http://www.opankey.com/proza/20060310
Цитата
Тайна Сократа
Проза Алексей Дмитриев
10. март 2006 - 4:00
* * *
Ясное дело, что у человека с такой непростой профессиональной, творческой и просто жизненной биографией — тайн было много, а далеко не одна…
Например. Всем известно, что Сократ был скульптором — но никому неизвестно, каким именно скульптором он был… И что он там ваял для денег до весьма недетского возраста…
И это, конечно же — останется навсегда его личным секретом…
Еще — ходит много анекдотов про его семейную жизнь с Ксантиппой — как она его и сковородкой лупила, и помоями поливала…
Но ведь — жила же, верно?
Жила…
И он тоже — не уходил от нее…
Он ей изменял, конечно — но все больше с мальчишками, типа Платона и Алкивиада…
А Ксантиппа как-то эту его слабость прощала — даже судя по анекдотам — ну, она Сократа помоями поливала, но не орала при этом: «Ах ты, предатель! Зачем же ты спишь с мальчишками, негодяй?»…
Не орала — она его помоями молча поливала, старательно — но без особых разборов о его сексуальной жизни с хорошенькими учениками…
И тут — опять секрет Сократа: ну, как он умудрился вести такую разнузданную жизнь и не выглядеть в глазах своей не слишком покладистой жены — предателем, изменщиком и гомосексуалистом?
Секрет.
Но это все секреты — так, временные и для желтой прессы — а мы идем к вечному…
К вечному последнему секрету Сократа — который, как последний его секрет, и кажется мне наиболее важным в жизни великого философа…
* * *
Вообще, я впервые историю его услышал лет в 10, наверное…
И не просто — а в гостях.
Там был один пьяный гость, который сначала пытался наблевать своей жене в сумочку, потом и вовсе отчаялся — и с приходом из туалета, полный бледности и решимости — заорал:
— Эх, вы! А я вот — не вы, а Сократ, который с гордостью выпивает свою цикуту!
Сказав так, он выпил рюмку водки — и тут же захрапел за столом, упав вместе с очками и носом в тарелку с «оливье»…
— А кто такой Сократ? — спросил я у своего папы.
— Ну… задумался он… Я уже сильно выпил, а потому скажу основное: он так от цикуты не напивался, как этот, — и кивнул в сторону уснувшего гостя. — А так… Был женат на Ксантиппе, которую называл своим учителем, преподавал этическую философию… Так? Ну… — щелкнул он пальцами… Аристотель — поэтику, Сократ — этику, а эстетику… Эстетику… Кто там за нее отвечал?
И он закричал на всю комнату:
— Скажите моему сыну — кто в Греции отвечал за эстетику?
Повисла пауза…
Все даже жевать перестали — и задумались…
— Эстеты… — отважилась ответить некая дамочка в кружевах — аккуратная, как кукла…
Потом она покраснела — и добавила:
— А Эренбург, кстати, говорил, что все эстеты — гомосексуалисты…
— Не Эренбург то говорил! — ободрился вдруг мой папа. — А Ярослав Гашек, в своих «Похождениях бравого солдата Швейка». Дура — а туда же, кружева нацепила… Гашека читать надо — а не этого поносного Эренбурга…
— А он «Оттепель» написал… — заскулила дамочка.
Папа у меня был хороший, и даже когда напивался — не скандалил, как многие годы спустя я… Но все равно — его возмутило такое отношение дамочки к мировой литературе.
— «Оттепель» написал… — передразнил он ее. — Написать — мы все можем. Но вот только — кто из нас жил при той оттепели?
И опять все замолчали — а потом стали говорить о чем-то совершенно постороннем — будто знали, что комната прослушивается КГБ, но главное теперь — увести слушателей в стороны, далекие от самой оттепели и от политики — в частности…
— Я ничего не понял… — дернул я папу за полу пиджака.
— Ну, а чего понимать? — пригорюнился папа. — Тогда за эстетику отвечали пидерасты… То есть, тьфу.. Гомосексуалисты… Такие же — как Сократ, его жена Ксантиппа и цикута, которую они вместе пили на обед…
* * *
Интерес к личности — он как рождается?
Ну, вот так — с неких непонятных разговоров, случайных упоминаний о ней, этой некогда ценной исторической личности…
А вскоре мне попала такая тощенькая, но не сказать, чтобы глупенькая — книжка некоего Сахарова — «Древнегреческая философия».
Автор решил — довольно самонадеянно — что обо всей древнегреческой философии — ну, от Фалеса до исократиков — можно написать на 100 страницах, да еще и не убористым текстом, да еще и с картинками…
Ну, он свою задачу, наверное, выполнил: рассказал о каждом персонаже по паре анекдотов, не вдаваясь в детали — и книжка вышла на славу…
И вот там я прочитал о Сократе, что тот жил себе, был скульптором, потом — завел себе философскую школу, а потом суд его приговорил к смертной казни — и он выпил цикуту, не закусывая — от чего сразу же и скончался…
Если честно — эта книжка была именно для тогдашнего меня: я не сильно интересовался деталями, а так — глобальными вещами, типа — если родился — то зачем, если и умер — то по какой причине?
