(Газета "Литературная газета" №?/1978(?))
Если бы пропустить через компьютер перечень самых громких имен — политиков, джазовых певцов, преступников, спортсменов,— мелькавших в английской прессе, звучавших по радио и телевидению последнее десятилетие, то Джордж Бест оказался бы на одном из первых мест.
Я ВЫШЕЛ из окруженного колючей проволокой белфастского аэропорта. Открывая дверцу машины, таксист возбужденно спросил: «Видели Джорджа? Только что из Лондона. Будет играть за нашу сборную». Потом, он бросил меня, побежал к толпе, обступившей невысокого черногривого человека. Его хлопали по плечам, он сдержанно улыбался. Я узнал его, это был Джордж Бест, футбольная «звезда». Пока ехали, таксист повторял: «Джордж свое дело сделает, свой мяч вкатит».
Бест — знаменитый форвард, обладатель самых громких титулов в футболе, из плеяды Пеле, Круиффа, Беккенбауэра. На «Беста» ходят, как на концерты знаменитых актеров. Имя его в составе любой команды гарантирует скачок в сборах. Когда у Беста были трения с менеджерами клуба, то проблема их взаимоотношений дебатировалась в парламенте. Гарольд Вильсон, в ту пору премьер-министр, писал Бесту восторженные письма. Тот не отвечал. За неделю он получал более 10 тысяч посланий. В одном из них просили: «Джордж, помогите! Я болен, лишь одно ваше прикосновение, я уверен, излечит меня». В течение нескольких лет, рассказывал Бест, я не видел ни начала, ни конца ни в одном из фильмов - приходил, когда свет потух, уходил, пока не зажгли. Иначе - свалка, очередь за автографами. Сейчас в отеле, куда я пришел брать интервью, Бест уже полчаса ставит подписи в блокнотах. Деловито, привычно, обреченно.
Идет год за годом, а Бест — в эпицентре футбольного ажиотажа.
ФУТБОЛЬНЫЙ ажиотаж…Социальный феномен, с каждым годом приобретающий все более резкие очертания. Матчи недавнего чемпионата мира смотрели почти 500 миллионов телезрителей. За последние годы не было ни одного события, собравшего столь гигантскую аудиторию. Я въезжал на машине в Глазго в те самые минуты, когда в Аргентине начинался матч Шотландия — Перу. Пустые дороги, пустые тротуары, пустые автобусы. Суббота, но закрыты магазины, забегаловки, танцзалы, нет уличных продавцов газет и кока-колы. Тихо, как перед розой. И вдруг рев, стон, визг из дверей пивной. Я знаю, почему ревут, стонут, визжат. Забили гол. И, конечно, шотландцы. Иначе рев был бы совсем иной тональности. Но скорее всего повисло бы тяжкое молчание. Тот матч шотландцы проиграли. На другой день местные газеты вышли с заголовком: «Конец света!» О поражении писали, как о национальной драме. С иронией оценил реакцию прессы читатель «Гардиан» Д. Моррис из Глазго:
«Концепция спортивности как таковой исчезла из нашero мира. На смену пришло безумие XX столетия, заменившее колониальные войны прошлого века. Сегодня немыслимо и неприемлемо, чтобы 11 шотландцев потерпели поражение от диких перуанцев, как 100 лет назад было немыслимым и неприемлемым, чтобы батальон отважных британцев был бы побит ордой туземцев».
Известен ли вам случай, чтобы кто-то стрелялся из-за провала балетного премьера? А на трибунах стадионов стреляют ежегодно. Стреляют в тех, кто за «чужую» команду.
Стреляют и из ненависти к футболу. В городке на юге Франции муж смотрел телевизор. Шел репортаж из Аргентины. Играли Голландия с Италией. Жена обращалась к нему с какими-то вопросами. Он не отвечал. Она ушла на кухню, чтобы, как сказано в газетах, «немного охладить свой пыл». А когда вернулась, супруг смотрел другой матч: Бразилия — Польша. И по-прежнему не отвечал на вопросы. Тогда жена взяла пистолет и застрелила мужа...
Английская королева нанесла официальный визит в ФРГ. Репортер приводит слова одного из западных немцев: «У вас, англичан, — королева, у нас — Франц Беккенбауэр»...
