[santehlit]

4

Финальный день спартакиады школьников Увельского района пришёлся на последний день бабьего лета. Стадион переполнен народом, собравшимся посмотреть состязания, поболеть за своих, насладиться последним теплом догоравшей осени и вообще порадоваться жизни. Работали буфеты, играла музыка, диктор объявлял результаты и фамилии, набранные очки каждой из школ. После соревнований лёгкоатлетов, на поле должны были выйти юные футболисты.
Оглашая список заявленных команд, диктор запнулся и продолжил после паузы совсем другим тоном, каким объявляют выход клоуна на арену:
- … и дворовая команда «Лорды с Болотен-стрит».
Перед тем, у судейского столика была перепалка.
- Ну, «Вымпел», там, ну, «Метеор»… Какие к чёрту «Лорды»? Хотите, чтобы вас на приветствие «мордами» обозвали. Так и будет. Вот увидите.
- Да какая тебе разница? Ну, «Лорды», значит «Лорды». Это ж здорово! Ребята сами пришли, сами заявились и хотят сыграть. Оставь - пусть играют.
- Меняйте название.
- Не будем, - упёрся Гала. Это была его идея, и он её отстаивал.
Надо сказать, к осени у нас поменялось руководство команды - Шиляй с Ломяном до того расплевались, что оба подали в отставку. После выборов тренером стал Сергей Колыбельников (надо же!), а капитаном Серёга Ческидов.
- Не будем, - упёрся Гала. – Либо пишите так, либо мы пошли.
- Не больно-то и нужны.
- Э, прекрати. Давай, парень, вашу заявку - готовьтесь к эстафете.
Команда расположилась на двух крайних скамейках в углу трибуны. Заявление диктора вызвало у народа оживление и интерес к нам.
- Эй, дылда! – окликнул Сергея Ческидова какой-то недоперепивший гражданин. – В такой погожий день лучше всего в лесу. Отвёл бы ты, курносая кряква, своих утят на свежий воздух, на природу.
У Сергея действительно был широкий нос, которым он не очень-то и гордился.
- Шёл бы ты, дядя, пока есть на чём, - Ческид сплюнул, чтобы показать своё презрение к обывателю, но получилось как-то не очень удачно – попал на свою коленку.
Дядю сменили другие насмешники. Две деревенские девчонки остановились поглазеть на «дворовую команду», от удивления позабыв о прежнем занятии – облизывать мороженое.
- Клянусь коленкой Венеры! – воскликнул Гала. - Перед вами сплошь холостяки - подходи, налетай, без суеты выбирай.
Девчонки, прыснув, пошли прочь.
Молодой человек, рыжий и в веснушках, подошёл рассерженный:
- Послушайте, где ваш представитель? Два раза по громкой объявляли. Сколько можно? Значит так, была жеребьёвка – команды поделены на две группы. В вашей – Увельские сорок шестая и сорок четвёртая школы. Игра по круговой. Победители выходят в финал. Ну, и, конечно, игра за третье и четвёртое места. Сейчас будет эстафета. Участвуют по десять человек от команды. В случае ничьей на футболе, победа присуждается той команде, у которой лучший результат по эстафете. Всё ясно?
Нам всем было ясно, а кивнул кэп – Серёжка Ческидов.
Став капитаном, он очень серьёзно относился к своим обязанностям. А вот Гала наоборот, в тренерах дурака валял ещё большего.
Он и заявил тотчас же:

[santehlit]