Я тороплив тогда был: делил мир на себя и все остальное человечество, свои нехитрые проблемы переживал, как космические — хотя вот от космических завихрений не испытывал ничего — ни жара, ни холода…
* * *
Есть в мире назойливые — пусть даже и мертвые — персонажи, которые постоянно на слуху, во все вмешиваются — хотя и вмешаться, кроме бывших идей им не чем, и которые — как поп-звезды с экрана ТВ — непременно повторяют свои хиты, состоящие всего из нескольких слов..
Помню, уже потом, лет в 19-20 — но настолько надоел мне Сократ, что решил я ознакомиться с его судьбой поближе…
Впрочем, Интернета тогда не было, а чтобы в московской библиотеке что-то путное достать — так надо для начала было знать, что есть это самое — путное…
Но тогда я как-то добрался до «Апологии Сократа» — заключительной речи над Сократом, которую сказал Платон…
Да, он сказал речь — хотя вот последняя часть и принадлежала самому Сократу…
Но я тогда этого не заметил — дочитал, думаю, до половины — и перестал мучаться сомнениями: «Что мне Сократ. И что я — Сократу?»
Вообще, я как-то забывать стал о нем, смирившись с официальной версией: Был философом, записей своих бесед — не вел, потом его судили, приговорили. Отравили… Хотя — не так: отравился он сам…
И — все понятно, хотя непонятно вообще ничего…
* * *
Опять шли годы — и я научился ощущать себя ужасно мудрым, знающим, оригинальным…
И тут — как кошку на молоко или беременную женщину на маринованные патиссоны — меня опять потянуло к Сократу…
Тогда я читал про процесс Промпартии и прочие такие вот, Шахтинские дела — и что-то интуитивно мне шептало, что такие процессы на пустом месте, где если и делались, то не советскими чекистами с т. Курским во главе — а должны, должны были быть исторические прецеденты, с которых под копирку, и снята была копия…
И тут всплыло имя — Аристофан…
И я узнал, что вот — Аристофан, который считается отцом комедийного жанра в драматургии — написал пьесу «Облака», в котором вывел Сократа в весьма неприглядном виде учителя-жулика…
И что именно по этой пьесе и был судим Сократ, и именно по этой пьесе — приговорен к смертной казни…
Нет, не соврала интуиция… Не соврала…
Пьеса — это что? Отпечаток воображения на бумаге — ни фактов нет, ни преступлений, а только — потешные диалоги определенной направленности, то есть — проще говоря — идеология не в чистом виде, а так — забава пытливого ума, желающего вывести из себя шизофренический хор голосов на настоящие, живые театральные подмостки.
Итак — а я тогда изучал же советские процессы — я понял, откуда была снята копия пытливыми русскими особистами. Узнал — и пошел читать про те процессы дальше…
* * *
Думаю, Апологию я читал еще раз потом — после того уже, когда «Пир» Платона перечитывал: ясное дело, я «Пир» еще в институте читал. Да не в одном, а в нескольких. Но одно — читать для экзамена, а другое — для себя…
Вот — для себя я и перечитал…
Для меня уже все ясно тогда было: ну, плохой Аристофан написал плохую пьесу — но по томлению души и своему внутреннему желанию, а хорошего Сократа осудили на казнь, хотя за него Платон и вступился — а это вам не слесарь из булочной, а — сам Платон!
Ну, а там и развязка — цикута, смерть…
Правда, при более внимательном прочтении начали проскакивать какие-то странные детали…
Например?
Ну, например — когда в Древней Греции приговаривали к смертной казни — там не было фиксированного часа… Утром приносили стакан с цикутой — а ты уж его пей, когда захочешь — хоть за 1 минуту перед полночью…
Или — вообще и после полночи, ближе к утру — кто ж подсматривать станет?
Вот…
Тут и начинаются странности…
Сократ выпил цикуту сразу по ее принесению — то есть, утром…
Ладно, допустим — что он сильно на всех зол, и вообще — дело принципа поскорее умереть…
Но…
Последний его день — точнее, утро — проходит так…
Друзья подкупили стражу /а она потому там и работала, что ее постоянно подкупали — иначе смысла нет/, и вот они все сидят в его камере, болтают ногами и языками, вина натащили, фруктов, смазливых мальчиков…
Хотя — они это так, на всякий случай — и даже для отвода глаз той самой подкупленной стражи.
А вот Сократу они конкретно говорят:
— Вот… Ты глянь в окошко… Кораблик видишь? Да… Этот кораблик тебя отвезет, куда ты пожелаешь — а уж что тебя многие пожелают, так это не комплемент, а — чистая правда… И денег мы тебе собрали — и сыт будешь, и пьян, и нос в табаке… А за стражников не переживай — они тоже ничего против не имеют, хотя и получат за твое бегство по выговору с лишением квартальной премии. Но им — все хорошо… Они уже столько от нас получили — что чихать им на эту квартальную премию…
Это я теперь, только теперь — после многих и долгих лет жизни — начинаю понимать…
Будь Сократу 30… Ну, он сразу бы на кораблик и побежал, и деньги бы принял, а на цикуту — плюнул…
Но Сократу уже давно не 30, и не 40 даже — а в полный рост 60, да еще и с хвостиком…
Хотя — и в этом возрасте люди живут, да… Но лишь те, которые не сильно много за свою жизнь думали…
Сократу надо отвечать — он сам знает…
И потому он говорит — Да, спасибо, но я никуда не поеду…
Он так говорит — а ученикам невежливо спорить с учителем, оттого они и не спорят, а — второй вариант у них уже был — и говорят:
— Давай устроим пир? А? Ну, мы все для этого притащили — а если не хватит. То стражники за вином сбегают… Вот, и мальчики есть — хорошенькие, как ангелы… А? Ну, давай до полуночи досидим, поднапьемся, поразвратничаем — а потом, если ты уж так уперся — пей себе цикуту на здоровье… Ну, пей, конечно — но сначала оттянемся по полной…
Казалось бы — ну, самое логичное: устроить пир перед смертью…
Мало кому судьба дает такой шанс — как кондрашка хватит, так какой тебе пир — кроме того, что лишь во время чумы?
