И вдруг оказалось, что все-таки на Манежную Владимир Владимирович среагировал. Это такой довольно страшноватый признак – того, во что сползает Россия. Собственно, во что Россия сползает и должен ли быть в России национализм? Потому что меня поразило в течение этих нескольких последних недель не только сами выступления, но и реакция на них левой гуманистической части общества, которая закричала, что национализма у нас нет, - это было как в СССР секса нет, - помните замечательную фразу? Вот тут люди кричали: в России национализма нет.

Причем, это вдруг мне страшно напомнило одну историю, - я месяц назад была в Швеции и разговаривала со шведским депутатом, политиком, спрашиваю – какое количество преступлений совершается мигрантами из мусульманских стран по сравнению с другими мигрантами. Депутат передергивается, говорит: в СССР секса нет – мы не ведем такой статистики. На следующий день я разговариваю со шведским банкиром, и на тот же вопрос он отвечает: это кошмар. Эти люди не интегрируются в общество, и наши политики, вместо того, чтобы заниматься их интеграцией, потворствуют этим людям и разводят дискуссии о том, не насилием ли будет для мигрантов учить шведский язык. Вот такие две реплики, и по ним заметно, что политики, бизнес и элита Швеции, и даже шире, Европы, по-разному смотрят на проблему интеграции исламских иммигрантов. Бизнесмены отличаются реализмом, а политики – политкорректностью.

И я с удивлением обнаружила после этих бунтов, что очень легко говорить о Европе, и очень тяжело говорить о своей стране, России, хотя в целом проблема, стоящая перед Россией, она в значительной степени является, как ни странно, производной от проблемы, стоящей перед Западной Европой. Несмотря на то, что я прекрасно понимаю, что у нас есть крайнее своеобразие нашей проблемы, и одной из этих своеобразий – это Кавказ, даже точнее, Чечня, которая берет реванш над Россией, и другое из этих своеобразий – то, что в отсутствии государства население естественно сбивается в банды, чтобы выжить.

Но действительно есть и другой аспект проблемы – цивилизационный и европейский. Который заключается в том, что после поражения фашизма во всем мире, в том числе, в России, абсолютно возобладал гуманистический левый дискурс, согласно которому нацизма следует бояться как чумы. И почему при этом, кстати, национал-социализм считается хуже социализма, а Гитлер хуже Сталина, мне никогда не понять. Но так или иначе, современное сознание травмировано насмерть тем, что случилось в германии, и любое подозрение в национализме и неравенстве воспринимается как анафема. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю.ЛАТЫНИНА: К вопросу о национализме. В 19 веке национализм и расизм в Европе выглядел совсем по-другому. Был, например, основатель палеонтологии Кювье, который без трепета писал, что характерная морда негров сближает их с обезьянами - привет Обаме. И что желтая раса - цитирую, - «неспособна к развитию». Был английский врач, Джон Даун, который умудрился назвать слабоумных младенцев «монголоидами». По нынешним временам Кювье и Даун получили бы по первое число за разжигание национальной розни. Это мерзко и ужасно, - то, что они писали. И Кювье, для того, чтобы понять, способна ли желтая раса к развитию, вовсе не надо было дожидаться, пока Янг и Ли получат Нобелевку по физике. Ему было достаточно лишь изучить историю Китая, увидеть, что большую часть технических открытий – от пороха до двойного передела железа – китайцы сделали на 500 тысяч лет раньше европейцев.

Проблема заключается в том, что пока Европа несла эту несправедливую и ужасную расистскую хрень, она покорила весь мир – за исключением Японии и России. Японии – потому что революция Мейдзи принесла в Японию европейский технический уклад, и России = - потому что это же самое для России сделал Петр Первый. Все остальные части мира в момент экспансии Европы были так или иначе колонизованы.

К тому же теории расового превосходства - они, как бы это сказать – отличались крайней неполиткорректностью и отличались одновременно и некоторым здравым смыслом. Вот приходит Колумб к карибам, и видит, что они едят человеческие ляжки. И говорит: ой, да они же людоеды. И пока европейцы были ведомы этим вредным представлением о собственном превосходстве, они покорили весь мир. И верили кстати, в то, что победит прогресс. Как-то странным образом эта расовая нетерпимость и вера во всеобщий прогресс сочеталась в Европе 19 века.

И после 1945 г. это представление стало анафемой. И случилась странная вещь: европейская цивилизация потеряла свою власть. Причем, мир развивающийся разделился на две половины: одна, как японцы или южные корейцы стали строить свою экономику. Причем не вспоминали, кто на кого ронял атомную бомбу, и кто чего нехорошее делал. А другие, как какое-нибудь Конго, сказали: ой, так это Европа виновата во всех наших бедах – они нас колонизовали. И вдруг возник левый либеральный европейский дискурс, который производное коммунизма, который ничуть не лучше, чем национал-социализм, и даже хуже, на мой взгляд, ответил: да, этом мы виноваты, мы вас колонизовали. Хотя самый простой вопрос – ребята, давайте задумаемся, почему мы вас, а вы нас? Потому что извиняться за колонизацию – это все равно как извиняться победителю на соревнованиях по боксу за свое первое место: ой, я нехороший человек – я победил. Ну, Тренироваться надо лучше тем, кто проиграл.

