IPB
     
 

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

 
 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Притча о Голове, небольшая разминка
Иэм
сообщение 30.9.2007, 18:40
Сообщение #1


jana
***

Группа: Демиурги
Сообщений: 1757
Регистрация: 3.7.2006
Вставить ник
Цитата
Из: страна этого мертвеца действительно широка
Пользователь №: 313



Репутация:   177  



Никогда никому не сотворил зла Асанга.

Был светел Асанга и счастлив. Дни свои проводил он в согласии с самим собой и со всеми живыми существами. И все, кто жил в тогдашней Кушинагаре – каждый знал его по имени и каждый любил его за мудрость и доброту, за кроткий характер и за тот детский, искристый смех, что волей-неволей вырывался из груди его во всякий случай, радуя опечаленных и смиряя гневливых.

Вышло так, что жил Асанга в прекрасном доме, обнесенном каменной стеной и расцветающем удивительным, пышным садом. Была у Асанги прекрасная жена, столь же чистая и незабвенная, как и он сам, и множество детей было у этого человека. И всею большой семьей жили они, не зная бед и козней ни со стороны царя (а ведь так часто цари ревнуют к чужим богатствам и славе и пытаются прибрать их себе), ни со стороны разбойников и убийц ослепленных. Сам же Асанга, дни свои посвящая раздумьям о мироздании, всецело погружаясь в учения и премудрости древних, считая, что жизнь человека скоротечна и нужно научиться понимать ее, понимать через сокровенное, внежизненное, казалось бы, должен был иметь тело щуплое, как у всех людей, мечтающих о духовных высотах, щуплое и сморщенное, а так же старческие седины и слабость рук. Но, на самом деле, Асанга в свои сорок лет сохранил прекрасные черты юности и обладал совершенным здоровьем. Каштановая, кудрявая борода покрывала широкую грудь его, а высокий, сияющий лоб его сохранил младенческую нежность.

Никогда никому не сотворил зла Асанга.

Кто не знал Асангу?
О нем говорили все.
Родители поучали нерадивых детей своих, ставя в пример этого святого человека, который никогда не сотворил ничего дурного и был счастливее всех на свете, имел все, о чем можно только пожелать и ни в чем не испытывал нужды.
Дети шумной вереницей бежали по улицам за Асангой, если ему случалось куда-то идти.
Богачеи и дельцы всякий раз избавлялись от извечных сует своих, злобы и зависти, когда имели дело с Асангой. Завидовать ему они не могли – заслуженным было его богатство и божественной была доброта его. И когда дельцы те могли вести дела с Асангой, хотя бы на время избавленные дыханием его и взглядом от всех пороков своих, то в тайне благословляли они его, как дарителя свободы духовной; так раненый зверь, тщетно пытавшийся добраться к воде, благословит дождь, что напоит его.
Шраманы, что исходили всю Индию, проповедуя каждый свое, забывали об учениях своих, встречаясь с Асангой, ибо видели в этом великом человеке истину и совершенство. Всех удивлял он. Асанга много знал: и то, как следует вести себя, чтобы постичь пустоту великую и то, как нужно забыть о своем я и то, как зыбки и непостоянны все предметы и явления мира сего; и, тем не менее, Асанга продолжал вести спокойную мирскую жизнь, не становился аскетом, не ограничивал себя в еде и желаниях и вопреки этому – то было видно и в глазах его и в сиянии над всеми делами его – оставался угодным богам.

Ни один чужеземец, попавший в эти края, не мог не узнать об Асанге. Так случилось и со старым странником, пришедшим откуда-то с севера. Это был крупный мужчина, опиравшийся на длинную, заостренную палку, одетый в один только плащ из тонкой порыжевшей кожи. Нес в себе странник изъян, ничем не объяснимый и невидимый, но от того еще более страшный, более разрушительный. Лицо его, самое обыкновенное лицо, было истерзано какой-то одной мыслью, что видимо с самого рождения мучила его и подъедала, как некоторые грибы, сосущие сок деревьев. От этого все черты странника давно уже приобрели зловещую сжатость и мрачный дух. Звали этого человека Киаран.
И захотел Киаран повидаться с Асангой. И это было несложно устроить.