А Сократ и тут уперся…
— Нет… — говорит.
Даже молоденьким мальчикам стало обидно — их к знаменитому дяде вели, а он их и пальцем не трогает… И — не пальцем — тоже…
— Не хочу я пира… — сказал Сократ. — Я хочу, чтобы мне срочно принесли цикуту…
Ну, чего-чего, а цикуту принесли сразу — недаром там один тюремщик под дверью подслушивал…
Приносит он цикуту, на подносе — и говорит, что — дескать — когда захотите, тогда ее и пейте, торопливости в таких делах не должно быть, ибо она хороша при ловле блох, а при торжественных событиях, вроде смерти — не желательна…
Он там балаболит, а Сократ уже рюмку взял и говорит с печалью друзьям:
— Вы просто не понимаете, насколько я тороплюсь… Мне очень интересно увидеть, что будет дальше…
Сказал так, выпил — и упал на пол, как подкошенный…
И — все…
* * *
И опять я — зная историю, как-то упустил ее, что ли…
Ну, по мне — все красиво оказалось — чего ж еще искать?
А выяснилось — искать было надо, да и не искать — а просто читать внимательно: укрывалось-то все на поверхности…
Совсем недавно — а мне теперь почти 50 — я вдруг подумал:
— Ну, как-то там все странно развивалось… Аристофана я читал много пьес — штук 11, и как-то не замечал я за ним сатиры, направленной на конкретного человека… Не было этого… И чего это он вдруг полез на Сократа?
Потом — сразу же — я перечитал Апологию Сократу, и не так, кое-как, а до самого конца прочитал…
И вспомнил — то самое утро, когда Сократ — при всех возможностях выжить — выбрал смерть…
Сам выбрал — не кто-то за него…
Тут-то я все и понял…
Наверное — просто потому, что от моих же 10 лет меня уже давно отделяет бездна, и я сам стал с годами похож на Сократа… Пусть и не талантами — но желаниями… И — интересами к тому, что будет дальше…
А теперь вот пришла пора и раскрыть секрет Сократа — и не просто, а его — последний секрет…
* * *
Думаю, дело начиналось так — Сократ становился слишком популярен, и некие мотивы были у городского афинского руководства для того, чтобы его слегка прижучить…
Слегка — это и значит, слегка: ну, вроде того, чтобы язык ему прищемить на пару месяцев и вообще, доказать что с его этикой — он далеко не пуп земли, а просто древнегреческий гражданин, хоть и с творческими задатками…
Хотели его просто поставить на место — и ничего кровавого, конечно, в мыслях ни у кого не было — люди были все тонкие, понимающие, хотя — и бюрократы, но ведь — из Древней Греции, не из сегодняшних Афин…
Аристофан был малый не гордый — и брался за заказы… Особенно, когда они у него были…
А тут вот — выпал заказ — высмеять Сократа в пьесе, которая — с гарантией — потом будет поставлена в театре, и даже — с бенефисом…
Ну, для Аристофана тут — ничего личного: простой заказ, а он — профессионал — так чего заказ не исполнить?
Он пишет пьесу — и не соврали: пьесу срочно поставили… И гонорар выплатили, как думаю, не копеечный…
А в театре — только клич пусти:
— Ой, ребята! Так это Сократ, которого все знают — и он жулик, оказывается! Ату Сократа! Ату!
Я не знаю — были у них там, в амфитеатрах буфеты с дешевыми напитками или каждый с собой приносил, но вот что знаю, что крикнуть — «Ату» — может один трезвый, а вот подхватят этот клич — тысячи убогих, завистливых и пьяных…
И вот — говоря современным языком — Сократ привлекается не столько даже за саму пьесу, а за то, что возмутил общественное спокойствие во время пьесы, посвященной ему…
Я ж говорю — Курский читал иногда античные книжки, или его замы читали — но ведь пришел же он к мысли судить даже не за намерение — а за то, что кто-то подумал о твоих намерениях не так и не то…
Короче, Сократа вызвали на суд — и тут началось…
* * *
Судьи уже изначально знали приговор — ну, там, 120 часов общественных работ с метлой и совком, общественное порицание — хотя, и в мягкой форме…
А потому они по наивности к суду и не готовились — мылись себе там, в банях, проветривались в гимнасиях — и никакой подготовки не вели к сложному, как потом выяснилось, делу гражданина Сократа…
А вот Сократ, кстати, в отличие от них — готовился, хотя и он тоже знал, что приговор ему мягкий обеспечен — только вот, решил он его переменить на самый страшный приговор…
Почему — решил?