В одном из соборов в Уэллсе, в книге, где прихожане просят священника вознести молитвы за больных и убогих, за умерших и пропавших без вести, есть такое обращение: «Пожалуйста, помолитесь за то, чтобы футбольный клуб «МанЮнайтед» выиграл Кубок»...
Когда мы разговаривали с Бестом о недавно выстроенном железном заборе вокруг футбольного поля на лондонском стадионе «Уэмбли», о железнодорожных вагонах, сожженных болельщиками, о крови на трибунах, он сказал:
— Люди слишком захвачены футболом. У многих это главный, а то и единственный интерес в жизни. Люди 6егут от жизни к футболу, спасаются футболом. Может быть, потому, что жизнь скучна, cepa?
Не ожидал я, признаться, таких почти социологических формулировок от Джорджа Беста. «Эскапизм — уход от действительности». Термин отнюдь не из лексикона спортивных колонок. Джордж произнес именно это слово. Но что мне было известно о Бесте? Талантлив, строптив, неуравновешен, забубенная голова, плейбой... А вот фраза, оброненная им в конце интервью: «Мне уже 30 лет, а детей нет... Играл, ездил... Я очень люблю детей».
НА РЕКЛАМНЫХ плакатах у Беста победная ухмылка, требовательное выражение лица — «купи, ну купи, чего тебе стоит — автомобиль, мороженое, штаны...» У Беста. который сидит передо мной. — голубые, очень спокойные глаза, детская ямочка на жестком, щетинистом подбородке. Белозубая, мягкая улыбка. Ни намека на позу, на желание подчеркнуть свою известность.
Он отхлебнул кока-колы и так же неожиданно, как меняет на поле направление бега, повернул тему разговора:
— Страсти вокруг футбола... Это любовь к футболу, переплавленная, трансформированная в истерику. А ведь его есть за что любить, этот футбол, есть чем восхищаться. Полтора часа схватки, где участвуют интеллект, сила, скорость. Сегодня, когда в девяти фильмах из десяти уже с первых кадров знаешь конец, когда, открывая книгу, через несколько страниц видишь, куда клонит автор, футбол, да и спорт вообще, захватывает непредсказуемостью, натуральностью происходящего. В быте, где все запрограммировано и расчерчено, футбол выглядит контрастом... Люблю футбол. В 15 лет я был принят в профессиональный клуб. В 17 подписал первый контракт. С тех пор играю.
— Не надоело?
— Нет. Когда был моложе, играл для славы, сейчас — потому что люблю эту игру. Потому что профессионал, потому что вся жизнь прошла в футболе. Тысячи, миллионы людей испытывают наслаждение, глядя на игру. На хорошую игру, разумеется. Если я ощущаю их реакцию, знаю, что доставил им радость, то счастлив, как актер, вознагражденный аплодисментами.
— Ваше сравнение футбола со спектаклем, игрока с актером — не случайно?
— Не случайно. Есть нечто в футболе, в спорте, что сближает его с искусством. Прокрутите в замедленном темпе пленку с эпизодами, где участвуют, скажем, Пеле или Круифф, и вы увидите, как пластичны их движения, как грациозна и изящна их игра. В жизни, впрочем, меня их игра впечатляет куда больше. Припомните, матчи нередко развиваются по законам драмы. С завязкой, кульминацией, развязкой, бывает, что игра походит на детектив, где результат неожидан, но объясним.
— Но искусство создает образы, в этом его главное качество.
— А не создают ли, не творят ли образы великие спортсмены? На глазах у зрителей они создают образ бесстрашного, сильного, благородного человека. Схватка характеров, темпераментов движет футбольное действие. Приглядитесь, у многих игроков свое амплуа. Один идет с открытым забралом, он верит, что победит. Другой таинствен, хитер, остроумен, третий — злодей, ломатель ног. Кто-то солист, маэстро, кто-то на вторых ролях. Для меня быть на поле, как быть на сцене. Мне столь же интересно, хотя и по-разному интересно, смотреть, как играет хороший футболист и как играет хороший актер.