При этом это был только первый этап всей этой истории - когда колонизации перестала быть, и вдруг страны, которые обрели свободу – большинство из них не стали жить лучше, большинство из них стали жить гораздо хуже даже чем до колонизации. И многие из этих стран рванули в Европу, со словами: вы нам должны. И европейцы согласились: да, мы вам должны. И началась эта забава: раздавать деньги неработащим иммигрантам, которые получали все гражданские права без гражданских обязанностей. Эта забава стала личной, любимой забавой европейской социалистической бюрократии, потому что чем больше бюрократ раздает денег, тем больше его власть. И получилось, что Европа забывал национализм. Даже страшно брякнуть что-нибудь такое, как Кювье.

Но оказалось, что на Ближнем Востоке национализм не забыли – там своих мусульманских Кювье, извините, хоть задницей жуй: каждый второй – Кювье, каждый первый - Даун. И любой сомалийский иммигрант где-нибудь в Голландии или Норвегии – он получает незаработанные деньги. А когда человек получает незаработанные деньги и живет на халяву, он невольно считает себя выше остальных. Одновременно он понимает, что его социальный статус ниже. Эта проблема внутри его мозга разрешается с помощью кА КрАЗ фашистской идеологии, когда этот человек говорит: у меня есть честь, я мусульманин, я выше этих кяфиров, у меня есть честь, у них ее нет. Я свою сестру убью, если она будет гулять с неверным, а в супермаркете я, извините, работать не могу, потому что там свинину продают. И политкорректные бюрократы говорят: ой, он такой бедный, у него такие своеобразные национальные обычаи, он не может работать в супермаркете, потому что там свинину продают. И с европейской стороны сплошная терпимость, а с той стороны никакой терпимости нет, и там все в полный рост. И имеется полный консенсус, потому что одна сторона орет: вы нас обидели и по жизни нам должны, а другая говорит: да, мы вас обидели, мы по жизни вам должны.

И парадоксальным образом Россия в этом смысле является частью Европы, и, несмотря на многие несхожие моменты, есть две сходных черты. Потому что Кавказ также на халяву получает от России деньги, как мусульманские общины внутри Европы от Европы. И деньги эти, как любая халява, впрок не идут. Потому что на эти деньги кавказский чиновник покупает себе дом на Рублевке и университет сыну. Сын приезжает сюда, и делает, что хочет. А поскольку простой человек денег не получил, то он либо в лес скачет, чтобы убивать неверных, либо опять же – в Москву. И в Москве он с большой вероятностью будет грабить, потому что работы нет.

Второе. При этом в либеральном сознании существует такое же табу на обсуждение национальной проблемы, как викторианской Англии существовал запрет на обсуждение проблемы секса. В СССР секса нет, - вах, это нельзя обсуждать. Почему нельзя? - Можно. Давайте обсудим.

Вот реальная история: город Махачкала. Водитель-дагестанец проезжает блокпост. Его останавливают пять ментов. Один из них начинает орать, досылает патрон в патронник, приставляет к шее пистолет – палец стоит на курке. Мат-перемат, - выйди из машины. Водитель засовывает свой палец между курком и пистолетом – так, чтобы мент не смог выстрелить, потом он пистолет отводит, вылезает и бьет мента. И знаете, что? – он прав. Потому что он защищает свое достоинство. Этот водитель, дагестанец, показывает, что с ним нельзя обращаться, как с собакой. Конкистадор, или ююбой офицер британской армии поступил бы также. Аристократ поступил бы также. Это вопрос человеческого достоинства, за которое человек готов отдать жизнь. В нелепой ссоре, на блокпосту, случайно. А если бы мент выстрелил? Вот Д,Артаньян на дуэлях сражался за меньшее.

Как вы думаете, если бы на этом блокпосту остановили Д,Артаньяна или Атоса - реакция была бы другая? И об этом надо задуматься цивилизованным народам: что вместе с цивилизованностью мы утрачиваем человеческое достоинство. И это очень точно чувствует варварская часть общества.

Пункт второй – парень, которого остановили на блокпосту, ехал со скоростью 180 км. в час. Так парню тоже надо спросить себя: здорово – у меня есть офигенное чувство собственного достоинства, я готов за него рисковать жизнью. У меня честь, у меня у соплеменников честь. Но если мы такие крутые на Кавказе, почему мы так хреново живем, почему мы уезжаем в Европу, Москву, почему у нас дома работы нет, а есть только понты с пистолетами? Может, не надо со скоростью 180- ездить через блокпосты?

Может, немного трусости неплохо – например, для развития финансовых рынков. Ведь трудно развиваться, если каждый потерявший на бирже будет обходиться со своим брокером как парень с ментом на блокпосте.

Мне страшно, что эти вопросы не обсуждаются. Я еще раз призываю – мне кажется, что они должны публично обсуждаться – так же, как сейчас проводятся сеансы психотерапии, на которых обсуждаются сложные проблемы секса. Точно так же надо обсуждать сложные проблемы национализма.