- Я не побегу – позориться-то. И вообще, у меня ноги болят, а одна даже короче другой. Мать мне постоянно говорит: и в кого ты у меня народился - разноногий.
- Знала бы она, какую ты ей славу создаёшь, - сказал Андрей Шиляев, - обломала б о твою спину хороший дрын.
Минут тридцать спустя стадион потряс шквал ликующих возгласов, приветствующих победителя эстафеты. А я, бежавший на последнем этапе, в этот момент ещё томился, поджидая палочку. Потом побежал в гордом одиночестве под свист и улюлюканье трибун.
Да какой с нас спрос – дворовая команда!
Позорный провал на эстафете поверг всех в уныние. Кто-то предложил смыться под шумок. На него прицыкнули – бывало и хуже.
- Какой чёрт придумал эту эстафету?
- А что? Цивильное решение всех спорных вопросов, а то привыкли кулаками.
- Тоже мне команда! Ну, и названьице.
- Кому не нравится, пусть катится в свою школу - если возьмут, конечно.
- Выборы придумали – тоже мне, английский парламент.
Наспорившись, вышли на поле.
Предстояла игра с сорок четвёртой школой – с нашей, между прочим, родной. Два тайма с перерывом лишь для смены ворот результата не дали.
- Стало быть, ничья в не нашу пользу? – спросил Халва возвращающуюся хмурую команду.
Гала махнул рукой:
- Всё гадко, как всегда.
Сидели на скамейках, с тоской наблюдая за игрой сельских команд. Кто-то принёс слух - в сорок шестой школе есть суперигрок Сергей Москвин.
- Этот что ль? – спросил Серёжка Колыбельников знакомую девочку из сорок шестой школы, указав на долговязого красавчика-блондина.
- Он самый! – восхищённо подтвердила фанатка.
Мне девушка понравилась, а Москвин нет. Ходит, как гусак, шею вытягивает, будущих соперников выглядывает и копытом бьёт от нетерпения. Впрочем, наверное, ластами - или что там у гусака?
Может, от этих мыслей смелости набрался и вдруг брякнул:
- Если будете за нас болеть, мы вашего кумира сделаем.
Девушка взглянула на меня большими синими глазами, лукаво усмехнулась и показала фигу. Уходя, пару раз оглянулась.
Гала руки развёл:
- Толяха! Дон Жуан! На трибунах бабьё клеит. Учись, братва.
Новый выход на поле «дворовой команды» был встречен насмешками и свистом с трибун.
На приветствии мы гаркнули:
- Команде напротив, физкульт привет!
А они:
- Команде «Морды.…»
Ну, морды, так морды. Погнали наши городских!
На этот раз игра задалась. Минут через пять мы забили первый гол. Его приветствовали жиденькими аплодисментами. А Сашка Ломовцев – автор гола – скрестив руки на груди, будто мавр, картинно поклонился трибунам.
Стадион притих, наблюдая, как четвёрка наших нападающих – Ломан, Добрик, Колыбеля и Толик Назаров – переигрывали всю сорок шестую школу. Пожарной каланчой торчал в центральном круге Москвин, наблюдая, как разгораются события возле его ворот.
Второй гол ещё до перерыва забил наш новый тренер – Серёга Колыбельников.

[santehlit]

- Не останавливайтесь, ребята! – крикнули с трибун, быть может, чтобы ободрить школьников, а Гала принял это на свой счёт – исполнил реверанс не хуже заправской балерины.
Трибуны развеселились.
Я заметил, почти вся наша команда с надеждой посматривала на болельщиков, будто выпрашивая поддержки и участия, вместо свиста и оскорблений. И, надо сказать, число наших сторонников не очень-то увеличивалось даже после того, как мы во втором тайме закатили ещё два гола.
Валерка Халва, прозванный за вечное сидение в запасных Массажистом, встретил нас улыбкой во всё румяное лицо. Он придумал собственный жест и охотно демонстрировал – два больших оттопыренных пальца встречаются. Тот, что смотрит вверх, демонстрирует нашу игру, вниз который – участь побеждённого на древнеримском ристалище.
Настроение поднялось ещё больше, когда команда Москвина растащила сорок четвёртую школу со счётом чуть меньшим. Она будто встрепенулась, поняв, что с нами упустила все шансы на первое место, которое им заранее предсказывали трибуны.
Наблюдая за их игрой, я ёжился от подспудного страха – как это нам удалось обыграть такую команду?
- А переигровку не могут назначить? – спросил, волнуясь.
- Не дрейфь, Толян – ещё раз накажем, - Сула похлопал по широкой спине нашего нового воротчика Серёжку Малухина – Малуха на воротах стоит глухо.
Переигровки не было. За третье место Москвин бился с красносельскими ребятами, а нам в финале досталась команда из Нагорного. Они уверенно вышли из подгруппы, выиграв обе встречи. Они и в эстафете победили - на все руки от скуки.
Трибуны вновь оживились - начался матч за третье место.
- Смотри, смотри, что творит, - восхищённый игрой Москвина, я потряс тренера за плечо.
Тот лежал на лавке и меланхолично смотрел в серенькое небо. Опустил руку, не глядя, сорвал травинку и сунул в рот.
- Кончилось лето. Эх, где же вы, денёчки золотые?
- И юбочки короткие, - в той же позе и тональности вторил Васька Добрик.
Шуты гороховые! Им бы лишь комедию поломать да порисоваться.
- Посмотрите-ка на них, готовые чемпионы лежат.
- Ты это трибунам скажи, Толян - да чтоб все девочки слышали и в очередь вставали за автографами.
Финальная игра красотой не блистала. Была тяжёлой, вязкой, контактной, даже грубой. Нагорненцы действительно быстро бегали и хорошо играли в пас. Им лишь везения не хватало, чтобы завершить хотя бы одну из многочисленных атак. Впрочем, не везло и нам. Не забил пенальти наш капитан. Меня здорово снесли на краю нашей штрафной. Уж мяч был в игре, а я всё сидел, ощупывая помятые рёбра.
Малуха спросил:
- Играть сможешь?
- Не знаю.
Игра где-то стопорнулась - Гала подбежал злой и мокрый от пота:
- Ты ещё ляжь и постони. Агарыч, от кубка до твоих губ бегать да бегать - вставай.
- Отстань, - я махнул рукой и поднялся.
Потом был перерыв. Потом был второй тайм, такой же вязкий и безрезультатный. Игра катилась к ничьей. Судья уже посматривал на хронометр. И в этот момент.…
И в этот момент Сашка Ломовцев забил гол. Это было какое-то чудо. Нет не гол, а его прорыв. Он обыграл троих, нет четверых, на ложном замахе уложил вратаря. Завёл мяч в уже пустые ворота и принялся там жонглировать. На трибунах невольно захихикали трагикомичности момента и охнули, когда он, натешившись, вонзил пузырь в сетку.
Мяч ещё не установили в центре поля, а от судейского столика забегали курьеры. Организаторы вдруг спохватились, что кубок школьной спартакиады придётся вручать какой-то уличной команде, банде беспризорников - без формы, без тренера, с идиотским названием.
На трибунах, как я понял, мало было объективных болельщиков - все переживали за свои школы, а теперь разом обрушились на нас.
- Морды с поля!
- Долой беспризорников!
- Катитесь на свою улицу котов за хвосты таскать.
- Судья, пендаль!
За воротами совсем маленькие мальчишки устроили травлю Малухи.
- Рыжий, рыжий, косоглазый.
У нашего воротчика действительно были пшеничные волосы, и один глаз – стеклянный.
Судья безбожно тянул время, надеясь на чудо. Но всё-таки вынужден был дунуть в свой инструмент, когда Ломана снесли в штрафной. Но это был не пенальти, а конец игры.
Матч ещё не закончился, а судейская коллегия, представители школ и районо решили в этом году футбольный кубок не вручать никому.

