Речь о том, что кто-то (не помню уже кто) предлагал нам искать "вечное, доброе" не в рассказе, а в человеке, что в данном контексте вещи разные. Так понятнее?

Про хреново и т.д. - Сэлинджера почитайте.
White, а если человек не писать не может, давайте пусть он сдохнет лучше?

Про хреново и т.д. - Сэлинджера почитайте.
White, а если человек не писать не может, давайте пусть он сдохнет лучше?

Я всегда знала, что Фузз реальный чел)

Ну, Аномалия, ну что за, извините, пожалуйста, за десткий сад?

Я вернулась в интернет, и вернулась Идеология, и у меня сейчас весна, у меня сейчас все лучше, чем нормально.
Правда, и я уже не срываюсь на грубости и на крик.
И не буду

А писать - сам человек решает, сколько ему писать, как и т.д., да и почти всегда это от самого человека не зависит, само льется, и никто ведь не просит это читать. Никто же

давайте больше не снисходить до крика/глупостей/и прочих

ОДИН ИЗ ДНЕЙ, КОГДА ПРИЛИЧНО УМЕРЕТЬ.
...Ты хочешь умереть именно так, как это ни самонадеянно, но только так, никак иначе, только книгой. Иначе будет пустота. Ты безумно хочешь умереть сейчас, не от горя, муки, дряни, а с этим волшебным внутри, блаженно. Сейчас только так надо умирать. Это один из дней, вернее ночей, когда прилично умереть.
...Ты умерла.

С появлением эмо по-моему все вдруг отупели, и теперь наклеивают этот ярлык на все попавшееся под руку.

С появлением эмо по-моему все вдруг отупели, и теперь наклеивают этот ярлык на все попавшееся под руку.

я в этой игре не участвую
не надо
я не вступаю в распри

а на конструктивную критику тоже не отвечаешь?

а на конструктивную критику тоже не отвечаешь?

Ты вернешься?

рассказ

– Ну… Пока. Я ушел.
Дверь захлопнулась, Алексей ушел, повернулся ключ в замке, и все вновь затихло. Вероника сидела в кровати, согнув ноги в коленях и немного вытянув их, одеяло почти не закрывало ее ног. Положив руки на ноги, она то и дело вертела головой, не зная, куда бы посмотреть, где остановить свой взгляд. Вздыхала, что-то тяжелое копошилось в груди, не давая с легкостью дышать. После нескольких метаний взгляд ее упал на свою руку, на кольцо на безымянном пальце правой руки, такое обычное, назойливо желтое. Немного повертев его на пальце, она встала и пошла ставить чайник и чистить зубы.
У Вероники сегодня был выходной. А вот у Лека нет. Вероника так называла своего мужа – Лек. Так он по утрам работал консультантом, а по вечерам играл в барах блюз. Вика же работала в издательстве, более серьезных и интересных должностей ей не давали, так что порой приходилось скучать и вертеть, и мучить ручку.
В сотый раз, наверно, с утреца вздохнув, Вероника пошла гулять. В одиночестве пробираясь по улице, задевая порой кого-то локтем, она добралась до моста. Остановилась там, облокотившись на перила, чуть ли не перевешиваясь через них, она смотрела вперед на бесцветное утро, на небо, где не понятно, где грязные облака, а где что, на воду, какую-то тоже не голубую, на кольцо, дурацкое такое, будто успевшее уже, да за какие-то пару лет, тускнеть и отдавать зеленью. Теребила, теребила его на пальце, все быстрее, чтобы оно быстрее скрутилось с него, и быстрее и упало. Упало, и специально она это сделала, даже с какой-то злостью, будто кольцо это было всему виной, и сковывало, а теперь, освободившись от него, все будет лучше. Глупо.
Вечером дома они с Леком смотрели телевизор, молча. Лек вообще-то читал что-то, а Вероника смотрела куда-то в противоположную сторону.
Читал Лек долго, долго Вероника молчала, молчала так, что ничего и не заботило, только почесывала руку выше локтя. Он читал, читал, губы порой скривлялись в улыбку, но странную, вроде и не ухмылка, а вроде и не улыбка. Лек снял очки, книгу закрыл, не забыв, конечно, просунуть палец меж страниц, где остановился.
– Вер…
– У? – промычала она и обернулась. – Что?
И тут он заметил, что на руке ее нет кольца.
– А где кольцо? – сразу Лек забыл, что хотел спросить, хотя наверно и не знал, что будет спрашивать.
– Я выкинула его, бросила в воду на мосту, – сказала она как ни в чем ни бывало, будто это обычное дело – бросать обручальные кольца в воду.
– А смысл? – так же спокойно спросил он.
Вероника пожала плечами:
– Захотелось… Птица, которую окольцовывают, ей наверно уже не так приятно летать, ей все кажется, что что-то тянет ее к земле, и хотя кольцо не на крыле, крылья расправить все трудней, – она так говорила и понимала, что несет бред, зачем вообще надо это говорить?
Лек молчал, он опустил голову и даже вынул палец из книги и вообще убрал ее подальше.
– Помоги мне… – после долгого молчания сказал он.
Молчала Вероника, и вместе со слезами изнутри подкатывала бомба, готовая вот-вот взорваться и лопнуть. Вот уже и слезы по-дурацки, как прилив на реке, застыли в глазах и не могли еще выкатиться и пролиться.
– Как? – со скрипом в голосе и слезами спросила она, знала, как ужасен ее вопрос.
У него на лице слезы и мучение в душе, плохое, из худших.
– Между нами стена, между всех людей стены, мы живем, как в каком-то каменном лабиринте, где наверно и лазеек пройти друг к другу нет. Каждый человек в своей маленькой каменной ячейке. И становится сложно дышать. Мы не понимаем друг друга, – говорила Вера, – но ведь мы любим же, любим. Я хочу помочь тебе, а не могу, почему?
– Я не могу тебе ответить, мне страшно, Вер. Я не могу тебе ответить, а я хочу, понимаешь, хочу, хочу знать, когда тебе плохо, когда ты хочешь спать, когда ты не говоришь об этом и не показываешь этого…
– Почему, когда человек хочет понять, изо всех сил, он не может? Я ж тебя люблю, я ж обязана тебя понимать.
Они порыдали, обнялись, тяжко было на душе у каждого из них.
– Ты вернешься? – спросила Вероника у Лека, когда он в этот вечер уходил.
– Да. А ты?
– А я? Я никуда не пойду, я… да, я постараюсь.
Затвор двери, рукой по ней, звуки есть, чувства есть, мыслей нет…