Встретились они на окраине города в мышином саду, на холме, откуда открывался вид на весь город, откуда синело просторное небо, откуда на землю спускались невидимые духи, чтобы вселяться в людей и учить их прекрасному.
- Слышал я, - сказал Киаран. – Что ты, Асанга, мудрейший человек в этом городе. Так ли это?
- Ничего подобного, - улыбнулся Асанга. – Верно, люди любят меня, раз столь чрезмерной похвалой окутывают имя мое. Я же совсем не умен, мой друг.
- Верно, тогда ты отличаешься каким-то другим высоким свойством, раз молва о тебе перешла через всю Индию до самых далеких стран. Чем хорош ты?
- Уверяю тебя, друг мой, ничем. И я никогда не знал, будто обо мне говорят в дальних странах. Что же обо мне говорят?
- Говорят, например, что ты, о Асанга, познал суть вещей.
- Странные глупости говорят. Разве тебе неизвестно, любознательный гость, что люди, желающие ответить на безответные вопросы, вечно будут скитаться в аду сознания своего и ни выбраться не смогут, ни растворить ад этот, подобно тому, как мы поутру растворяем сны? И разве ты не знаешь, что суть вещей – это главный из всех безответных вопросов? И неужели ты думаешь, чтобы я решил обречь себя на мучения вечные?
Скривились в муке губы Киарана, стал он яростен и несчастен, мысль, что мертвым шрамом бороздила лицо его, загорелась в зеленых глазах, завертелась юлой. Пал Киаран в ноги Асанге, схватил его за бархатные штаны его и застонал, как любовник, уставший от ужимок возлюбленной, как обездвиженный голодом нищий, увидевший вдруг повозку с едой, что едет куда-то прочь не к нему и не для него – так застонал Киаран.
- А я искал тебя, Асанга, именно тебя искал. А я ведь всю жизнь пытаюсь заглянуть в неизведанное, прыгнуть туда, откуда живыми не возвращаются. А я никогда, Асанга, слышишь? никогда не мог поверить ни в руки свои, ни в солнце, ни в людей, ни в слова их и обычаи, ни в лес, ни в воду, ни в животных. Везде и во всем я искал первопричину, потому как не могу верить во что-то, если не могу понять, откуда это и отчего, и я понимаю, слышишь? я понимаю, что невозможно узреть до конца, как только пойму я, отчего и как мир устроен, так обращу внимание на себя и спрошу себя: а откуда этот разум, что познал устройство мира, почему он есть, почему он решает, как он может решать, почему его нет и что такое пустота? О скажи мне, как избавиться от мыслей этих, Асанга. Ты ведь знаешь, один ты знаешь, как сделать это! Я уже в аду, в том самом, о котором сказал ты мне, спаси же меня, протяни мне руку, мудрец. Объясни мне, что делать, как быть мне в мире этом?
- Я ничем не могу помочь тебе, - сказал Асанга после долгого молчания и протянул Киарану руки, чтобы тот встал.
И увидел, что плачет Киаран и сжалось сердце у Асанги
- Видишь, вон там растут кипарисы. Спроси у них, они знают больше моего. Вот под ногами нашими лежат камни широкие, спроси у них, они живут дольше и здесь и нигде.
- Как же я у них спрошу? – воскликнул Киаран. – У них нет ни ни языка, ни разума, чтобы ответить.
Снова молчал Асанга и внимательно разглядывал он кипарисы, на которые только что указал пальцем.
- Да, и вправду, - сказал он наконец. – Они действительно не умеют говорить и думать. Вот теперь ты видишь, насколько я глуп и близорук. Впрочем, ты ведь сам говорил, что сомневаешься в мире. Мне кажется, ты слегка преувеличивал.
- Что ты хочешь сказать? – спросил Киаран.
- В словах твоих нет сомнения, друг мой, и в камнях и в деревьях разбираешься ты лучше, чем кто-либо другой. Выходит, и о мире у тебя суждение крепче и разумнее.
Долго еще вели беседы они. И мрачней становился Киаран, и улыбчивей Асанга.
Спустились в Кушинагару они, вел Асанга гостя вдоль улиц лимонных и дымных дворов. Возле теплой реки Асанга остановился и указал на великолепную женщину в белом платье, что сидела недвижно на берегу, с застывшей радостью в лице, закрыв глаза и подняв руки над головой.
- Видишь, это моя жена Арья. Бывает так, что день и ночь проводит она, рассматривая саму себя и ни разу не спросила она меня, как устроен мир. Она рассказывала, что иногда, когда вот так засыпает здесь, то видит вдруг все в округе глазами бабочки, или шмеля, или оказывается в землях далеких, в тех временах, когда никто из нас еще даже не был рожден. И каждый раз, погружаясь в прозрачные тайны, все меньше задает она вопросы и все меньше знает. А после Арья купается в реке и возвращается домой, и мы ведем обычную жизнь, такую же, что и у всех в Кушинагаре. Мы работаем, спим, едим, любим. Попробуй и ты, друг мой, плыть по течению.
- Вероятно, у вас есть какие-то тайные знания, - сказал Киаран. – Раз вы так преспокойно говорите о вещах немыслимых – повидать мир глазами бабочки и побывать в далеких временах.
- Мир неразрывен, друг мой. В этом нет ничего удивительного. Гораздо больше загадки в жизни обычной – и загадки эти не так мучат человека, как те, неразрешимые, они живут с человеком сообща, любя его и подбадривая.
Расстались Асанга и Киаран. Был недоволен странник. Не услышал он ничего, что хотел бы услышать. Не узнал ничего, что хотел бы узнать. Нетерпеливым был ум его и невнимательным взор. Остался он возле реки, наблюдать за волшебной девой, что в полной умиротворении считала круги на воде и движения рыбы в ней. И захотел Киаран познать мир по-своему, увидеть ту грань, за которую не все преступают, захотел он увидеть в глазах мудрого Асанги те чувства, что не свойственны ему, чтобы разоблачить этого человека, чтобы увидеть, как он, знающий все, поступит в случае беды невозможной.