[santehlit]

5

Была середина осени – самое непредсказуемое и изменчивое время года. Причём, изменчивое почему-то всё больше в сторону дождя и промозглого ветра. За высокими окнами школы торжествовала обманутая ненадолго выглянувшим из-за туч солнцем золотая листва клёнов. А в классе было прохладно и пахло осенним дождём.
Новая учительница литературы вела урок. Ученики меньше шалили, тише болтали, гадая, какая она – вредная или ничего. Вроде бы ничего - симпатичная, и мальчишкам даже сюрприз пообещала в конце урока.
Лично меня её появление и обещание не вывело из благодушного состояния успевающего ученика. Я грустил вслед ушедшему лету, думал, смогу ли научиться играть в хоккей так, как это у меня получалось в футболе? Останется ли у нас команда, или каждый будет играть за свой класс?
- Всем понятно? – учительница положила мелок и присела за кафедру. – Тогда вспомним пословицу - не боги горшки обжигают – и начнём.
Пословица навела меня на мысль - а что если встать и молча уйти. Интересно, как поведёт себя новая учительница - двойку поставит? за родителями отправит? Но ничего такого я не сделал, а открыл тетрадь и начал писать сочинение на тему «Самый замечательный день прошедшего лета».
- Кто напишет, - сказала Нина Николаевна (так её звали). – Может сдавать тетрадь и идти домой.
Класс начал пустеть задолго до конца урока. Последние сдавали тетрадки вслед за пронзительным звонком. От судьбы не уйдёшь, думал я, давно уже поставив точку в сочинении, и с сомнением поглядывая на преподавателя.
- Что, рифма не идёт? - подняла на меня глаза Нина Николаевна. – У тебя весь урок было такое одухотворённое лицо, что мне показалось – ты пишешь стихами.
Мне почему-то подумалось, что она это на полном серьёзе.
- Не-а, я стихами не умею. Но вы сказали, будет сюрприз в конце урока – вот, сижу, жду.
- Ах, да, я и забыла. Так мальчишки же ушли. Ты передай, пожалуйста, тем, кого увидишь – сегодня в детской спортивной школе открывается футбольная секция. Тренер Николай Дмитриевич Синицын, это мой муж (она слегка покраснела), записывает всех желающих. Передашь?
Задолго до этого дня в кабинете директора ДЮСШ два брата Синицыных Николай и Михаил Дмитриевичи вели задушевную беседу.

[santehlit]