12 октября 2006 года
Комарова Н.С.

Задумка видна, но в какой то момент ускользает, а возвращается совсем другое. Наверно автора переполняли эмоции, чувства героев рассказа. Сочинение, 11 класс. С претензией на взрослость. Про ошибки вообще умолчу, типа сидеть в кровати. В общем, если что то писать серьезно, нужно работать и работать над этим. Удачи.

К чему это

Я филолог

Оформить в текст все как то не доходят руки.

Это к тому, что кто-то филолог.

Сидят на кровати. Если В, то в постеле. А в кровати сидеть, это как вообще? В матрац что ли зашиться? Я не филолог, просто я учился в школе.
В ЛГУ , сейчас СПбГУ, когда то на филфаке шутили так. If you wont sometime some fuck, поступайте на филфак. Это не к разговору о вас, так чего то вспомнилось.
А если о вас говорить, то вот что . Зачем эта девушка сюда пишет, я спрашиваю себя. Обрести читателей? Выслушать здоровую критику? Хочет писать лучше научиться, научат здесь её что ли? Сама она понимает чего хочет? Не, ну я то допустим понимаю лейтмотив. Но я не понимаю её. Мне важно, чтоб от "чего то" получалось хорошо. Ну пусть будет, если хоть одному человеку хорошо от этого "чего то".

Для особых умников повторяю, что я филолог, причем учусь я хорошо, так что без ваших замечаний прекрасно знаю, как слова пишутся, с какими предлогами употребляются в конкретных словосочетаниях, и как произносятся.

если я написала так - значит так надо, значит в тот момент я именно так чувствовала и не иначе

почитайте, пожалуйста, обэриутов, и вообще многих поэтов и писателей, каждый околотворческий человек имеет право сочинять новые слова и новые употребления слов

а я, так как у меня по части русского языка все хорошо, считаю себя вправе говорить так как я хочу, и писать художественные, а также обычную переписку, как мне хочется

и не надо было расшифровывать, что вы имеете ввиду, я прекрасно поняла, о чем вы говорили

и не постеле, а постели

Нашла оригинал:

* * *
Ты спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Постель была расстелена,
и ты была растеряна...
Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах -
насмешливость,
и в них приказ -
не смешивать
тебя
с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это -
дело зряшное.
Ты для меня -
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той челочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Евгений Евтушенко