Все произошло вечером, когда Асанга уже отходил ко сну. Проснулся он от громкого стука в двери. Свет уже вышел из просторных комнат, покинув синие и зеленые ковры, развешанные на стенах, оставив на них лунные отстветы. В соседних помещениях все еще спали сыновья и дочери Асанги, их он не стал будить. И предстал перед ним Киаран, страшный лицом и безумный в глазах. И на конец палки, что всегда он носил с собой, надета была голова несчастной Арьи.
Обескровленная голова пустыми глазами разглядывала Асангу и бесконечно качалась из стороны в сторону, на страшной, заточенной палке, губы замерли, чуть приоткрытые, и были они серого цвета. Киаран качал голову, улыбаясь, ничего не говоря и с упоением в душе разглядывал человека, что в считанные секунды старел на десятки лет. Киаран ждал. За его спиной рванные, жидкие сумерки беспокойно кружились над мертвой девой, желая поскорее поглотить ее, вернуть себе.
Исчезли все мысли в голове Асанги – любой бы другой накинулся на убийцу – но он, Асанга, думал лишь о жене своей, что попала в вихрь неизвестный, в пучину глубокую, не желая этого и ни с кем не попрощавшись. Дрожал Асанга. Он не хотел уже узнать, ни где лежит тело несчастной Арьи, ни зачем совершено было убийство это – все стало безликим, лунным, все потеряло подпорку, и даже слезы не вырвались из глаз Асанги. И спустился он на колени перед чужеземцем, а тот развернулся и широкими, бесшумными шагами пошел прочь, в лес, в вечерний лес, над которым уже во весь цвет сияла внимательная луна.

Так они шли, ни говоря друг другу ни слова, каждый в своей пустоте. Киаран – высоко подняв подбородок, и раскачивая Арью, чтобы та видела все вокруг, чтобы слушала насекомых, Асанга – на четвереньках, глотая землю, и ломая колени, сливаясь с ней, с землей, видя в ней черную бездну, а затем и дальше – смеясь и постанывая. Лес поглотил их навсегда, никто из них уже не вернулся в этот мир.

Никогда никому не сотворил зла Асанга.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
 

Быстрый ответОтветить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 

RSS Текстовая версия Сейчас: 28.3.2024, 20:23
 
 
              IPB Skins Team, стиль Retro