- Ты знаешь, Миша, в жизни обязательно наступает минута, когда хочется сесть в кресло, снять тапочки, положить ноги на стул, включить негромкую музыку и задуматься о смысле жизни. Иногда эта минута растягивается на несколько часов.
- И что же ты надумал, выбрав минутку, чтобы убить несколько часов?
- А я подумал и давно подумываю - почему только лыжи и гимнастика? Что делать мальчишкам, которые хотят играть в футбол?
- А установки сверху? А региональные привязки? Ты рассуждаешь, как тренер, а я-то – директор. С меня, знаешь, какой спрос? О-го-го!
- Ты не ответил – что мальчишкам-то делать?
- Да играй ты с ними в футбол! Играй, ради бога, и вешай на грудь значки «Юный гимнаст» Мне отчётность, тебе – удовольствие.
- А если мальчишкам славы хочется и совсем других наград. Что тогда?
- Знаю я, чего им хочется - перехочется. И ты, Николай, не прав, тысячу раз не прав. Я столько трудов положил, чтобы школу открыть, бюджет утвердить, а ты меня на подлог подбиваешь.
Младшему Синицыну стало грустно. Не хочет его брат понять, никак не хочет. Хотя его, как директора, можно понять и даже простить.
- А ты бы попробовал, заикнулся.… За спрос-то в нос не дают.
- Может, и бьют, - хмурился Михаил Дмитриевич, искоса наблюдая за братом и размышляя, между тем.
Коля наблажит - а ему расхлёбывать. А может, представить это, как инициативу снизу? Такое поощряется.
- Сейчас, после успеха в Англии, футбол стал очень популярен в стране. Почему мы-то в заду плетёмся?
- В чьём заду? - улыбнулся директор.
Кажется, он уже принял решение. Да, инициатива – это поощряется. Да, футбол теперь на подъёме. И за спрос не бьют в нос. Надо посоветоваться в районо и ехать в область.
- А-а, - Николай Дмитриевич раздосадованный отмахнулся.
- Послушай, Данко, с зажигалкой вместо сердца, вопрос я твой подниму, а что получится, не знаю. Выгорит – твоё счастье, нет – притихнешь. Договорились?
В фойе, где стоял теннисный стол, а вдоль стен скамейки, и бак с водой на табурете, собралось десятка полтора мальчишек. Они были из разных классов, из разных школ даже, но, примерно, одного возраста.
Я успел передать слова учительницы только соседям-одноклассникам, двум Толькам – Калмыкову и Рыженкову. Втроём мы и пришли, робко присели на скамеечку, наблюдая за остальными.
Я обычно сравниваю незнакомых людей с теми, кого уже знаю, выявляя через внешнюю схожесть, черты характера, либо углядывая в объекте наблюдения природные признаки животного мира – хитрую лисью мордочку, повадку увальня-медведя, некрасивое очарование раскосой лани, грозный оскал бульдожьей морды.
Вон тот мальчик наивен и открыт, живой символ «колун-головы». А этот, с ухмылкой енота на тонких губах, явно выдаёт себя за другого. Двуличие, вообще-то, никого не удивляет. Но совсем другое, когда перемена лика происходит на твоих глазах.
Соседом справа на скамейке был мальчик немного выше меня и намного плотнее, упитаннее. Если бы не подвижная жестикуляция, которой он сопровождал поток слов, можно было подумать, что он и есть один из представителей типа «увалень». Мне понравились его задорное лицо и короткая, «ёршиком», стрижка.
Сосед слева вызывал апатию. Он был мелкий, щуплый, и не переносимый болтун. Для такой говорливости кому-то надо было напиться, а этот пьянел от самой жизни. Карман его курточки был полон семечек, которые жидкой струйкой вытекали на пол.
Болтун и скряга, подумал я о нём.
Однако анекдот он рассказал классный.

[santehlit]

- Ползёт мужик по пустыне на исходе сил видит - кувшин. Потёр – оттуда джин. «Слушаю и повинуюсь». «Домой хочу». «Пошли». «Я быстро хочу». «Тогда побежали».
Кто услышал и понял – расхохотались. Остальные с улыбками за нами наблюдали.
Я всё никак не мог освоиться, чувствовал себя незваным гостем, молчал и застенчиво улыбался. Ко мне привязался какой-то лопоухий пацан, признав мою природную скромность за трусость. Он только что вошёл и внимательно осмотрел всех присутствующих. Подошёл ко мне, протянув руку.
- Здорово!
Завладев пятернёй, сдернул меня с лавочки и тут же уселся на это место.
Я безропотно отошёл к порогу и загрустил.
Разумеется, мальчишки живут на каждой улице. Но если на Больничной – ленивые и трусливые, на Рабочей – задаваки и забияки, то на Красноармейской - шпана и хулиганьё, одновременно ленивое и задавастое. Они всегда ходили гурьбой и в драке стояли друг за друга.
Я так и решил, что вновь вошедший – с Красноармейской. Что с него возьмёшь? Спокойнее - уступить. Но лопоухий продолжал борзеть.
- Ты что, недоволен, жаба?
Разговоры разом стихли. Все ждали моего ответа. В таких стычках и перепалках познаются характеры, выявляются лидеры. Лопоухий заявил о себе. Твоё слово, Анатолий Агарков. А я молчал, размышляя. Почему жаба? Ничуть даже не похож. Ни внешне, ни характером. К чему это он? Наверное, из кинофильма «Два бойца», в котором герой немцев так крестил. Мне почему-то разонравился перст судьбы, который оставил меня в классе после звонка, привёл сюда вместе с товарищами, которые сейчас хмурились и отворачивались, будто моё унижение – это моё личное дело, и их не касается. Мне вдруг сделалось безынтересно жить и захотелось встать на четвереньки и завыть протяжно, тоскливо…
- Сам ты жаба конармейская (мы иногда так обзывали красноармейских)
- Что-о? – лопоухий поднялся и вразвалочку подошёл ко мне, с нагловатым прищуром заглянул в глаза. Не сильно ткнул меня кулаком в бок. Потом взял за плечи и стукнул спиной о стену.
Так, конечно, не дерутся. Видимо, он и не хотел – просто утверждал своё превосходство. И я не стал его бить, а просто толкнул изо всех сил в грудь. Лопоухий побежал спиной вперёд. На его пути оказался бак с водой и кружкой на крышке. Он каким-то гимнастическим кульбитом умудрился перекувыркнуться через это не очень-то устойчивое сооружение, а уже потом обрушил его на себя.
На грохот падающего тела, табурета, бака и потоков воды в дверях показались братья Синицыны.
- Что здесь происходит? – загремел Михаил Дмитриевич.
Николай Дмитриевич, одним взглядом разобравшись в ситуации, и, предотвращая репрессии, положил мне руку на плечо:
- А вот этого хлопчика беру сразу.
Сначала была зима. Футбольное поле расчистили от снега, залили водой и сделали ледяной каток. Мы занимались в спортивном зале. Потом наступили весна и слякоть. И лишь только подсох газон, Николай Дмитриевич вывел своих питомцев на свежий воздух. Мы разминались, а он наблюдал - на груди его глухо тренькал шариком судейский свисток.
За живым забором из акаций, на гимнастической площадке пыхтели на снарядах лыжники – ребята старших классов. Сезон для них закончился, начался период общефизической подготовки. Томился бездельем их тренер – рыжеволосый малый кавказской национальности, по фамилии Фрумкин, по слухам мастер лыжного спорта.
- Дивная картина! Секретное оружие Николая Синицына, - запустил он из кустов «шпильку» и подошёл полюбоваться на её результат.
Мальчишки работали над техникой владения мячом – некоторые от усердия высунув языки. Старались, хотя не у всех получалось, а иные «финты» вызывали улыбку.

