Было время, когда церковь преследовала любые научные исследования, когда служители и защитники религии без дальних околичностей просто отвергали научные истины на том единственном основании, что они противоречат религиозному вероучению.

Было время

Науке угрожали пантеистический и панпсихический натурализм и магия. Однако ей не в меньшей степени угрожала и отвечающая на эти общие для религии и науки жесткая реакция западного христианства, особенно усилившаяся в эпоху Контрреформации и «подогретая», конечно, его расколом, в условиях недостаточной демаркации между позитивной наукой и паранаучной магией. Мы можем заключить, что кризис культуры и общества в 16-17 вв. был тотальным и глубоким: под вопрос было поставлено духовное единство европейского человечества – как его христианское ядро, так и традиционный рационализм. И тот союз науки и христианства, который тогда оформился, явился спасительным для судеб европейской культуры… От спиритуализма, анимизма и натуральной магии не было пути к новой науке, даже если бы вместе с этими учениями развился не только пантеизм, но и крайний атеизм. Антихристианство послужило всеобщему брожению умов и душ в эпоху Ренессанса, но науки не создало и не могло создать» (Визгин В. П. Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, сс. 139-141.).
Именно нескрываемый интерес диссидентской интеллигенции к коперниканству и философские спекуляции на нем и побудили Ватикан спустя полвека после публикации книги Коперника внести ее в индекс запрещенных книг. Правда – во второй ее раздел. Первый раздел составлял список книг, осужденных безусловно и подлежащих изъятию. А второй – книги, которые нельзя переиздавать без надлежащей правки (туда часто попадали книги католических богословов, в том числе и самих инквизиторов).
Так вот, эдикт 1616 г. не запрещал книгу Коперника; в нем четко указано, что разрешение на ее публикацию временно задержано вплоть до исправления, причем эти исправления должны были коснуться не научной сути, а теологических импликаций. Как сказал папа Урбан 8 флорентийскому послу в Риме Никколини, существует много католических догматов, однако неподвижность земли в центре вселенной не является одним из них (См. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987, сс. 186-187. Именно этот папа (в 1616 году он был еще кардиналом Барберини) воспротивился более серьезному осуждению книг и идей Коперника в 1616 г. Он был другом Галилея и при этом он же вынужден был организовать суд над ним.). Он же, будучи еще кардиналом Барберини, в 1615 г. говорил, что «хотел бы видеть в этих рассуждениях большую осторожность в использовании аргументов, не выходящих за рамки, предписанные Птоломеем и Коперником, а в конечном итоге не выходящих за пределы физики и математики; что же касается толкования Писания, то это дело богословов» (Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 136.).
Галилей так понимал суть этого дела: «Что касается самой книги Коперника, то из предисловия, посвященного папе Павлу 3, будут изъяты 10 строк, в которых ученый говорит о том, что его учение, как он полагает не противоречит Писанию. Как я понимаю, они могут убрать по слову там и сям, где два или три раза он называет Землю звездою. Исправление этих двух книг поручено кардиналу Каетани» (Цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 168.).
Указ 1616 года был показан Галилею, которому и пришлось через 17 лет расплачиваться за Бруно. В концепции Галилея не было ничего языческого. Не собирался он и вступать в конфликт с вероучением. Понимал он и разницу между физическим и метафизическим контекстами. \"Библия учит нас, как взойти на небо, а не тому, как устроено небо» - приводил он слова кардинала Барония.
Согласно новейшим исследованиям его судебного процесса, проступок Галилея состоял не в утверждении гелиоцентризма, а в \"евхаристической ереси\".
В инквизицию поступило обвинение Галилея в атомизме. Безобидное на сегодняшний взгляд, в контексте того века оно грозило самыми печальными последствиями.
Атомизм полагает, что есть \"неделимые\", атомарные основы веществ и стихий. Каждая качественность, следовательно, не может быть пространственно ужата дальше атомарного, предельно малого объема. Однако этот объем не равен нулю. Значит, для каждого вещества есть предельные размеры, уменьшение которых ведет к его деструкции и исчезновению. Элементарно малы атомы начальных веществ, первичных \"стихий\". Более сложные вещества, естественно, должны занимать больше пространства. Следовательно, сложно организованное тело не может быть ужато до бесконечно малого пространства. Например, поскольку человек есть \"микрокосмос\", вместивший в себя сплетение всех четырех стихий, то он не может быть ужат в минимум пространства.
Этот ход мысли вполне понятен. Но он оказался в зримом противоречии с догматами только что прошедшего Тридентского собора. Контрреформационный Тридентский Собор должен был формулировать такое понимание Евхаристии, которое ясно отличалось бы от протестантского. Для протестантов уже стал характерен \"символический\" подход к истолкованию главного христианского таинства. Евхаристия и Литургия лишь воспоминание о Тайной вечери. Реально хлеб не становится плотью Христа.
В противовес этому католическое богословие выдвинуло догмат \"пресуществления\" (transsubstаntiatio). Хлеб сохраняет все внешние \"акциденции\" хлеба, но по сути становится... мясом (\"Романизм, настаивая на существе таинства, то есть на действительности преложения земных элементов в небесное тело, истолковывает, по своей неизменной привычке, духовное действие как чисто-вещественное, и унижает таинство до того, что оно превращается в его понятиях в какое-то атомистическое чудо. Это стремление так явно, что раз, когда мне случилось переводить вслух рассуждение некоторых римских богословов в их полемике против протестантов, один благочестивый, хотя и неученый священник, бывший при том, воскликнул в ужасе: \"Господи, что же это ни говорят такое? Они, кажется, принимают тело Христово за мясо Христово?» (Хомяков А. С. По поводу окружного послания парижского архиепископа. // Сочинения. Т. 2. Богословские и церковно-публицистические статьи. Петроград, б. г. сс. 120-121).).