| 
			
			 
				*  *  *
 
 
  В моем перекошенном мире  живут одинокие звери. У них печальные лица  и глаза нелюбимых детей. Они сидят неподвижно.  Они глядят виновато. Не зная,  кто их придумал,  и кому они здесь нужны.
  В моем затоптанном небе  живут косокрылые птицы. У них немытые шеи  и пленки на желтых  глазах. Они в облаках из пакли копают вонючие норы и в них еженощно рожают гадких внебрачных утят.
  В моем заплеванном  море  живут белоглазые рыбы. Они на фонарь под носом  ловят дрожащих медуз. Но в час ночного отлива у рыб вырастают ноги, они влезают на пальму и воют от рыбьей тоски.
  Но знаете, в сумрачной чаще  бродят прекрасные девы. И где-то за грязною тучей  крылатый живет ######увим. А если проснуться ночью, когда наступает ветер, то можно, если захочется, в небе найти звезду.
  _^_
 
 
 
 
  *  *  *
 
 
  Слава героям, поющим во сне! Слава поэтам, блюющим навозом! Слава давящим курей паровозом! Да будут вовеки блаженны оне!
  Позор вам, кормящим собою клопов! Трижды позор всем разбившимся в банях! Сгиньте, следа не оставив в преданьях, вы, ковырятели дамских пупов!
  Так будьте прекрасны и будьте добры люди, столами разбившие морды! Слава вонючим, сопливым и гордым вечным метателям кислой икры!
  _^_
 
 
 
 
  *  *  *
 
 
  Когда приходит осень, все покрывает плесень, ревет, блуждая в тучах, летучий серафим. И дряхлые надежды в потрескавшемся гриме собой торгуют робко у входа в райсобес.
  Когда приходит осень, роняет ветер наземь усталых пешеходов в кургузых пиджачках. Они лежат недвижно, с торчащими ногами и, обходя их, дамы брезгливо морщат нос.
  Когда приходит осень, текут по стеклам слезы и мокрая старушка в протухшем шушуне разбавленною водкой торгует из подмышки, чтоб рваный рупь целковый набить себе в матрац.
  Когда приходит осень, я ухожу из дома, несу старушке мокрой последний рваный рупь. С восставшею из гроба трухлявою надеждой всю ночь, стуча костями, мы пляшем и поем.
  _^_ *  *  *
 
 
  А восьмого числа в темном небе явилось знаменье. Люди шли по домам, притворяясь, что весь этот шум не про них. Но в тот вечер упала куда-то кривая рождений и безумный поэт (жаль, не я) сочинил неразборчивый стих.
  Но никто не висел в эту ночь на подтяжках в сортире. И никто в эту ночь не кричал под тоскливой луной. Все отправились спать, наглотавшись картошек в мундире, к толстым женам своим повернувшись бездушной спиной.
  Лично я в эту ночь в кухне мясо рубил мясорубкой, затаенно мечтал о с начесом китайском белье. Мимо брел таракан с помраченным отравой рассудком и погиб на бескрайнем и липком кухонном столе.
  Я ж не стал погибать, а напротив - напившись с варением чаю, лег в кровать, чрезвычайно довольный своею судьбой. Третий ангел вздохнул и, пожав виновато плечами,  улетел, громыхая впотьмах золотою трубой.
  *  *  *
 
 
  Вчера я спал и видел Вас во сне. Вы были сиры, босы и горбаты. А я летел до дому и до хаты, чтоб показать свой профиль при луне.
  Я покружил над Вами, ощущая власть, хоть на ответы Ваши все забыл вопросы. Сел. Почесал подмышку острым носом. И тихо квакнул. Шутка удалась.
  Так и остались запечатлены: я -- пасть разинул, Вы -- в нервическом припадке, увековечены из-за угла, украдкой, художником несостоявшейся войны.
				
				
				
			 
			
			
					
		 |