[santehlit]

- Аллах свидетель, Николай Дмитрич, в гимнастике у тебя мелюзга поталантливее была. Помнится, один даже фигу пальцами ног умудрялся показать.
- Ничего, и эти смогут. Было бы кому показывать, - добродушно улыбнулся Синицын и обернулся к одиноко сидевшему на скамейке пацану. – Ты меня не понял? Без записки учителя до занятий не допущу. Мне двоечники не нужны.
- Да исправил я её, исправил, - ворчал паренёк, отводя глаза.
- Тогда так, - рассудил тренер. – Если не врёшь, выходи на поле. Узнаю, соврал – выгоню насовсем.
- Да исправил я её, проклятую, - бубнил паренёк, но на поле не спешил: знал, чем рискует.
Фрумкин развеселился:
- Один мой знакомый жениться решил, а через неделю выгнал молодую. Она, говорит, спать по ночам любит и три раза в день ест. Где ты видел, Николай Дмитрич, чтоб мальчишки двоек не таскали? Или со своей Ниной Николаевной кисейных барышень воспитываешь и плюшевых леди? Её-то я ещё пойму, тебя – никак.
Синицын его не слушал.
- Слабак! Иди сюда. Каким местом стопы бьёшь по мячу? Где научился? Кто учил?
Это он мне разнос устроил.
Пока объяснял и показывал, как надо бить по мячу, Фрумкин томился за его спиной - болтать ему хотелось, а больше не с кем. Он лишь скользнул по мне взглядом, и презрительная усмешка растянула его тонкие губы. Я думаю, ему так «понравился» мой наряд – дырявые гамаши, куртка с надорванным рукавом и донельзя стоптанные ботинки.
- И всё-таки ты не прав, Дмитрич. Мальчишки должны таскать двойки, бить стёкла и драться, чтобы закалить свой характер. Горцы говорят, нет большей трагедии для мужчины, чем отсутствие характера.
Синицын оглянулся на него:
- Я за то, чтобы они стали мужчинами, спортсменами и порядочными, культурными людьми.
Фрумкин хихикнул:
- Знаю, знаю. Порядочный человек – это тот, кто делает гадости без удовольствия.
Николай Дмитриевич не поддержал разговора, грузно ступая, пошёл в дальний конец поля, объяснять что-то другим неумехам.
Фрумкин, на вид рано сформировавшийся подросток, настырен был и характером. Лёгкой трусцой догнал Синицына, забежал вперёд, заглядывая в лицо:
- Хочешь, в футбол сыграем? Мои ребятки хоть постарше, так твои же профи. А?
- Согласен, - Николай Дмитриевич резко остановился. – Сыграем, только без грубостей.
- Ну, что вы, что вы - конечно, конечно. С вами пообщаться, так и в люди можно попасть.
Фрумкин опрометью, не огибая луж, бросился через поле собирать своих лыжников. Мастера плоских досок и тонких палок выскочили на поле, как застоявшиеся кони, с гиком и ржанием. Они прыгали друг другу на спину, как ковбои на родео, и всё пытались покататься на чужом горбу, не обращая на нас никакого внимания.
Поначалу игра складывалась под их диктовку – ордой бегали за мячом, орали и глумились друг над другом, и часто падали, на сыром газоне чувствуя себя, как коровы на льду. Синицын судил, а Фрумкин бегал у кромки поля, свистом и рёвом заменяя полновесную трибуну. Каждый раз, когда кто-нибудь из его великовозрастных воспитанников оказывался на газоне в ореоле грязных брызг, он ликовал:
- Во, бычара племенная!
Потом лыжники подустали. Так и не «распечатав» чужих ворот, сгрудились у своих, с трудом, и всё чаще грубостью останавливая наши атаки. Когда футболисты забили лыжникам гол, их тренер выбежал на поле.
- Каррамба, коррида, и, чёрт побери! Выходит - каждый поц может обижать спортсмена?