НЕДАВНО я проделал эксперимент: попытался подсчитать, сколько раз слово «спорт» встречается в почти одновременно опубликованных в британской прессе статьях о матче бокса, теннисном турнире, финале чемпионата по футболу. Ни разу! Мелькало другое слово — «шоу-бизнес». Бокс, теннис, футбол — шоу-бизнес. Но и концерт поп-музыки, и фильм — тоже шоу-бизнес. Спорт — театр режиссера. Причем режиссера, специализирующегося не на камерных постановках, а работающего на огромную аудиторию, потому что только такая аудитория рентабельна. Исполнителям же — звездам экрана, сцены, спорта — отводится роль подчиненная. Из них, из звезд, делают символы, стереотипы, годные для рынка, для продажи массовым тиражом. Для шоу-бизнеса деньги — главный и единственный мотив деятельности. Футбольные матчи показывают по телевидению не альтруисты и не просветители, а люди, получающие деньги от рекламных вставок. А нам, казалось бы, какое дело? Нам лишь бы показывали, лишь бы не пропустить что-то в этом потоке красочных зрелищ. Оказывается, можно не только пропустить, но и не увидеть зрелища таким, каким оно было на самом деле.
Бест говорит о футболе, как о спектакле в изначальном смысле этого слова. Телевидение же способно сделать из футбола спектакль совсем иного рода. Здесь уже не впервые пишут, что ТВ подгоняет футбол под стандарты расхожих телевизионных пьес, где заранее распределены роли «положительных» и «отрицательных» героев, где умело конструируются «кульминации» — голы и драки. Телевидению нужны зрители, много зрителей — тех, кто вместе с игрой смотрит и рекламу. В итоге даже серый, скучный матч преподносится для них как серия острых ситуаций. Матч, где одну футбольную звезду телевидение может сделать ярче, чем она есть на самом деле, другую не заметить вовсе, если та не вписывается в нужный стереотип. Фирмы, производящие сигареты, виски, фотокамеры, автомобили, платят телевидению десятки миллионов, и, как предсказывает «Обсер-вер»:
«...придет день, и кто-то будет целиком закупать одни спортивные представления и отменять другие»...
Никто не знает сколько денег сделано на Бесте, но нетрудно предположить, что немало.
— Начав зарабатывать как профессиональный футболист, — рассказывает он, — я открыл спортивный магазин, на вывеске которого значилось: «Джордж Бест». Зачем? Надо было думать о времени, когда придется покинуть футбол. Большинство игроков уходят с поля лет в тридцать, тридцать пять и остаются ни с чем. Они только и делали, что пинали мяч.
Другой профессии у них нет, деньги скоро уходят. Тогда и начинается другая жизнь.
Бизнесмена из Беста не вышло, хотя его магазин и пара ночных клубов, купленных с кем-то на паях, были каплей по сравнению с деньгами, полученными им от рекламы. Деятели шоу-бизнеса быстро почувствовали, что голубоглазый Бест из «Манчестер Юнайтед» — прекрасный материал для сотворения идола. Футбольной звездой Бест стал сам. Но это было лишь условие, исходная позиция для его превращения в универсальную звезду шоу-бизнеса. Ничуть не меньшую, чем сверхзнаменитый музыкальный ансамбль «Битлз». Мне нередко приходилось слышать: Джордж Бест и «Битлзы» — явление одного порядка, одного стиля. Если «Битлзы» создали новый музыкальный стиль поколения, то Бест — новый стиль в игре: он, как никто другой, приподнял роль индивидуальности, собственного почерка.
Идолы поп-музыки, кино, спорта делаются по одинаковому рецепту: мало одних только достоинств, надо иметь какие-то пикантные изъяны. В конце концов их можно и приписать герою. О Ричарде Бартоне, блестящем драматическом актере, читателю газет много лет рассказывают лишь два сюжета; как неумеренно Бартон пьет и на каком витке его отношения с Элизабет Тейлор. Стоило Бартону стать трезвенником и развестись с Элизабет, как упоминания о нем почти исчезли с газетных полос.
В БЕСТЕ, еще 17-летнем, уже чувствовался характер. При всей своей любви к футболу, давшему ему и деньги, и славу, он не хотел быть просто деталью машины, которая делает голы. Он спорил с менеджерами, уходил из команды, объявлял, что бросит футбол, сорил деньгами... В итоге благодаря газетам прослыл донжуаном в бутсах, гулякой, сорвиголовой. В этом дополненном и переработанном виде он должен был вызывать у публики более жгучее любопытство, чем просто в роли футбольного таланта. В одной из книг о Бесте сказано:
«Он стал в одном лице и артистом, и участником шоу и футболистом, и секс-символом. Его воображали таким: забивает голы и при этом обнимает одной рукой кинозвезду, а другой размахивает рекламными брошюрами о прелестях курортной жизни на Майорке».
