Антиномия – это противоречие между двумя суждениями, каждое из которых в равной степени обосновано как истинное. И. Кант обосновал, что антиномичность лежит в основе структуры разума. Однако антиномичность может быть не только свойством разума, но и свойством человеческого бытия. Это обнаруживается, когда человек оказывается перед выбором между двумя экзистенциально значимыми альтернативами. Структура времени такова, что совершение одного поступка делает невозможным совершение другого.

Отказ от поступка ведет к отрицанию экзистенциально значимого содержания жизни, в силу чего человек оказывается в ситуации, когда любой его поступок ведет к абсурду – самоотрицанию жизни в бессмысленном страдании. Поскольку экзистенциальная антиномия определена самой структурой времени, ее невозможно разрешить во временной жизни, и страдания приобретают неотвратимый характер. Тем не менее, каждая исторически возникающая культура предлагала свои пути преодоления антиномичности человеческого бытия.
Первая благородная истина Будды в том, что жизнь есть страдание. Жизнь протекает во времени, и потому все в мире преходяще: все уходит в прошлое; любая радость заканчивается, оставляя разочарование, и нет ничего самоценного. На Востоке преходящесть понималась как страдание. Буддийское решение экзистенциальной антиномии заключатся в снятии самих альтернатив: буддист может совершать поступки в жизненно неразрешимой ситуации благодаря тому, что за ними отрицается экзистенциально-значимый смысл для жизни в целом. А поскольку вечной жизни он не представляет, то идеал освобождения видит в полном успокоении жизни, лишенной собственного смысла, т.е. в нирване. Для буддиста остается всего лишь одна настоящая экзистенциальная трагедия: «жизнь есть страдание», поэтому он не замечает никакой другой трагедии в ситуации экзистенциального выбора. Так как ни одна из альтернатив его поступка не несет ничего экзистенциально значимого для жизни в целом, то в худшем случае ему угрожают всего лишь неприятности, связанные с будущими жизнями, которые всегда решаемы путем ухода в нирвану.
В христианстве утверждается самоценность каждого момента жизни, его исключительная экзистенциальная значимость, поэтому поступок может иметь определяющее значение не только для жизни во времени, но и для вечной жизни. В силу этого предельно заостряются антиномии человеческой экзистенции. Однако человек не может постоянно находится в ситуации экзистенциального выбора, ему нужно какое-то промежуточное решение, которое пусть не надолго, но снимет остроту кризиса. Одно из таких промежуточных решений – это примирение антиномии в моральном сознании. Когда человек выбирает ту альтернативу, которая кажется ему в большей степени морально оправданной, возникает иллюзия разрешения экзистенциальной антиномии. С этим связана тенденция сведения христианства к морализаторству. Отчасти это помогает человеку, но принципиально здесь ничего не разрешается. В своем стремлении разрушить эту иллюзию Серен Кьеркегор говорит о снятии этического в христианском сознании. Вместе с этим он вынужден признать принципиальную неразрешимость экзистенциальной антиномии в нашей временной жизни.
Чем яснее понимание собственной свободы, тем острее ситуация экзистенциального выбора. Все апостольские церкви признают за человеком свободу воли, однако, в православии это понимание достигает своей предельной экзистенциальной напряженности. Человек не просто свободен, он обречен на свободу, обречен в каждой новой ситуации постоянно повторять свой выбор между гибелью и спасением, и ни личные заслуги, ни аскеза, ни благочестие не могут его застраховать от опасности оступиться и пасть. Здесь акцент смещается с нравственного совершенствования (которое ничего не гарантирует) на борьбу с искушениями, которые подталкивают к совершению ложного выбора.
Поскольку человеку трудно жить в ситуации постоянного выбора, он ищет легкие выходы из нее. Если ситуация неразрешима, то человек апеллирует к моральной оправданности своего поступка, а если у него это не получается, тогда он оправдывает свои поступки формальными принципами, например, следованием ритуалу. Таким образом, обрядоверие является защитной реакцией на неотвратимость экзистенциального выбора обреченного на свободу человека. Абсолютизация формальных обрядовых правил в Русской православной церкви, которая напоминает западному христианину что-то языческое, на самом деле является защитой от обнажающего экзистенциальные антиномии обостренного чувства свободы.
Неразрешимая с позиции времени экзистенциальная антиномия разрешима с позиции вечности. Вечность – это полнота временной жизни, и если во времени поступок исключает свои альтернативы, то в вечности он может реализоваться вместе со своими альтернативами. Однако тут возникает гносеологическое затруднение, так как человек пытается осмыслить вечность, находясь при этом во временном бытии. В силу этого экзистенциальная антиномия превращается для него в гносеологическую антиномию. С одной стороны он видит принципиальную неразрешимость антиномии, с другой стороны, сама эта неразрешимость указывает на вечное бытие, в котором данная антиномия разрешима. Противоречие выступает в качестве свидетельства о трансцендентном.
Такое понимание антиномичности раскрывает Павел Флоренский в «Столпе и утверждении истины». В частности, он показывает, что с позиции рассудка невозможно разрешить антиномию между двумя взаимоисключающими тезисами: «спасутся избранные» и «спасутся все», однако это противоречие преодолевается с позиции вечности. Предельно заострил эту антиномию Лев Карсавин («О личности»), показав, что полнота бытия вечной жизни не может исключать ни одного из своих моментов, в том числе и тех, что связаны с состоянием вечной гибли. Если во времени мы видим взаимоисключение альтернатив (либо человек спасется, либо не спасается), то в вечности нет взаимоисключения, поэтому и спасение, и гибель могут быть осуществлены в судьбе одного и того же человека.