[santehlit]

Играл он не лучше своих питомцев, и прыти его ненадолго хватило. Вскоре он уже передвигался по полю пешком, а голос дошёл до истошной хрипоты.
- Коси шпану!
Лыжники, пропустив второй гол, выглядели крайне подавленными. Синицын откровенно веселился. Фрумкин еле сдерживал себя:
- Ну, всё, пацаны, вы разбудили во мне старого хулигана.
Вратаря, здоровенного детину, пропустившего третий мяч между ног, обругал:
- Все люди, как люди, а ты, как хрен на блюде.
Воротчик покрутил пальцем у виска, как только увидел спину тренера.
Минуту спустя темпераментный Фрумкин уже вопил из центрального круга:
- Что вы телитесь, как беременные тараканы?
- Разговорчики на поле! – предупредил Синицын. – Накажу.
- Ты, Коля, содержательный такой, как американский холодильник, - окончательно сник лыжный мастер.
Измотанные бестолковой погоней за мячом, наши почти взрослые противники всё чаще стали проигрывать и силовые единоборства. После очередного, когда футболист умчался с мячом, а лыжник растянулся поперёк лужи, Фрумкин бросил в сердцах:
- Что ж ты ему в морду не дал?
Его воспитанник, размазывая грязь по лицу:
- Боюсь увлечься.
Игра у меня шла. Пасы были точны, финты удачны, столкновения без последствий. Матч доставлял удовольствие. Не понятно, почему не ликуют соперники. Возможно, их не устраивало само мироздание как таковое - полностью или в деталях. Например, смена времени года. Нарушение очерёдности жизни и смерти. Или земное притяжение. Или здесь имеет место расхожесть общепризнанного мнения о том, что в здоровом теле соответствующий дух. Лыжники вон какие здоровые - духу в этих телесах меряно-не-меряно.
Николай Дмитриевич дал свисток об окончании тайма.
- Может, хватит?
- Нет, играем, как условились, - не согласился Фрумкин. – Никаких перерывов, только смена ворот.
Теперь Синицын над ним потешался:
- Курить-то тебе, похоже, заказано. И вместо трико, мой тебе совет, надевай две пары трусов – легче бегается.
Фрумкин отмахнулся. Николай Дмитриевич добродушно рассмеялся, потирая ладони.
- Ну, как тебе мои кисейные барышни?
Фрумкин уважительно поднял брови.
- Хорошие ребятки. Показательные советские школьники - пионеры, отличники, спортсмены и собиратели металлического лома.
- То-то же, - сказал наш тренер и дунул в свисток, возвещая начало второго тайма.
Видимо, пока менялись воротами, рыжий наставник что-то внушил своим подопечным. Во втором тайме «косьба» пошла откровенная. Нас роняли по всему полю – с мячом и без оного, били по ногам, хватали за майки. И главным хулиганом стал Фрумкин. Судья то и дело дул в свисток, спорил с нарушителями, назначал штрафные.
Игра потеряла блеск. Футболисты поприуныли, а на грубость стали отвечать грубостью. Фрумкин получил сзади по ногам и кубарем покатился через лужу. Реакция тренера лыжной секции была несколько неожиданной - он совершенно потерял лицо и внезапно заголосил приблатнённой лагерной туфтой:
- Что за шухер на балу? Да я таких бушлатом по зоне гонял. Ты у меня сейчас дерьмо будешь хавать, сучара бацилльная!
Синицын остановил игру, подхватил мяч. Наступила пауза, в результате которой конфликт иссяк сам собой.
- Идите-ка вы, братцы, мазать лыжи.
Взгляд холодный и твёрдый, как угол чемодана.
Лыжники стадом потянулись с поля. Последним – Фрумкин, весь в грязи, как неудачный матадор. Футболисты собрались вокруг Синицына, довольные игрой и вовремя наступившей развязкой.
День был тёплый и солнечный. По небу гонялись небольшие облака. Над головой тренера вибрировал первый апрельский шмель.