Образ слепили. Теперь его можно было запускать в производство. О Бесте сняли несколько фильмов, его интервьюировали на телевидении, газеты вцепились в него мертвой хваткой. О чем его спрашивали, что о нем писали? Футбол ушел на десятый план. Главным было другое — «приключения Джорджа Беста». Помню огромный заголовок на первых страницах газет: «Джорджа Беста обвиняют в похищении шубы». Важно было, у кого Джордж «похитил» шубу — у победительницы всемирного конкурса красоты. Ингредиенты для сенсации: выдающийся форвард, самая красивая женщина в мире и шуба, таинственно исчезнувшая с вешалки. Бест был ни при чем. Но о событии этом писали все, кому не лень. Анекдот: не то он шубу украл, не то у него украли...
— В первые годы в футболе, — говорит Бест, — мне льстило внимание репортеров. Потом я их возненавидел. Если ты чего-то достиг, тогда пресса тебя вначале приподнимает, а потом принимается использовать в собственных целях. Все очень просто — им надо продать больше газет, выручить больше денег. На мне, на Бесте, на ком-то еще. Я не мог прийти в ресторан, чтобы у выхода меня не ждали репортеры. Я отказывался отвечать на их вопросы. Это не помогало. На другой день газеты ссылались на мифический источник: «Один из друзей Джорджа так изложил его взгляды». Еще чаще меня вообще ни о чем не спрашивали, а потом я находил уйму подробностей из своей жизни в газетах.
Беста, конечно, не могли не заметить дельцы из рекламного бизнеса. Была создана фирма, получившая монопольные права на рекламу с именем «Бест» в газетах, журналах, на телевидении, на этикетках товаров. Теперь его лицо мелькало на пакетах жевательной резинки, футбольных мячах, бутылках с соком... Слава и деньги преследовали Беста. Он же с точки зрения его финансовых партнеров вел себя совершенно нелогично — не выжимал из своего таланта все, что мог. В Манчестер к Бесту летит вертолет, чтобы забрать его на день в Лондон— съемки для рекламного фильма, гонорар — 40 тысяч фунтов стерлингов. Бест садится в вертолет, прибывает в Лондон, а там исчезает из гостиницы... Подсчитали, что он отказался от рекламных заказов на четверть миллиона фунтов стерлингов. Этот странный феномен дискутировался в прессе. Среди прочих высказывалась такая точка зрения — все дело в «импульсе саморазрушения», заложенном природой в ирландскую душу Беста. Когда дела идут слишком хорошо, его душа «ощущает дискомфортность».
— А все же почему? — просил я Беста. — Ведь заказчиков вы и правда ставили в тупик.
— Почему? Потому что скучно улыбаться, доказывая, как хороша жевательная резинка. Потому что скучно подмигивать в камеру, скучно тратить на все это время. Когда мне уж слишком досаждали парни из рекламы, я от них прятался. Сидишь где-нибудь в баре с Родом Стьюартом, певцом, и беседуешь. Он тебе о футболе, ты ему о музыке. Не скучно. Помню фильм, герой которого, человек вполне благополучный, находит у себя в саду воздушный шар и с радостью улетает на нем ко всем чертям... Ему все осточертело. Иной раз я думаю: подвернись мне под руку такой шар, я тоже улетел бы.
В жизни, однако, сделать подобное труднее, чем в кино. Правда, Бест действительно улетел. На самолете. В Соединенные Штаты. Порвав и со спортивными, и с рекламными боссами. Бест не был футбольным циником. Заявив об отставке, он сказал, что не будет играть в том старомодном стиле, какой ему навязывают в «Манчестер Юнайтед». Одна из кинокомпаний тут же предложила ему 60 тысяч фунтов стерлингов за участие в фильме о нем. Бест отказался.
