кто с естественным сомнением встречает каскад фоменковских новшеств, но не берется сам оценить их достоверность.
Многие из таких читателей озадачены противоречием между сказочным неправдоподобием того, что, например, Лондон раньше стоял на берегу Босфора или что Батый - это Иван Калита, и своим представлением о том, что коль скоро автор - математик, то у него все "математически доказано". Но ведь и сам Фоменко не претендует на то, что его идеи математически доказаны. Математически доказать можно только математическое утверждение, и даже в физике прежде, чем приступить к математическому доказательству, нужно содержательное утверждение выразить в математической форме, степень адекватности которой зависит именно от конкретной науки. И даже если Фоменко, занимаясь историей, хочет произвести над историческим материалом математические операции, ему приходится, придавая материалу математическую форму, решать содержательные вопросы как историку. В "новой хронологии" в сущности математики и нет, а есть гипотезы и привлечение фактов, которые с этими гипотезами согласуются. Гуманитарии же вообще в абсолютном смысле слова не "доказывают"; гуманитарные доказательства слабее математических и имеют в виду, что предложенная гипотеза полностью согласуется со всей совокупностью известных фактов и по какому-то основанию является безусловно предпочтительней всех прочих мыслимых гипотез, удовлетворяющих этому требованию. Такое "слабое" доказательство могут опровергнуть новые факты или выяснение того, что автор не учел какие-то из принципиально мыслимых возможностей. Однако в гуманитарных науках (как и в естествознании) долгим опытом выработаны критерии, позволяющие оценить степень обоснованности некоторого утверждения.
Фоменко, взявшись за исторические и лингвистические гипотезы, не обладает никакими привилегиями оттого, что он математик и даже академик; в частности, он не вправе ожидать скидок на непрофессионализм. Между тем в аннотации к книге "Новая хронология" сказано: "Предназначена для самых широких кругов читателей, интересующихся применением естественно-научных методов в гуманитарных науках". Это дезинформация, такие методы в книге не используются. А перечисление научных титулов и званий Фоменко - прямое давление на читателя.
ЛЮБИТЕЛЬСКАЯ ЛИНГВИСТИКА КАК ОРУДИЕ ПЕРЕКРОЙКИ ИСТОРИИ
В "Новой хронологии" роль лингвистических и филологических вопросов настолько велика (в сравнении с ранними работами Фоменко), что ее можно рассматривать и как специальное сочинение на эти темы. В его работах наблюдаются открытое соприкосновение с филологической и лингвистической проблематикой (непосредственное обсуждение слов или текстов) и скрытое соприкосновение; например, когда утверждается, что даты затмений не сходятся с сообщениями древних историков и летописцев, читатель вряд ли осознает, что вторая колонка - результат филологического анализа, и ее надежность полностью зависит от того, насколько успешно произведен этот анализ. А установление точного смысла древнего сообщения - задача далеко не простая; прежде всего филолог должен работать с оригиналом, а не с переводом. Сенсационное "разоблачение" свидетельства Фукидида о затмении (об этом говорилось выше - М. Ж.) основано на некотором толковании того перевода, которым пользовался Фоменко, а не оригинала. К тому же оно включает чисто астрономическую ошибку: Фоменко почему-то утверждает, что при частичном затмении звезды не видны, хотя это неверно не только относительно крупных звезд (Вега, Денеб, Альтаир), но и относительно Венеры и Юпитера. К тому же филологический анализ должен включать и соображение о том, что тот же Фукидид - писатель, а не протоколист, и что в летописях какие-то детали могли быть изменены при позднейшем редактировании.
Если список затмений по данным астрономии и по данным древних источников не совпадает, можно сделать вывод о том, что некоторые древние источники либо неточны (или дошли до нас с искажениями), либо неверно нами истолкованы. Фоменко же делает вывод о том, что затмение, упомянутое Фукидидом, было не в 431 г. до Р. Х., а в 1039 г. по Р. Х., и соответственно сдвигает всю историю человечества. Вывод этот он представляет почти как математическую очевидность, между тем как он построен на двух скрытых от читателя презумпциях: 1) Фукидид описал затмение протокольно точно, 2) Фоменко безошибочно истолковал текст Фукидида; между тем первое необязательно верно, а второе просто неверно.
И еще раз: использование математических методов в науке само по себе вовсе не гарантирует прогресса в этой науке; все зависит от того, как решаются вопросы содержательного характера при отборе материала для дальнейшей математической обработки, и если этот этап работы проведен неквалифицированно (или в катастрофическом случае предвзято), то из математического результата для науки ровно ничего не следует.