[santehlit]

6

Мама говорила, что спортивный лагерь пошёл мне на пользу - я спал и просыпался с улыбкой на лице. Может, это и так, может, и был я счастлив во сне, но в реальной жизни всё было как раз наоборот. Это было время первой и, как водится, несчастной любви.
Перед летними каникулами Николай Дмитриевич объявил, что на стадионе открывается спортивный лагерь, в котором будут отдыхать и совершенствовать своё мастерство лучшие спортсмены района. Для футбольной секции дали пятнадцать путёвок. Я попал в число счастливчиков – повезло, а может, заслужил.
Первая неделя прошла интересно, а потом попал в число нарушителей порядка и правил. Ко мне пришли ребята с нашей улицы, стояли в кругу, курили, болтали. Налетел директор лагеря Михаил Дмитриевич Синицын.
- Ага, курцы! Нет, не наши. А вот этот наш. Наш?
Я кивнул.
- Иди за мной.
- Твой, Николай Дмитрич? – спросил он в тренерской.
- А что? – вскинул на меня взгляд Синицын-младший.
- Курит, паршивец. Губит своё малолетнее здоровье.
- Я не курю, - буркнул я.
- Он не курит, - подтвердил Николай Дмитриевич.
- Как ты можешь за них ручаться? Пацаны – утром не курит, вечером научится.
- Верно говорите, - кивнул слепой баянист по прозвищу Музыкальное Сопровождение. – Никотин это такая штука - если утром не закурить, то и просыпаться не стоит.
- Иди, - сказал Николай Дмитриевич.
- Нет, не иди, - поправил его директор. - А иди и помни – в следующий раз выгоню. Понял? Сейчас же, в наказание, неделю будешь дневалить. Время пошло.
Время пошло скучное. Правда, дневальные не ходят на зарядку и все массовые мероприятия, зато им приходится трижды в день мыть пол, охранять лагерь, когда все уходят в столовую, кино или баню. Три дня я честно вытерпел, а потом решил, хватит – преступление не соответствует наказанию, и всерьёз стал задумываться о побеге из лагеря. На нашей улице сейчас со скуки не умирают.
В тот памятный день всё предвещало что-то неожиданное. Хотя я с утра решил, что, если не произойдёт чего-нибудь замечательного, к вечеру ноги моей не будет в этом концлагере - была нужда в драгоценные дни каникул ползать с тряпкой под раскладушками!
Однако предчувствие томило. Я только не знал, как они связаны между собой – происшествие и беспокойство. То ли беспокойство - симптом происшествия. То ли происшествие есть результат беспокойства. Но что-то должно произойти – это как пить дать. Мою натуру не обманешь.
После сончаса все ушли в кино, и я остался один. Никто не мешал, можно было собрать вещички и топать домой. Но я взял мяч - новенький, с двуцветными пятиугольными клинышками, его ещё «олимпийский» зовут - и пошёл в хоккейную коробку. Семеро пацанов с облупленными носами повисли на заборе.
- Слышь, мастер, запни мяч в кусты, а мы найдём.
Я посмотрел на них и не ответил.
- Слышь, давай сыграем, проиграешь – мяч заберём.

Сообщение отредактировал santehlit - 17.7.2020, 9:21

[santehlit]

- А выиграю?
Пацаны переглянулись.
- Щенка хочешь? Овчарку. Можем квасу принести, целую флягу, на костянике.
- Щенка мне не надо, а за квас можно. Тащите.
- Сначала выиграй. Ты один что ль будешь?
- Зачем один? Ребята из кино придут и сыграем.
- Э, нет. До вечера нам ждать не резон. Сейчас играем?
- Ну, играем, - пожал плечами я не совсем уверенно. – Тащите свой квас.
Мальчишки исчезли за забором. А я, обеспокоенный, пошёл в спортзал, оборудованный под спальное помещение. Не все ушли в кино - были два гимнаста, два лёгких атлета. Я их тут же завербовал. Девчонки спрашивали - в чём дело? Я только рукой досадливо махнул.
В коробке уже поджидали, и флягу, спрятанную в кустах, показали - в ней что-то шипело, пенилось и вкусно пахло.
- Мы впятером, - хмуро объявил я, терзаемый самыми недобрыми предчувствиями.
- Отчего же? Семь на семь! – сказал чей-то звонкий голос.
У низкого заборчика коробки стояли две лагерных девчонки. Одна была достаточно упитанной, чтобы обращать на неё внимание. А вот другая….
Девочка была стройна и красива. Короткорукавая голубая майка открывала ей шею. Тени лежали возле хрупких ключиц. Я и раньше её видел, но - как это лучше выразиться? - не приглядывался, что ли. И сейчас ещё не знал, что эта девчонка в невообразимо жёлтых шортах – моя первая любовь. Но пройдёт только час, и мир переменится.
- Играйте, - я махнул рукой, а облезлоносые захихикали.
- Идите все вперёд, - расставил я игроков. – А я останусь на защите.
Я всегда играл в обороне и понадеялся на свой опыт и мастерство. В ворота встал шустрый паренёк из Рождественки по кличке Курячок. Он прославился тем, что перед отбоем нёс похабщину и каждую свободную минуту подглядывал за девчонками. Ещё он был лёгкоатлет и здорово бегал. О футболе только слышал, что и доказал, затащив мяч в свои ворота с первой же атаки.
Проигрывать не хотелось. Я поменял тактику. Всех отправил в защиту, а сам устремился к воротам противника. Носился, как угорелый, финтил, крутил, обманывал, бил и отбирал мяч. Ценой невероятных усилий счёт удалось сравнять.
Для такой игры надолго сил не хватит, с тоской думал я.
Помощь пришла неожиданно. Вдруг просто здорово заиграла девчонка в жёлтых шортах. Она также ловко отбирала мяч, лихо обводила. А один её удар с центра площадки вколотил мяч в верхний угол ворот.
После матча, зачерпнул костяничный квас, протянул ей кружку и представился:
- Толя.
- Таня, - сказала она, отхлебнув.
И тотчас содрогнулась земля от взрыва в далёком карьере. Это было как знамение свыше. Я ещё внимательнее посмотрел на девочку.
- От кого такие навыки?
- От старших братьев.
- А они живут…
- В Нагорном.
- Понятно. Бивали и таких.
Сказал-то правду, совсем без бахвальства, а Таню задело.
Одевался я тогда простенько – спортивные штаны со штрипками, застиранная футболка, куртка со следами отпоротых карманов и видавшие виды кеды. Шорт жёлтых, увы, не было.
- Ты одежду шьёшь на заказ или покупаешь в галантерейном магазине? В отделе «Новогодний маскарад»?