УЖЕ ВТОРОЙ год он играет в охваченной футбольным бумом Америке. Снова берет призы, и снова реклама хватает его за футболку. Аллан Роттенберг, шеф рекламной фирмы из Лос-Анджелеса, говорит:
«Джорджа легко реализовать в рекламе. На товар по имени «Бест» есть немалый спрос. Достоинства его как продукта чрезвычайно высоки. Пеле ушел, остался Беккенбауэр. Беста легче продать, чем Беккенбауэра, потому что он не только футболист, но и личность. Мы наметили: Бест будет рекламировать жевательную резинку, жевательный табак, обувь. И даже спиртные напитки. А почему бы и нет? Этот парень — яркая индивидуальность. А американцы любят яркие индивидуальности».
Готов ли Бест включиться в эту игру? Через несколько дней после прогнозов Роттенберга появилось сообщение, что «лучший футболист США 1976-го и 1977 годов» Джордж Бест подвергнут штрафу и отстранен от игры за неявку на тренировки. Рядом фотография: Джордж показывает язык. Вновь в поисках воздушного шара?
Если отрешиться от легенд, созданных о Бесте, как «товара и продукции», то окажется, что его история — это история бегства, точнее, попыток бегства от индустрии футбола и шоу-бизнеса, от ажиотажа вокруг футбола. Откуда этот ажиотаж?
«Футбол — источник, питающий национальную гордость, — писал западногерманский журнал «Шпигель», — и прокладывающий путь к международному признанию, фактор политических расчетов и репрессий, психических потребностей масс, отдушина для агрессивных эмоций и способ их нагнетания».
«Шпигель» никак не расшифровывает смысл этих «психических потребностей масс», но, приглядевшись к взрывам футбольной истерии на Западе, водишь в основе ее некий вакуум в духовной жизни общества, его социальную дисгармонию... В исследовании д-ра Питера Марша, оксфордского психолога, дается рекомендация: не следует бороться с футбольным ажиотажем и вандализмом. Наоборот, надо их поощрять, так как эти страсти «служат заменой страстям социальным». После победы над английской сборной шотландские болельщики, сломав футбольные ворота и растащив на сувениры дерн с поля стадиона «Уэмбли», принялись скандировать: «Разве мы не нация?» В радиорепортаже о том, как шотландцы собираются на чемпионат в Аргентине, я слышал фразу:
«Футбол приобрел ныне статус национальной религии, а менеджер сборной Аллан Маклеод возведен в ранг мессии, спасителя»...
Признание газеты «Санди таймс»:
«Там, где нет политических героев, футбольный тренер — король. Шотландия с ее безработицей, алкоголизмом, преступностью остро нуждается в чем-то, чем можно было бы похвастаться».
Вернее было бы сказать, что безработица, алкоголизм, преступность рождают комплекс неполноценности, ощущение придавленности и безнадежности.
Как, чем компенсировать этот комплекс, эту неудовлетворенность жизнью, ее бесперспективность? Футбольная истерия входит в список rex наркотических средств, с помощью которых можно отвлечь внимание от больных проблем. Истерия, подстегиваемая средствами массовой информации, политиками, шоу-бизнесом. Вот ее побочные следствия. Команда «Ковентри сити» со счетом 5:0 проиграла клубу «Ньюкасл Юнайтед». Сразу после матча Аллан Датч, болельщик «Ковентри сити», убил невесту, а через несколько минут разбился сам, направив автомобиль на стену дома. Аллан не смог пережить такого разгрома своей команды — 5:0! Пол Филл по дороге с матча, где «Манчестер Юнайтед» проиграла «Норвичу», убил, затоптав ногами, человека, которого прежде не видел в глаза. Филл сам объяснил в полиции, что «единственная причина его нападения — проигрыш «Манчестер Юнайтед». Деталь: и убийца, и убитый были безработными. Так разряжаются страсти, до таких пиков доплескивает ажиотаж. Что сказали бы социальные психологи, исследуй они искореженный душевный мир Аллана Датча и Пола Филла?
Судьба Датча и Филла напомнила мне изречение Билла Шенкли. футбольного менеджера по профессии, демагога по призванию:
«О футболе кое-кто говорит в таком духе, как будто речь идет о жизни и смерти. В сущности же, футбол — явление еще более серьезное...»
Я БЫЛ на «Уэмбли», когда разыгрывался один из финалов Кубка Англии. После матча двое болельщиков выбежали на поле, стали на колени перед Биллом Шенкли — его команда победила — и принялись целовать его ботинки. Менеджер не протестовал и ноги не отдергивал — целуйте!
Эдгар Чепоров
ЛОНДОН
29.6.2008, 12:28