Переходя к открытым обращениям Фоменко к вопросам лингвистики и филологии, сразу следует сказать, что его построения находятся на уровне самого примитивного и невежественного дилетантизма, а лингвистические ошибки таковы, что в математике им соответствовали бы, например, ошибки в таблице умножения. То, что "Новая хронология" - книга полупопулярная, оправданием быть не может: в популярном изложении позволительны упрощения, но не ошибки.
Если рядовой человек, "человек с улицы" с детства владеет каким-то языком, ему как правило в голову не приходит, что он еще не все знает об этом языке, и он не понимает, зачем вообще существует лингвистика. На таком уровне и находится Фоменко. Невозможно рассмотреть легион его лингвистических абсурдов, придется ограничиться немногими.
Тезис о том, что Лондон прежде стоял на Босфоре, обосновывается так: "Мы считаем, что первоначально "рекой Темзой" назывался пролив Босфор <...> По поводу Темзы добавим следующее. Это название пишется как Thames. События происходят на востоке, где, в частности, арабы читают текст не слева направо, как в Европе, а справа налево. Слово "пролив" звучит так: sound. При обратном прочтении получается DNS (без огласовок), что, может быть, воспринималось иногда как TMS - Темза" (НХ).
Человек, знакомый хотя бы с начатками науки о языке, может воспринять эту галиматью только как пародию для капустника. Для недостаточно знакомых дадим пояснения. Что касается принципа "существенны только согласные", то он показывает, что авторы кое-что знают о семитской письменности, в которой в наиболее употребительном варианте письма действительно записываются в основном согласные (это связано с особенностями структуры семитского корня, состоящего из трех как правило согласных, огласовки которых передают различные грамматические значения), хотя и без гласных не обходится. Но к другим письменностям это отношения не имеет, и применять этот принцип к другим языкам нельзя. Между тем у "новых хронологов" мы встречаем: "древнеславянский текст это тоже цепочка согласных без "огласовочных знаков"" (НХ). Одного этого утверждения в книге лингвиста было бы достаточно для того, чтобы и она, и ее автор лишились всякого доверия. Но Фоменко, к счастью для него, не лингвист; он постоянно сводит слова к "костяку из согласных", на чем и основывает свои выводы.
Рассуждение о том, как читают "на востоке", особенно сильно заставляет подозревать, что авторы просто смеются над читателями (вообще не оставляет мысль, что перед нами - широко осуществляемое издевательство над гуманитариями, но жертвой его становятся в первую очередь поклонники Фоменко). Если верить Фоменко, то слово Москва араб читает как Авксом, Новгород - как Дорогвон. Вот так почитают - и пойдет гулять по России новое слово, и начнут люди постепенно называть Новгород Дорогвоном. Этот прием также используется многократно, и в результате "арабского" прочтения провозглашается, что Самара - это Рим; приходится, правда, пожертвовать буквой С, но если тождество и так очевидно (очень похожи!), то неужели нельзя пренебречь одной буквой?
Приведенная выдержка показывает также полное непонимание того, как соотносятся письмо и звуковая речь, что характерно для всех дилетантов в лингвистике. Между тем язык существует независимо от того, есть для него письменность или нет, и передается от поколения к поколению через устное общение. Принцип Фоменко "элементы звукового состава слова, не фиксируемые на письме, путаются, забываются" (НХ) применим только к такому письменному языку, на котором сохраняются (возможно, и создаются) тексты, но нет общенародного устного общения. К живым языкам это никакого отношения не имеет, в противном случае бесписьменный язык не имел бы никаких шансов сохранить сходство со своим древним состоянием. В действительности, например, лужицкие бесписьменные языки, просуществовав пять веков в немецком окружении, остались славянскими; цыганский язык в существенных чертах сходен с индоевропейскими языками Индии, откуда и вышли цыгане... Родство бесписьменных языков сохраняется не хуже, чем письменных. Однако Фоменко считает, например, что люди всегда знакомятся со словом в его письменной форме; кто-то прочел неправильно - и слово изменилось. Так он производит и революцию в географии: "воинские отряды, владетельные князья" перевозили с собой архивы и на основании архивных документом переименовывали те местности, где оказывались, а "с распространением печатных карт названия более или менее на них застыли" (НХ). Теперь понятно, что Темза переехала на Мраморное море не по безумию, а по новой науке. По Фоменко получается, что, например, живет на реке безграмотный рыбак и называет эту реку Дон, а его сын, тоже неграмотный, не знает, как ее и назвать, потому что в записанном виде этого названия никогда не видел (а с отцом, очевидно, не разговаривает - М. Ж.). А тут пришлый правитель прислал чиновника с документами и с картой, и тот объяснил местным, что это река Москва. Правда, в силу неграмотности населения таких чиновников, очевидно, приходилось многократно посылать вновь. Таким образом утверждается, что Монголия - название, бытовавшее в "Русско-Ордынской империи", затем "двинулось лишь на бумаге, - то есть на романовских картах, - на далекий восток. При этом существенно уменьшаясь в размерах. Наконец, оно остановилось над территорией современной Монголии. Исконные жители этой области и были (на бумаге!) назначены, тем самым, "быть монголами"" (НХ). Знали бы это китайцы - не строили бы Великую китайскую стену для защиты от несуществущих монголов!