А потому — что Сократ никак не мог определиться с темой самоубийства — и хотелось ему помереть, но только вот не знал он — каким способом… А тут — такие карты в руки…
Главное — суд пережать и сделать из судей своих пешек…
Ну, это задача легкая даже — если учесть, что Сократ силен был по части аргументации…
* * *
А судьи, наивные — ни о чем таком не думают…
Пришли на суд, легонько начали наседать на Сократа — но легонько, да… Лениво даже…
А тут Сократ и стал их методично долбить, как молот по головам…
Наверное, из зала это выглядело забавно: то один судья схватиться за голову, то другой, то третий от страха глаза закроет…
И получилось так, что из рядового процесса о краже туалетной бумаги, скажем, получился процесс тысячелетий, где судей настолько загнали в угол умелой рукой, что и не оставалось им ничего, кроме как приговорить Сократа к смертной казни…
То есть — он сам себя приговаривал к смерти, этот Сократ… Своих рук он не марал, этик — а вот чужие замарал навсегда и до основания…
Жены судей на процесс провожали — одежды гладили и улыбались…
А вот вернулись мужья — остекленевшие, мутные — не краше мертвецов…
И остыли женские улыбки, а уж мужские — просто не выросли, а так — если и вылились, то площадной бранью или слезами…
Да… Вот и подумаешь — а не опасно ли принимать участия в судах, даже на первых взгляд, не слишком жестоких?
* * *
Сократ с самоубийствами — он просто терялся…
Казалось бы — ну, определись: можно себя лишать жизни — или нельзя?
А Сократ — всегда такой находчивый и быстрый — кружил на оном месте и плел непонятности…
Хотя иногда вот — поминал Прометея, акт которого был явным самоубийством: хоть и с высокими целями, но с тяжким же вечным наказанием…
Ну, не было уверенности у Сократа, что кончать с собой — хорошо…
То есть — если Прометей с собой покончил, да с великими целями — и с ним так, то, что ж с нами будет, если мы покончим — и исключительно со шкурными интересами?
Кажется мне, что не один год на эти темы Сократ думал — и не придумал бы он четкого ответа, а только вот оказия подвернулась — этот самый суд…
Ну, тут он и воспрял душой: понял, что можно и лица не потерять, и жизни лишиться…
* * *
Последние доказательства принес мне Платон…
Его Апология — это не просто речь, а — речь, сказанная после процесса… Это очень важно…
Ведь и Платон думал, как все — ну, Сократа мелко накажут, ничего ему не угрожает, буду я себе сидеть и помалкивать в тряпочку…
А вот уже после процесса — Платон не просто понял, к чему дело идет — а к чему оно уже пришло…
Он, такой блестящий аналитик — нервен до жути и даже слегка непоследователен…
У него одно на уме:
— Вы забудьте, что сказал вам Сократ, о судьи… Вы послушайте, что скажу вам я, Платон…
Так троечник заступается за отличника, который дал учителю оплеуху…
И он кричит — что вообще, это была не оплеуха, что у отличника — врожденный тик, что он вчера перенес энцефалитную горячку…
Тут — не сила аргументов — а их масса, их давление…
Хотя — уже ясно давно — можно кричать, а вот оплеуха криком не стирается — так же, как и глупыми аргументами…
* * *
Я ли — легковерен?
Я мог бы понять все намного раньше — если читал бы, не перескакивая, как мартышка — с ветки на ветку, со страницы — на страницу…
Да, все верно — Сократ никогда ничего за собой не записывал…
А вот — Платон за ним записывал, и не он один — секретарь суда тоже знал грамоте и при случае этим знанием не пренебрегал…
Как-то мало кто замечает, что Апология состоит из нескольких частей — все, как и я раньше, читают обычно первую, кое-кто — вторую…
Первая — это — После обвинительных речей.
А вот последняя — много интереснее.
Она принадлежит Сократу и называется:
«После смертного приговора».
Если честно — я б ее советовал читать всем и постоянно, но только вот никому мои советы не нужны — потому я и не советую…
Я сильно полюбил эту речь — в ней есть все, что достойный человек может вынести из своей жизни… Даже то, как попытаться остаться достойным…
Но раз я начал писать о секрете Сократа — я раскрою его — его же словами…
Тут всего две цитаты…
«Но и вам, о мужи судьи, не следует ожидать ничего дурного от смерти, и уж если что принимать за верное, а так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти и что боги не перестают заботиться о его делах; тоже вот и моя судьба устроилась не сама собою, напротив, для меня очевидно, что мне лучше уж умереть и освободиться от хлопот /выделено мной, А. Д./»
И — вторая… Самый конец речи.
«Но вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога».
* * *
Сократ тут слукавил… Он знал, что лучшее…
Впрочем, он уже к тому времени и сам стал Богом…
17 дек. 05
Проза Алексей Дмитриев
10. март 2006 - 4:00
* * *
Ясное дело, что у человека с такой непростой профессиональной, творческой и просто жизненной биографией — тайн было много, а далеко не одна…
Например. Всем известно, что Сократ был скульптором — но никому неизвестно, каким именно скульптором он был… И что он там ваял для денег до весьма недетского возраста…
И это, конечно же — останется навсегда его личным секретом…
Еще — ходит много анекдотов про его семейную жизнь с Ксантиппой — как она его и сковородкой лупила, и помоями поливала…
Но ведь — жила же, верно?
