Прямо на наших глазах на Северном Кавказе происходит "перезагрузка" терроризма как политической практики. Трагические события в Нальчике показали, что теперь главным террористическим оппонентом российского государства будет не защитник "свободной Ичкерии", а участник "кавказского исламского террористического интернационала".

Идеи национального самоопределения, господствовавшие здесь в начале 90-х, уступают место лозунгам "чистоты ислама".

Во-первых, этническая пестрота Кавказа на практике делает радикальный национализм политической утопией. Во-вторых, борьба за превосходство "своего" этноса фактически приводит к победе этноэлиты, которая быстро коррумпируется и отрывается "от корней", замыкаясь на собственных эгоистических устремлениях. Народные же массы довольствуются ролью митинговой пехоты. Как следствие во второй половине 90-х на Кавказ пришли идеи радикального ислама или ислама "молящегося", противопоставляющего себя исламу "обрядовому (погребальному)".

По словам политолога Константина Казенина, "многовековая укорененность ислама в жизни народа периодически приводила к спору ислама "традиционного", связанного с народными религиозными устоями и практикой, и ислама "чистого", декларирующего свою свободу от "примесей" и народных традиций. При этом в ходе истории одно и то же направление ислама могло играть роль то "традиционного", то "чистого". Если в XIX в. роль "чистого" ислама сыграл мистический суфизм, то в конце ХХ в. эта роль была отведена салафийя (ваххабизму), сторонники которого объявили войну "традиционалистам" - суфиям.

Процесс распространения "чистого" ислама затронул Чечню (особенно после Хасавюрта), Дагестан и другие субъекты российского Кавказа, включая и относительно мирную западную часть региона (Адыгею, Кабардино-Балкарию). "Чистый" ислам как нельзя лучше подходит к кавказским условиям. В отличие от "традиционализма", он обращен к надэтническим и эгалитарным ценностям - эдакий "зеленый коммунизм". Для сторонников "молящегося" ислама не имеет значения принадлежность к тейпу, клану или этнической группе. Отсюда и возможности формирования "горизонтальных связей" между активистами из разных кавказских республик. В условиях отсутствия внятной идеологии и концепции российского нациестроительства салафийя стала интегрирующим фактором на Кавказе. В Нальчике, а ранее в Дагестане лозунги отделения Ичкерии от России не выдвигались, зато умами овладевала идея формирования особой социально-политической реальности без России и вне России.

Это означает то, что в наиболее нестабильном и конфликтном российском регионе принципиально изменится характер угроз. Теперь вызов российской власти будет исходить не только и не столько из Чечни. В ближайшем будущем весь Северный Кавказ превратится в поле жесткой борьбы. И очень важно правильно понимать суть этой угрозы. Беда, когда лидеры государства не осознают, с каким противником борются, какие ресурсы этот противник имеет. Министр обороны Сергей Иванов высказал гипотезу о противостоящем России "бандподполье". Еще раньше сам президент Путин призвал вести борьбу с бандитами. Значит, следуя этой логике, сегодня России на Кавказе угрожают группы "щипачей", "медвежатников" или "гопников". Между тем российской власти и, кстати сказать, либерально-модернизационному проекту в целом угрожают не подпольщики-бандиты, а политически и идейно мотивированные люди, понимающие свои цели и задачи.

При этом далеко не все исламские "обновленцы" перешли линию, разделяющую терроризм и борьбу с Россией от простого негодования по поводу коррупции и закрытости местной власти. Сегодня еще не поздно отделить "работников ножа и топора" от фрустрированной региональной интеллигенции и обыкновенных "лузеров". Было бы фатальной ошибкой записать в ваххабиты и русофобы всех оппонентов республиканских властей. Если такой шаг будет сделан, Россия недосчитается многих своих сограждан. В том смысле, что лояльность нашему государству у многих сменится лояльностью салафитским джамаатам. И самое главное: российская власть должна отказаться от рассмотрения борьбы за Кавказ как исключительно программы социальной реабилитации. Сегодня речь идет не столько о деньгах, сколько о серьезном идеологическом противоборстве. И выиграет в этом противостоянии тот, у кого будут крепче нервы, сильнее воля, чьи аргументы окажутся убедительными, а идеи и цели более привлекательными. И главное, чья вера окажется сильнее.