Сближение слов играет в построениях Фоменко огромную роль, встречается почти на каждой странице и призвано подтверждать ревизию истории, причем зачастую является единственным подкреплением очередной идеи. Но говоря о словах, авторы "новой хронологии" обычно не уточняют, о словах какого языка (и какой эпохи) идет речь, явно не считая это чем-то существенным. Язык в их глазах - более или менее однородная субстанция, разлитая по всем странам и эпохам; этому способствует и запись слов всех языков (кроме английского) русскими буквами. В русской транскрипции особой беды нет, но ведь упрощенная запись просто не позволяет увидеть, что в фонетике соответствующего языка дело может обстоять и не так, как в русском. Так, рассуждая о библейском термине Рош, авторы утверждают, что уже византийцы были уверены, что здесь речь идет о русских и прямо так и писали - князь Рос. Но эта сильная идея - всего лишь элементарная лингвистическая безграмотность: в греческом языке, на котором написаны соответствующие сочинения, звука ш нет вообще! Поэтому и в русском языке в тех семитских именах, которые мы заимствовали через греческий (Соломон, Иисус, Ассирия), место исконного ш занимает с.
А английские слова (разумеется, в современном произношении) неким недоступным банальному уму образом присутствуют в жизни любых стран и эпох (средневековой России, Византии, Аравии). Решающий "аргумент" в отождествлении Роша и Руси - то, что по-английски Russia читается как [раша]. Точно так же английский язык "помогает" разъяснить арабское слово хиджра, которое фоменковцы почему-то читают как геждра (как снисходительно замечает по поводу этой ошибки А. А. Зализняк, "смешно говорить о таких мелочах, когда речь идет о революции в науке").
Русский язык оказывается еще более вездесущим, чем английский, но тоже в каком-то странном виде: Чермное море (древнерусск. и церковнослав. чермный 'красный') у Фоменко вовсе не Красное, а Черное; скот(т)ы (жители Шотландии) - это якобы скифы, потому что скифы разводили скот; патриций времен папы Григория VII Иоанн Кресцентий - это Иоанн Креститель (и не все ли равно, что по-латыни Crescentius и Baptista 'Креститель' имеют между собой мало общего - кто же мешал им там, в Риме, читать Евангелие по-русски?).
Значение слов у Фоменко не закреплено за языками: если греч. basileЪj значит 'царь', то и по-русски то же самое. Это убеждение позволяет разгадать то, что фальсификаторы надеялись скрыть навеки: Василий Блаженный - это не кто иной как Иван Грозный в конце жизни (если точно по Фоменко, то последний из четырех царей, в сумме составивших Ивана Грозного). Так что если из текста Фоменко неясно, в каком именно языке произошла та перемена, о которой в данный момент толкуется, - знайте, что авторы не придают этому пустяку решительно никакого значения.
Между тем созвучия слов обладают силой эмоционального и эстетического воздействия, и наивно-поэтическое ощущение связи созвучий присуще каждому ребенку, а многим - и во взрослом возрасте. Поиск созвучий - дело поэтов или игра, но некоторые любители принимают это занятие всерьез как нечто наукоподобное. Как правило, они не любят контактов с профессиональными лингвистами. Вот так и авторы "новой хронологии" наивно убеждены, что если два слова (неважно, одного языка или разных) сходны по звучанию, то можно утверждать, что они связаны родством или какой-то иной неслучайной связью. Они не знают или не хотят знать, что уже двести лет как существует сравнительно-историческое языкознание - дисциплина, разрабатывающая методы отличения родственных слов от случайно созвучных. Фонетический облик слов предопределяют регулярные фонетические изменения, каждое из которых ограничено определенным языком в определенный период его истории. Родство двух слов в родственных языках проявляется не в одинаковом звучании, а в том, что различия в их звучании подчинены правилам фонетических соответствий. От отношения родства отличаются отношения заимствования из родственных (русск. ксёндз из польского) или неродственных (харакири из японского) языков, при этом фонетические соотношения подчиняются иным, но тоже определенным правилам. Процедура проверки возможности сближения слов довольно кропотлива и длительна.