Жила…
И он тоже — не уходил от нее…
Он ей изменял, конечно — но все больше с мальчишками, типа Платона и Алкивиада…
А Ксантиппа как-то эту его слабость прощала — даже судя по анекдотам — ну, она Сократа помоями поливала, но не орала при этом: «Ах ты, предатель! Зачем же ты спишь с мальчишками, негодяй?»…
Не орала — она его помоями молча поливала, старательно — но без особых разборов о его сексуальной жизни с хорошенькими учениками…
И тут — опять секрет Сократа: ну, как он умудрился вести такую разнузданную жизнь и не выглядеть в глазах своей не слишком покладистой жены — предателем, изменщиком и гомосексуалистом?
Секрет.
Но это все секреты — так, временные и для желтой прессы — а мы идем к вечному…
К вечному последнему секрету Сократа — который, как последний его секрет, и кажется мне наиболее важным в жизни великого философа…
* * *
Вообще, я впервые историю его услышал лет в 10, наверное…
И не просто — а в гостях.
Там был один пьяный гость, который сначала пытался наблевать своей жене в сумочку, потом и вовсе отчаялся — и с приходом из туалета, полный бледности и решимости — заорал:
— Эх, вы! А я вот — не вы, а Сократ, который с гордостью выпивает свою цикуту!
Сказав так, он выпил рюмку водки — и тут же захрапел за столом, упав вместе с очками и носом в тарелку с «оливье»…
— А кто такой Сократ? — спросил я у своего папы.
— Ну… задумался он… Я уже сильно выпил, а потому скажу основное: он так от цикуты не напивался, как этот, — и кивнул в сторону уснувшего гостя. — А так… Был женат на Ксантиппе, которую называл своим учителем, преподавал этическую философию… Так? Ну… — щелкнул он пальцами… Аристотель — поэтику, Сократ — этику, а эстетику… Эстетику… Кто там за нее отвечал?
И он закричал на всю комнату:
— Скажите моему сыну — кто в Греции отвечал за эстетику?
Повисла пауза…
Все даже жевать перестали — и задумались…
— Эстеты… — отважилась ответить некая дамочка в кружевах — аккуратная, как кукла…
Потом она покраснела — и добавила:
— А Эренбург, кстати, говорил, что все эстеты — гомосексуалисты…
— Не Эренбург то говорил! — ободрился вдруг мой папа. — А Ярослав Гашек, в своих «Похождениях бравого солдата Швейка». Дура — а туда же, кружева нацепила… Гашека читать надо — а не этого поносного Эренбурга…
— А он «Оттепель» написал… — заскулила дамочка.
Папа у меня был хороший, и даже когда напивался — не скандалил, как многие годы спустя я… Но все равно — его возмутило такое отношение дамочки к мировой литературе.
— «Оттепель» написал… — передразнил он ее. — Написать — мы все можем. Но вот только — кто из нас жил при той оттепели?
И опять все замолчали — а потом стали говорить о чем-то совершенно постороннем — будто знали, что комната прослушивается КГБ, но главное теперь — увести слушателей в стороны, далекие от самой оттепели и от политики — в частности…
— Я ничего не понял… — дернул я папу за полу пиджака.
— Ну, а чего понимать? — пригорюнился папа. — Тогда за эстетику отвечали пидерасты… То есть, тьфу.. Гомосексуалисты… Такие же — как Сократ, его жена Ксантиппа и цикута, которую они вместе пили на обед…
* * *
Интерес к личности — он как рождается?
Ну, вот так — с неких непонятных разговоров, случайных упоминаний о ней, этой некогда ценной исторической личности…
А вскоре мне попала такая тощенькая, но не сказать, чтобы глупенькая — книжка некоего Сахарова — «Древнегреческая философия».
Автор решил — довольно самонадеянно — что обо всей древнегреческой философии — ну, от Фалеса до исократиков — можно написать на 100 страницах, да еще и не убористым текстом, да еще и с картинками…
Ну, он свою задачу, наверное, выполнил: рассказал о каждом персонаже по паре анекдотов, не вдаваясь в детали — и книжка вышла на славу…
И вот там я прочитал о Сократе, что тот жил себе, был скульптором, потом — завел себе философскую школу, а потом суд его приговорил к смертной казни — и он выпил цикуту, не закусывая — от чего сразу же и скончался…
Если честно — эта книжка была именно для тогдашнего меня: я не сильно интересовался деталями, а так — глобальными вещами, типа — если родился — то зачем, если и умер — то по какой причине?
Я тороплив тогда был: делил мир на себя и все остальное человечество, свои нехитрые проблемы переживал, как космические — хотя вот от космических завихрений не испытывал ничего — ни жара, ни холода…
* * *
Есть в мире назойливые — пусть даже и мертвые — персонажи, которые постоянно на слуху, во все вмешиваются — хотя и вмешаться, кроме бывших идей им не чем, и которые — как поп-звезды с экрана ТВ — непременно повторяют свои хиты, состоящие всего из нескольких слов..
Помню, уже потом, лет в 19-20 — но настолько надоел мне Сократ, что решил я ознакомиться с его судьбой поближе…
Впрочем, Интернета тогда не было, а чтобы в московской библиотеке что-то путное достать — так надо для начала было знать, что есть это самое — путное…
Но тогда я как-то добрался до «Апологии Сократа» — заключительной речи над Сократом, которую сказал Платон…
Да, он сказал речь — хотя вот последняя часть и принадлежала самому Сократу…
Но я тогда этого не заметил — дочитал, думаю, до половины — и перестал мучаться сомнениями: «Что мне Сократ. И что я — Сократу?»