Но никаких следов знакомства с принципами исторической лингвистики "новые хронологи" не обнаруживают. "Этимологический словарь русского языка" М. Фасмера, которым уже привыкли пользоваться тысячи людей, интересующихся происхождением русских слов, они игнорируют - чем Фасмер лучше них? Иногда нежелание считаться с лингвистической наукой подводится под некое подобие теоретической базы, поскольку-де эта наука связана с хронологией, а при перемене хронологии сразу теряет свое значение. Заявление это столь же невежественное, сколь и высокомерное, потому что для определения направления языковых заимствований абсолютная хронология вовсе не применяется.
Итак, лингвистические способы сближения слов чужды "новым хронологам", они употребляют критерий "внешнего сходства", причем лингвистически правильного примера среди их материалов нет. Для них не имеет значения, относится ли сравниваемая часть слова к корню или к суффиксу, например, Irish 'ирландский' (корень Ir- + cуффикс -ish) и Russia якобы одно и то же, и получается, что Россия и Ирландия, у которых, кроме -ия, совпадает только р - в прошлом одна и та же страна. Совсем как у Гоголя: "Я открыл, что Китай и Испания совершенно одна и та же земля, и только по невежеству считают их за разные государства. Я советую всем нарочно написать на бумаге Испания, то и выйдет Китай". А если уж совсем сходства не получается, можно прочесть слово задом наперед полностью (а можно и частично, и тогда получается Хорезм=Кострома). Еще примеры из Фоменко: еврей=иерей, Ахилл - 'противник французов': А-ГАЛЛ... А вот знакомое: "новые хронологи" присоединяются к кришнаитам (или это те воспользовались их достижениями?) в утверждении, что Кришна означает Христос; Кришна харе Рама - Христос кир (царь) Римский.
Если методику сближения слов Фоменко перевести на язык математики, то получится следующее рассуждение: "Квадрат числа часто оканчивается на ту же цифру, что и само число, не правда ли? Вот: 1?1=1, 5?5=25, 6?6=36. Почему бы не предположить, что 7?7=47?"
Далее А. А. Зализняк переходит к фоменковским этимологиям, то есть происхождениям слов. Очень ясно объяснив принципы этимологического поиска, он приводит построения "новой хронологии" касательно слов мусульмане и Ярославль, как и реальные их этимологии, и заключает: ценность этимологической продукции Фоменко и присных равна нулю.
Не останавливаясь на таких мелочах, как отдельные слова, фоменковская научная революция затягивает в свою мясорубку целые языки и письменности. Так, мы узнаем, что еврейский язык - это иероглифическая система записи греческого языка и что египетская иероглифика - это тексты на исходном еврейском языке. Обсуждать этот великий переворот в египтологии, гебраистике и эллинистике невозможно; остается только восхититься скромностью авторов, которые ограничились отменой (или склеиванием) всего нескольких языков, а остальные на радость традиционалистам оставили как есть.
ТЕЗИС О ВСЕЛЕНСКОЙ ФАЛЬСИФИКАЦИИ ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКОВ
Согласно Фоменко, ни один список ни одной из русских летописей не написан раньше Радзивилловской летописи (о ней см. выше - М. Ж.), а сама она изготовлена кенигсбергскими немцами к моменту проезда Петра I через Кенигсберг. Степень добросовестности авторов высвечивается, когда они, во-первых, утверждают, что ни одна из русских летописей не написана на пергаменте (это им нужно для того, чтобы отстоять их позднее происхождение), что неверно, а во-вторых, в той же книге, правда, на много страниц далее, цитируют Н. Морозова, замечающего, что Лаврентьевская летопись написана на пергаменте. О нелепости утверждений, касающихся Радзивилловской летописи, достаточно подробно написал Л. В. Милов; А. А. Зализняк вполне с ним согласен и только приводит некоторые дополнительные аргументы.
И хотя отмена "первородства" Радзивилловской летописи уничтожает всю фоменковскую картину русского летописания, автор останавливается на тезисе, провозглашенном Фоменко и кардинально необходимом для всех его построений: в истории как России, так и многих других стран имела место массовая фальсификация памятников письменности. Фоменко считает, что сколько-нибудь достоверная история России начинается с XIV в., до этого - "темные века": люди, упоминаемые в летописях, никогда не существовали; правители - это "дубликаты", фантомы, литературные тени реальных правителей, живших на четыре века позже; малая горсточка событий - тоже "дубликаты" последующего, прочие - вымысел, плод либо заблуждения, либо сознательной фальсификации со стороны тех, кто в XVII-XVIII вв. сочинял русские летописи. Правда, эта идея вступает в противоречие с фактами: на древних актах и книгах ставятся даты, а нередко - и имя правящего князя, и эти даты согласуются с летописями. Конечно, Фоменко может сказать, что и это - результаты подделки. Вся его концепция построена на идее фальсификации и всеобщего беспамятства народов. Фоменковский мир населен фальсификаторами, а уж историки для него - почти то же, что мошенники. Не обсуждая деликатный вопрос о том, везде ли и всегда ли книжники по указке властей сочиняли фиктивные летописи, обратимся к вопросу о том, мог ли книжник вполне успешно выполнить эту задачу, чтобы избежать последующего разоблачения.
Несомненно, письменные документы подделывали и подделывают; в истории это, как правило, акты, дающие право на собственность или титул. Иные подложные акты выявлены, относительно других ведется дискуссия. В принципе возможно, что подложны и некоторые другие акты, которые мы считаем подлинными, - особенно если фальсифицировано только содержание. Тогда почему бы не допустить, что прав Фоменко, предполагающий массовую фальсификацию? Рассмотрим ситуацию подробнее.
Для начала фальсификаторы должны были выдумать древнерусский язык XI-XIII веков, отличающийся от языка не только XVII в., но и XIV в. Фоменковцы могли бы возразить, что этот язык и есть выдуманный, а лингвисты на самом деле ничего не знают, но поверить в это может только тот, кто никогда не задумывался о том, какой сложный и деликатный механизм представляет язык в определенный момент своего существования, тем более - в своей жизни на протяжении веков. Каждый элемент языка проходит некую эволюцию, сложным образом сопряженную с эволюцией всех прочих элементов; ситуация осложняется еще и наличием диалектов.
Вот единичный упрощенный пример - словоформа 'шлю' в новгородском диалекте древнерусского языка:
XI в. и 1-я четв. XII в. сълю (буква ъ обозначает особый звук; 2-4-я четв. XII в. и 1-я пол. XIII в. сълю или слю; 2-я пол. XIII в. и 1-я пол. XIV в. слю или шлю; 2-я пол. XIV в. и позднее шлю. Так эволюционирует фонетика; но эволюционируют еще и морфология, синтаксис, словарный состав.
Памятники древнерусского языка XI-XIII вв. обнаруживают на протяжении этого периода плавную эволюцию, продолжавшуюся и в последующее время. Многие слова этого периода в дальнейшем исчезли, но их реальность, кроме памятников, подтверждается и данными сравнительно-исторического языкознания.
Начертание букв - предмет палеографии - представляет непреодолимый барьер для версии о массовой фальсификации. Знание правил изменения начертания букв позволяет датировать документы с точностью до 50-100 лет. Фальсификатор XVII в. должен держать перед глазами образец письма того времени, к которому он намерен отнести свою подделку, причем для того, чтобы повторить все начертания безошибочно, нужны сверхъестественная точность и талант. А изобрести письмо определенного времени так, чтобы его особенности укладывались в общую эволюцию данной письменности, попросту невозможно. Допустить, что фальсификаторы могли воссоздать картину раннего древнерусского языка и его эволюции, можно ровно в той мере, как то, что дети в детском саду, играя детальками и проволочками, могут собрать компьютер.
А если вопрос о подделке письменных памятников стоит не для древнерусского языка, а для латыни и для периода ок. двух тысяч лет, то проблема еще осложняется. За это время живая латынь развилась в группу родственных романских языков с множеством диалектов внутри каждого, а литературная латынь между тем продолжала использоваться в Западной Европе как язык официальных документов, религии, летописания, науки, и в этой ее форме тоже происходили изменения, хотя они в основном касались только словарного состава. Из громадного количества латинских рукописей и надписей значительная часть относится ко времени до II тысячелетия по Р. Х. Это, например, сочинения Плавта, Цезаря, Горация, Вергилия, Тацита, отцов Церкви и других авторов, документы всех типов и надписи. Ныне усилиями очень большого числа филологов и лингвистов открылась картина плавного изменения латыни во времени по сотням параметров; стали ощутимы цепочки, приводившие изначальную латынь к отдельным языкам и диалектам (особая цепочка изменений - от классической формы литературной латыни к средневековой). Латинское стихосложение отличается от стихосложения всех живых языков; оно учитывает различение гласных по краткости и долготе, не отражающееся на письме, но породившее некоторые последствия в романских языках. Все, сказанное о русской палеографии, графике и орфографии, относится и к латыни. Астрономический объем информации, которым должен бы владеть фальсификатор латыни, сам по себе заставляет отвергнуть эту богатую идею как нереальную.
К тому же для того, чтобы придумать латынь, нужно было бы знать сравнительную грамматику не только романских языков, но и всей индоевропейской семьи, так как многие слова и формы латыни не отразились в романских языках, но находят правильные соответствия в языках других ветвей этой семьи. Исключения в латинской грамматике (их там достаточно) также находят свои параллели в других индоевропейских языках, в том числе, например, в хеттском, расшифрованном только в начале ХХ века[30].