Вообще, я как-то забывать стал о нем, смирившись с официальной версией: Был философом, записей своих бесед — не вел, потом его судили, приговорили. Отравили… Хотя — не так: отравился он сам…
И — все понятно, хотя непонятно вообще ничего…
* * *
Опять шли годы — и я научился ощущать себя ужасно мудрым, знающим, оригинальным…
И тут — как кошку на молоко или беременную женщину на маринованные патиссоны — меня опять потянуло к Сократу…
Тогда я читал про процесс Промпартии и прочие такие вот, Шахтинские дела — и что-то интуитивно мне шептало, что такие процессы на пустом месте, где если и делались, то не советскими чекистами с т. Курским во главе — а должны, должны были быть исторические прецеденты, с которых под копирку, и снята была копия…
И тут всплыло имя — Аристофан…
И я узнал, что вот — Аристофан, который считается отцом комедийного жанра в драматургии — написал пьесу «Облака», в котором вывел Сократа в весьма неприглядном виде учителя-жулика…
И что именно по этой пьесе и был судим Сократ, и именно по этой пьесе — приговорен к смертной казни…
Нет, не соврала интуиция… Не соврала…
Пьеса — это что? Отпечаток воображения на бумаге — ни фактов нет, ни преступлений, а только — потешные диалоги определенной направленности, то есть — проще говоря — идеология не в чистом виде, а так — забава пытливого ума, желающего вывести из себя шизофренический хор голосов на настоящие, живые театральные подмостки.
Итак — а я тогда изучал же советские процессы — я понял, откуда была снята копия пытливыми русскими особистами. Узнал — и пошел читать про те процессы дальше…
* * *
Думаю, Апологию я читал еще раз потом — после того уже, когда «Пир» Платона перечитывал: ясное дело, я «Пир» еще в институте читал. Да не в одном, а в нескольких. Но одно — читать для экзамена, а другое — для себя…
Вот — для себя я и перечитал…
Для меня уже все ясно тогда было: ну, плохой Аристофан написал плохую пьесу — но по томлению души и своему внутреннему желанию, а хорошего Сократа осудили на казнь, хотя за него Платон и вступился — а это вам не слесарь из булочной, а — сам Платон!
Ну, а там и развязка — цикута, смерть…
Правда, при более внимательном прочтении начали проскакивать какие-то странные детали…
Например?
Ну, например — когда в Древней Греции приговаривали к смертной казни — там не было фиксированного часа… Утром приносили стакан с цикутой — а ты уж его пей, когда захочешь — хоть за 1 минуту перед полночью…
Или — вообще и после полночи, ближе к утру — кто ж подсматривать станет?
Вот…
Тут и начинаются странности…
Сократ выпил цикуту сразу по ее принесению — то есть, утром…
Ладно, допустим — что он сильно на всех зол, и вообще — дело принципа поскорее умереть…
Но…
Последний его день — точнее, утро — проходит так…
Друзья подкупили стражу /а она потому там и работала, что ее постоянно подкупали — иначе смысла нет/, и вот они все сидят в его камере, болтают ногами и языками, вина натащили, фруктов, смазливых мальчиков…
Хотя — они это так, на всякий случай — и даже для отвода глаз той самой подкупленной стражи.
А вот Сократу они конкретно говорят:
— Вот… Ты глянь в окошко… Кораблик видишь? Да… Этот кораблик тебя отвезет, куда ты пожелаешь — а уж что тебя многие пожелают, так это не комплемент, а — чистая правда… И денег мы тебе собрали — и сыт будешь, и пьян, и нос в табаке… А за стражников не переживай — они тоже ничего против не имеют, хотя и получат за твое бегство по выговору с лишением квартальной премии. Но им — все хорошо… Они уже столько от нас получили — что чихать им на эту квартальную премию…
Это я теперь, только теперь — после многих и долгих лет жизни — начинаю понимать…
Будь Сократу 30… Ну, он сразу бы на кораблик и побежал, и деньги бы принял, а на цикуту — плюнул…
Но Сократу уже давно не 30, и не 40 даже — а в полный рост 60, да еще и с хвостиком…
Хотя — и в этом возрасте люди живут, да… Но лишь те, которые не сильно много за свою жизнь думали…
Сократу надо отвечать — он сам знает…
И потому он говорит — Да, спасибо, но я никуда не поеду…
Он так говорит — а ученикам невежливо спорить с учителем, оттого они и не спорят, а — второй вариант у них уже был — и говорят:
— Давай устроим пир? А? Ну, мы все для этого притащили — а если не хватит. То стражники за вином сбегают… Вот, и мальчики есть — хорошенькие, как ангелы… А? Ну, давай до полуночи досидим, поднапьемся, поразвратничаем — а потом, если ты уж так уперся — пей себе цикуту на здоровье… Ну, пей, конечно — но сначала оттянемся по полной…
Казалось бы — ну, самое логичное: устроить пир перед смертью…
Мало кому судьба дает такой шанс — как кондрашка хватит, так какой тебе пир — кроме того, что лишь во время чумы?