А почитать Фоменко... "В XII-XIII веках было, по-видимому, специально создано два новых письменных языка - церковно-славянский и латинский" (НХ); в XIII-XIV веках в богослужении греческий язык "был заменен на западе латинским языком - то есть итальянским, смешанным с греческим" (НХ). Вот так; поистине, как сказано в книге пророка Даниила, взвешен и найден очень легким (ср. Дан 5:27).
Далее А. А. Зализняк иронически рисует "широкомасштабную" картину деятельности гипотетических фальсификаторов (если бы они существовали), невероятный объем их трудов и забот: согласование фальшивок всех стран и народов, придумывания родословных, переплетающихся между собой, на всей территории Старого Света... А надписи на предметах! А как тяжко было бы вскрывать полы в храмах, чтобы создать надпись на том уровне, на каком она и должна была находиться согласно археологии! А каково было сбивать штукатурку, делать надпись и снова заштукатуривать стену? Но это все не беда по сравнению с новгородскими берестяными грамотами, в которых постоянно обнаруживаются совпадения с летописью, - ведь их нужно было еще и закапывать в землю каждый раз на строго соответствующую глубину... Поневоле задумаешься: а вдруг грамоты не поддельные, а подлинные? Но нет, это противоречит блестящим историческим очеркам Фоменко; да и вообще он установил, что Новгород - это Ярославль. А то, что наряду с грамотами в раскопках обнаруживается множество печатей с именами названных в летописи епископов, князей и посадников - ну что же, значит, штаб фальсификаторов работал сверхчетко (располагая при этом объемом информации, ненамного уступающим Интернету) и множество агентов проявляло рвение свыше человеческих сил. Ну, а вдруг придет в голову, что если Новгород - это, как пишет Фоменко, затрапезный городишко на Волхове, то откуда в нем восьмиметровый культурный слой (прираставший со скоростью 1 см в год)? - Наверное, умники из штаба завозили; может быть, и из Ярославля.
Тяжело приходилось штабу российских фальсификаторов, но их западноевропейским коллегам было еще тяжелее: им нужно было заполнить ложными данными целое тысячелетие бесчисленных латинских рукописей, а для имитации последних веков этого тысячелетия - сочинять и на древнеанглийском и древневерхненемецком и еще на десятке древних языков. И вроде бы простое дело - сочинить стихотворения Катулла, речи Цицерона, "Энеиду" Вергилия, - но ведь нужно было их между собой переплести многочисленными отсылками и не перепутать! А еще ведь тысячи второстепенных и третьестепенных авторов! И база данных генштаба должна была включать римский пантеон с особыми ритуалами в честь каждого божества, систему государственных должностей, правила гладиаторских боев и устройство римских бань! Удивительно слаженно работал гигантский орготдел генштаба, особенно если учесть, что одни католики, другие протестанты, одни англикане, другие кальвинисты, одни почитают папу, другие его проклинают, монархи капризничают, все время войны, - а тут такое дело делать надо!
"Корпус латинских надписей" содержит множество томов; все эти надписи на тысячах камней нужно было развезти во все концы якобы существовавшей Римской империи и вкопать, где надо, одновременно уламывая хозяйничающих там турок. А покрыть надписями триумфальные арки, пусть и в самом Риме! А забраться под слой вулканического пепла в Помпеях! И вообще очень уж помпейские надписи не согласуются с идеями Фоменко - неужто из-за каких-то надписей и прочих фактов ставить его под сомнение? А ведь в отдаленных монастырях в горах или на островах сидели не охваченные заговором грамотеи, которые могли по простоте писать правду. Значит, штаб обязан был про все эти сочинения узнать, разыскать и уничтожить.
А мусульманам разве легче было? Одних генеалогий потомков пророка на те 700 лет, которые отделяют принятую дату начала мусульманской эры (622 г. по Р. Х.) от той, которую вычислили Морозов и Фоменко, сколько нужно было написать? А если принять, что все люди и события в любых странах, относимые по традиции ко времени ранее Х в. по Р. Х., суть фантомы, то работы по сочинению истории Египта, Месопотамии, Палестины, Индии и Китая было поистине невпроворот.
Да, были люди! Интеллект безмерный, талантов целые плеяды, труд невообразимый - и при этом полное смирение с тем, что о тебе никто никогда не узнает. Ведь и о масонах все в конце концов выяснили, о секретных службах и говорить нечего - чуть кто перебежит, так и все тайны выложит. А тут насовершали лингвистических открытий - и потомкам ни слова, так что в XIX веке все пришлось открывать заново. А как свято между собой жили - ни ссор, ни конкуренции, сплошная международная и межконфессиональная солидарность. Например, после Варфоломеевской ночи фальсификаторы-католики и уцелевшие фальсификаторы-гугеноты в прежней гармонии продолжали свой тайный труд. И зря Фоменко унижает сих тайных героев, считая, что они угодничали перед властями: вот Григорий Котошихин перебежал в Швецию, все подробно изложил, а о том, что не было никакого Ивана Грозного - молчит. Власти меняются, а герои молчат - не иначе как ради святости дела - Великой фальсификации, грандиозная цель которой состоит в том, чтобы всех обмануть!
"ДИНАСТИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИЗМЫ"
Главное основание для радикального пересмотра истории для Фоменко - открытый им якобы "параллелизм династических потоков", который состоит в том, что последовательность правителей определенной страны, зафиксированная на протяжении определенного периода времени, фактически копирует последовательность правителей той же (а иногда и другой) страны, зафиксированную для более позднего периода; из этого делается вывод, что летописная история фиктивна. Действительно, если такие параллелизмы имеют место, то историк обязан их объяснить. Фоменко постоянно внушает читателю, что если ряд его других положений суть гипотезы, то династический параллелизм - объективный факт. Многих эта проблема интригует и озадачивает, но мало кто дает себе труд рассмотреть ее чуть более пристально. Между тем единственный параметр для строения "параллели" - длительность правления, а вовсе не совпадение имени (хотя оно бывает) и даже не сходство, а также не место действия, не обстоятельства восхождения на престол и кончины, не состав семьи и окружения, не события правления. Непонятно, почему фальсификаторы, произвольно менявшие все другие обстоятельства, так прочно придерживались истинности именно этого параметра, не придумывали и его, а именно здесь оставались честными. На самом деле это рассуждение - частное проявление общего принципа Фоменко: любое сообщение не заслуживает доверия, следовательно, никакое количество сообщений о некоем периоде не мешает ему считать, что этот период - tabula rasa (лат. 'чистая доска' - М. Ж.), годная для заполнения догадками. Исключение из этого правила - любые сообщения, удобные для концепции Фоменко; здесь безусловного доверия заслуживают даже мелкие детали.
Главный "династический параллелизм", требующий пересмотра истории Руси - якобы доказательство того, что история Киевской Руси с 945 по 1174 г. (229 лет) - "дубликат" истории Московской Руси с 1363 по 1598 г. (235 лет). Вот как это иллюстрируется:
Святослав 945-72 (27 лет) - Дмитрий Донской 1363-89 (26 лет)
Владимир 980-1015 (35 лет) - Василий I 1389-1425 (36 лет)
Это впечатляет, но между Святославом и Владимиром правил Ярополк (972-980); тем самым оказывается, что кого-то из правителей можно и опускать.
Святополк 1015-19 (4 года) - Юрий Дмитриевич 1425-31 (6 лет с перерывами)
Ярослав Мудрый 1019-54 (35 лет) - Василий II Темный 1425-62 (37 лет).
В действительности Святополк правил около года, а затем, через два года, еще около года. Годы правления Юрия Дмитриевича подсчитаны дважды, второй раз - в составе лет правления Василия Темного. Поскольку ослепление последнего никакого решительно сходства не имеет с блистательной судьбой Ярослава Мудрого, пришлось искать параллель этому событию уже с интервалом не в 410 лет, как было задумано, и не среди правителей, а среди их родичей: ослепление князя Василька Теребовльского в 1097 г. Очень гибкая методика.
Всеволод 1054-93 (39 лет) - Иван III 1462-1505 (43 года).
Очень сильное впечатление: Всеволодом названа совокупность княжений четырех князей: Изяслав 1054-68, Всеслав 1068-69, Изяслав 1069-73, Святослав 1073-76, Всеволод 1076-77, Изяслав 1077-78, Всеволод 1078-93. Вылитый Иван III.
Следующая параллель реализует уже совершенно невиданную степень свободы. Справа, согласно летописи, должен быть Иван Грозный 1533-84 (51 год). Слева ему соответствуют (даты опускаем) братья Мстислав и Ярополк (9 лет), Всеволод (7 лет), Изяслав (9 лет), Юрий Долгорукий (9 лет), Изяслав Давыдович и Мстислав Изяславич (в сумме 12 лет). А справа опять-таки не Иван Грозный, а "семибоярщина" и четыре разных лица, которые, по догадке Фоменко, были заменены во всех летописях историками романовского периода на царя Ивана. В завершение:
Андрей Боголюбский (17 лет) - Федор Иоаннович (14 лет).
Оказывается, идея параллелизма всесильна, потому что верна, а если летописи ей не соответствуют, то тем хуже для летописей. А ведь мог бы гуманный Фоменко расчетверить и Ивана III, но помиловал и вместо того склеил четырех князей в одного. На этом фоне бледнеет и весьма приблизительное равенство длительности соответствующих царств даже и в относительно удачных случаях.