А Сократ и тут уперся…
— Нет… — говорит.
Даже молоденьким мальчикам стало обидно — их к знаменитому дяде вели, а он их и пальцем не трогает… И — не пальцем — тоже…
— Не хочу я пира… — сказал Сократ. — Я хочу, чтобы мне срочно принесли цикуту…
Ну, чего-чего, а цикуту принесли сразу — недаром там один тюремщик под дверью подслушивал…
Приносит он цикуту, на подносе — и говорит, что — дескать — когда захотите, тогда ее и пейте, торопливости в таких делах не должно быть, ибо она хороша при ловле блох, а при торжественных событиях, вроде смерти — не желательна…
Он там балаболит, а Сократ уже рюмку взял и говорит с печалью друзьям:
— Вы просто не понимаете, насколько я тороплюсь… Мне очень интересно увидеть, что будет дальше…
Сказал так, выпил — и упал на пол, как подкошенный…
И — все…
* * *
И опять я — зная историю, как-то упустил ее, что ли…
Ну, по мне — все красиво оказалось — чего ж еще искать?
А выяснилось — искать было надо, да и не искать — а просто читать внимательно: укрывалось-то все на поверхности…
Совсем недавно — а мне теперь почти 50 — я вдруг подумал:
— Ну, как-то там все странно развивалось… Аристофана я читал много пьес — штук 11, и как-то не замечал я за ним сатиры, направленной на конкретного человека… Не было этого… И чего это он вдруг полез на Сократа?
Потом — сразу же — я перечитал Апологию Сократу, и не так, кое-как, а до самого конца прочитал…
И вспомнил — то самое утро, когда Сократ — при всех возможностях выжить — выбрал смерть…
Сам выбрал — не кто-то за него…
Тут-то я все и понял…
Наверное — просто потому, что от моих же 10 лет меня уже давно отделяет бездна, и я сам стал с годами похож на Сократа… Пусть и не талантами — но желаниями… И — интересами к тому, что будет дальше…
А теперь вот пришла пора и раскрыть секрет Сократа — и не просто, а его — последний секрет…
* * *
Думаю, дело начиналось так — Сократ становился слишком популярен, и некие мотивы были у городского афинского руководства для того, чтобы его слегка прижучить…
Слегка — это и значит, слегка: ну, вроде того, чтобы язык ему прищемить на пару месяцев и вообще, доказать что с его этикой — он далеко не пуп земли, а просто древнегреческий гражданин, хоть и с творческими задатками…
Хотели его просто поставить на место — и ничего кровавого, конечно, в мыслях ни у кого не было — люди были все тонкие, понимающие, хотя — и бюрократы, но ведь — из Древней Греции, не из сегодняшних Афин…
Аристофан был малый не гордый — и брался за заказы… Особенно, когда они у него были…
А тут вот — выпал заказ — высмеять Сократа в пьесе, которая — с гарантией — потом будет поставлена в театре, и даже — с бенефисом…
Ну, для Аристофана тут — ничего личного: простой заказ, а он — профессионал — так чего заказ не исполнить?
Он пишет пьесу — и не соврали: пьесу срочно поставили… И гонорар выплатили, как думаю, не копеечный…
А в театре — только клич пусти:
— Ой, ребята! Так это Сократ, которого все знают — и он жулик, оказывается! Ату Сократа! Ату!
Я не знаю — были у них там, в амфитеатрах буфеты с дешевыми напитками или каждый с собой приносил, но вот что знаю, что крикнуть — «Ату» — может один трезвый, а вот подхватят этот клич — тысячи убогих, завистливых и пьяных…
И вот — говоря современным языком — Сократ привлекается не столько даже за саму пьесу, а за то, что возмутил общественное спокойствие во время пьесы, посвященной ему…
Я ж говорю — Курский читал иногда античные книжки, или его замы читали — но ведь пришел же он к мысли судить даже не за намерение — а за то, что кто-то подумал о твоих намерениях не так и не то…
Короче, Сократа вызвали на суд — и тут началось…
* * *
Судьи уже изначально знали приговор — ну, там, 120 часов общественных работ с метлой и совком, общественное порицание — хотя, и в мягкой форме…
А потому они по наивности к суду и не готовились — мылись себе там, в банях, проветривались в гимнасиях — и никакой подготовки не вели к сложному, как потом выяснилось, делу гражданина Сократа…
А вот Сократ, кстати, в отличие от них — готовился, хотя и он тоже знал, что приговор ему мягкий обеспечен — только вот, решил он его переменить на самый страшный приговор…
Почему — решил?
А потому — что Сократ никак не мог определиться с темой самоубийства — и хотелось ему помереть, но только вот не знал он — каким способом… А тут — такие карты в руки…
Главное — суд пережать и сделать из судей своих пешек…
Ну, это задача легкая даже — если учесть, что Сократ силен был по части аргументации…
* * *
А судьи, наивные — ни о чем таком не думают…
Пришли на суд, легонько начали наседать на Сократа — но легонько, да… Лениво даже…
А тут Сократ и стал их методично долбить, как молот по головам…
Наверное, из зала это выглядело забавно: то один судья схватиться за голову, то другой, то третий от страха глаза закроет…
И получилось так, что из рядового процесса о краже туалетной бумаги, скажем, получился процесс тысячелетий, где судей настолько загнали в угол умелой рукой, что и не оставалось им ничего, кроме как приговорить Сократа к смертной казни…
То есть — он сам себя приговаривал к смерти, этот Сократ… Своих рук он не марал, этик — а вот чужие замарал навсегда и до основания…
Жены судей на процесс провожали — одежды гладили и улыбались…
А вот вернулись мужья — остекленевшие, мутные — не краше мертвецов…
И остыли женские улыбки, а уж мужские — просто не выросли, а так — если и вылились, то площадной бранью или слезами…
Да… Вот и подумаешь — а не опасно ли принимать участия в судах, даже на первых взгляд, не слишком жестоких?