Заметим, что в цепочке чисел, выражающих длину царствований, не все числа математически одинаково информативны: наименее информативны числа ок. 25-30, приближающиеся к средней длине поколения (это наиболее вероятный срок правления одного лица). Самые информативные сроки - длинные, как, например, 72 года правления Людовика XIV или 64 года королевы Виктории. Малые сроки менее информативны, в частности, потому, что частотны в годы смут и междоусобиц. В параллелях Фоменко благополучные сравнения дают именно числа, близкие к 25-30, а при больших числах (43 у Ивана III, 51 у Ивана Грозного) конструкция терпит крах, и для ее спасения приходится либо объявлять летописи фальсифицированными, либо фальсифицировать их самому. Не надо быть математиком, чтобы понять, что означает этот факт для оценки достоверности всей конструкции.
Если свести воедино реальные длительности рассмотренных древнерусских правлений, закрыв глаза на то, что у Фоменко в первой из цепочек иногда указано по два князя на одно звено и на другие мелочи, получаем:
X-XII вв.: 27-8-35-4-35-14-1-4-3-1-1-15-32-14-7-9-9-12-17.
XIV-XVI вв.: 26-36-6-37-43-28-51-14.
Соотношение этих цепочек мало напоминает равенство хотя бы по количеству звеньев, зато наглядно представляет масштаб искажения реальных летописных данных, понадобившегося для того, чтобы представить эти цепочки в виде почти одинаковых. А именно эта ловкость рук служит в учении Фоменко главным "объективным основанием" всей "новой" хронологии Руси.
Другие "династические параллелизмы" открывают и дополнительную свободу маневра: можно переставлять правителей местами, можно жонглировать сроками фактического и официального пребывания у власти, можно указывать, что правитель R1 - с одной стороны, "дубликат" правителя R2, а с другой - правителя R3.
Далее А. А. Зализняк предлагает читателям самостоятельно построить "параллелизм", например, французских королей и египетских фараонов, формулируя "правила" подтасовки и огрубления данных, и резюмирует: методика построения "династических параллелизмов" - вовсе не объективная констатация; она допускает такое количество степеней свободы, что позволяет получить почти любой результат при почти любых исходных данных. В подлинных летописных данных об истории Руси никакого "параллелизма" попросту нет, как нет в нем и математического метода: математически безупречно Фоменко доказывает лишь то, что вышедшая из его мастерской цепочка А неслучайно совпадает с вышедшей из той же мастерской цепочкой В. При проверке остальных "династических параллелизмов" все исходные данные следует брать только из самых традиционных источников.
Нетрудно заметить, что отношение Фоменко к фактам при установлении "династических параллелизмов" и при сближениях слов по существу одинаково: если факты не укладываются в предлагаемую схему ("тем хуже для фактов!"), то их видоизменяют до тех пор, пока процедура на становится безотказной. Это - бесценная находка для всякого, кто захочет произвести революцию в какой-либо науке (какой не жалко).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
"Новое учение" об истории никогда не привлекло бы к себе внимание, не будь его автор именитым математиком. Сейчас достаточно публикуемых сочинений, авторы которых перекраивают историю - каждый в свою сторону и с фоменковским размахом; они же непременно используют и рассуждения о происхождении слов, причем совершенно такого же уровня[31]. Но имя академика-математика для читателя - гарантия высших критериев логичности, обоснованности и доказательности, которые в общественном сознании привычно ассоциируются с математикой. На деле же степень бездоказательности утверждений Фоменко превосходит все, с чем можно столкнуться в сколь угодно плохих филологических или исторических сочинениях. Так, сообщая, что обстоятельно он арабские источники еще не изучал, Фоменко тем не менее утверждает, что "раскол между мусульманством и православием <...> произошел <...> лишь в XV веке" (НХ).
Но если в критической части Фоменко все же считает нужным находить аргументы, то в, так сказать, конструктивной он действует как ясновидец. Это позиция пророка, гуру, главы религиозной секты, но только не ученого. Учение Фоменко давно проскочило ту стадию, когда оно могло бы сыграть роль стимулятора для исторических исследований (а в истории проблем хватает). Автор "новой хронологии" столь прочно поставил себя вне науки и вне здравого смысла, что историки-хронологи уже не будут раскапывать эту гору абсурдов в поисках рационального зерна.
Однако ошибочная концепция истории - это малый грех. Но в нынешнюю эпоху, когда классический научный идеал находится под натиском иррационализма (ясновидение, гадание, суеверие, магия и т. д.), Фоменко, пользуясь традиционным авторитетом математики, внедряет в молодые умы представление о том, что можно свысока относиться к традиционным исследованиям гуманитарных наук и любому утверждению этих наук противопоставить свою интуицию.
Фоменко нанес тяжкий урон престижу математики и математиков в общественном сознании.