* * *
Сократ с самоубийствами — он просто терялся…
Казалось бы — ну, определись: можно себя лишать жизни — или нельзя?
А Сократ — всегда такой находчивый и быстрый — кружил на оном месте и плел непонятности…
Хотя иногда вот — поминал Прометея, акт которого был явным самоубийством: хоть и с высокими целями, но с тяжким же вечным наказанием…
Ну, не было уверенности у Сократа, что кончать с собой — хорошо…
То есть — если Прометей с собой покончил, да с великими целями — и с ним так, то, что ж с нами будет, если мы покончим — и исключительно со шкурными интересами?
Кажется мне, что не один год на эти темы Сократ думал — и не придумал бы он четкого ответа, а только вот оказия подвернулась — этот самый суд…
Ну, тут он и воспрял душой: понял, что можно и лица не потерять, и жизни лишиться…
* * *
Последние доказательства принес мне Платон…
Его Апология — это не просто речь, а — речь, сказанная после процесса… Это очень важно…
Ведь и Платон думал, как все — ну, Сократа мелко накажут, ничего ему не угрожает, буду я себе сидеть и помалкивать в тряпочку…
А вот уже после процесса — Платон не просто понял, к чему дело идет — а к чему оно уже пришло…
Он, такой блестящий аналитик — нервен до жути и даже слегка непоследователен…
У него одно на уме:
— Вы забудьте, что сказал вам Сократ, о судьи… Вы послушайте, что скажу вам я, Платон…
Так троечник заступается за отличника, который дал учителю оплеуху…
И он кричит — что вообще, это была не оплеуха, что у отличника — врожденный тик, что он вчера перенес энцефалитную горячку…
Тут — не сила аргументов — а их масса, их давление…
Хотя — уже ясно давно — можно кричать, а вот оплеуха криком не стирается — так же, как и глупыми аргументами…
* * *
Я ли — легковерен?
Я мог бы понять все намного раньше — если читал бы, не перескакивая, как мартышка — с ветки на ветку, со страницы — на страницу…
Да, все верно — Сократ никогда ничего за собой не записывал…
А вот — Платон за ним записывал, и не он один — секретарь суда тоже знал грамоте и при случае этим знанием не пренебрегал…
Как-то мало кто замечает, что Апология состоит из нескольких частей — все, как и я раньше, читают обычно первую, кое-кто — вторую…
Первая — это — После обвинительных речей.
А вот последняя — много интереснее.
Она принадлежит Сократу и называется:
«После смертного приговора».
Если честно — я б ее советовал читать всем и постоянно, но только вот никому мои советы не нужны — потому я и не советую…
Я сильно полюбил эту речь — в ней есть все, что достойный человек может вынести из своей жизни… Даже то, как попытаться остаться достойным…
Но раз я начал писать о секрете Сократа — я раскрою его — его же словами…
Тут всего две цитаты…
«Но и вам, о мужи судьи, не следует ожидать ничего дурного от смерти, и уж если что принимать за верное, а так это то, что с человеком хорошим не бывает ничего дурного ни при жизни, ни после смерти и что боги не перестают заботиться о его делах; тоже вот и моя судьба устроилась не сама собою, напротив, для меня очевидно, что мне лучше уж умереть и освободиться от хлопот /выделено мной, А. Д./»
И — вторая… Самый конец речи.
«Но вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога».
* * *
Сократ тут слукавил… Он знал, что лучшее…
Впрочем, он уже к тому времени и сам стал Богом…
17 дек. 05
Довольно фривольное рассмотрение ситуации, не научное, но довольно точное и обоснованное- со ссылками. Причем у самого же Сократа я нашел теоретическое обоснование происходящих событий:
http://www.i-u.ru/biblio/archive/avanesov_...ofskaja/03.aspx
Цитата
С одной стороны, самоубийство представлено у Платона как акт деструктивный и потому запретный. Наложить на себя руки "считается недозволенным", как говорит Сократ, ссылаясь на Филолая (Федон 61 с). "Бесспорно, есть люди, которым лучше умереть, чем жить"; однако "считается нечестивым, если такие люди сами окажут себе благодеяние ", поэтому "они обязаны ждать, пока их облагодетельствует ктото другой" (Федон 62 а). 398 Разумеется, утверждение о "нечестивости" самоубийства требует аргументации. Однако представленные Платоном аргументы против совершения самоубийства не могут быть признаны философскими; они носят скорее юридический, мифологический или политический характер.
Беспристрастное рассмотрение суда над Сократом наводит на мысль, что он самостоятельно нарывался на это "облагодетельствование".
(Как утверждал мой преподаватель философии: "Занятие философией еще никому не вредило, только некоторые сходили с ума.")