[santehlit]

Я промолчал, и, кажется, это задело её ещё больше. Когда болтун Курячок сморозил очередную хохму, я рассмеялся вместе со всеми, а Таня заметила:
- Когда ты смеёшься, то очень похож на дурочка.
Это было уже слишком, прямо через край - чего напустилась, что я ей сделал, хорошего? Машинально пригладил вихор. И тут же замечание:
- Волосы не чешут, а моют. Знаком с шампунем?
Мне и квас встал поперёк горла, и радость трудной победы куда-то улетучилась. Вот привязалась, злючка-колючка. Вон Курячок полпальца в нос засадил, а она - ни полслова. Да ну её на фик! А хороша, чертовка!
Раздираемый этими противоположными чувствами, выплеснул из кружки недопитый квас и пошёл прочь. Сначала решительно, а потом всё медленнее и медленнее. Вот заноза, думал, точно же в сердце запала, теперь из головы не выбросишь, не выгонишь, не выдавишь… Голова, она такая штука, что в неё взбредёт, потом думаешь, думаешь, никак избавиться не можешь, словно маньяк какой, до следующего стресса.
За спиной заскрипел шлак на гаревой дорожке под лёгкими шагами.
- Подожди, капитан - ты что, обиделся?
Я остановился - не бежать же от девчонки, в самом деле.
- Ты драться умеешь?
- Теперь скажи, что твой отец мастер спорта, и у тебя разряд по боксу.
- А любишь?
- Нет, не люблю. Красивые драки бывают только в кино.
Зачем она спрашивает? Наверное, мой драный вид подходил к образу уличного хулигана.
Таня остановилась.
- Хочу ещё морса.
- Они его квасом называли.
- Много они понимают.
Мы вернулись - в толпе мне с ней было как-то спокойнее.
Квас ли морс, но мне показалось, что там и хмеля хватало. Постепенно нас развезло - стало много смеха без причины. Курячок, тот вообще не умолкал - захлёбывался словами и напитком тоже. Таня смеялась и в избытке веселья касалась ладонями моей груди, укладывала голову на моё плечо. Всем вдруг стало понятно, что мы пара, что мы нашли друг друга - и даже стали поздравлять.
Таня смеялась и дёргала меня за ухо:
- Жених!
Флягу мы не осилили, притащили в спортзал и допивали всем коллективом после отбоя. Пустую отдали владельцам на следующий день. В футбол они больше не зарубались и мяч не клянчили. А я их считал хорошими друзьями, потому что они познакомили меня с Таней.
Мы гуляли под кленовой сенью стадиона. Она рассказывала о себе, своей семье, школе, подругах, а я слушал. Я никогда не дружил с девочкой и не знал, как себя надо вести. Её прикосновения очень волновали. И ещё я думал, раз мы встречаемся наедине, то должны целоваться. Целоваться я не умел. Что делать?
За забором стадиона – луг. На лугу паслись кони.
- Слушай, лошади так быстро скачут и не падают.
- У них четыре ноги.
- Какой наблюдательный!
Она стояла рядом, плечом к плечу. Завиток золотых волос ласкал её щёку в лёгком румянце. Я покосился и подумал - вот так бы вместе, рядом, плечом к плечу через всю жизнь. Это ли не счастье? О чём она думает?
Солнце, остывая, исчезло за забором. Время отбоя. Я проводил Таню до крыльца спортзала. В коридоре было тихо и сыро – дневальные только что помыли пол.
Хотели попрощаться, но получилось так, что мы поцеловались.
- Милый…. - сказала Таня.

[santehlit]

За дверью послышались шаги.
- …. ты выбрал не лучший отель, и нам придётся спать врозь, - закончила она прерванную мысль, развернулась и ушла.
Я не пошёл на мальчиковую половину. Разве уснёшь после первого поцелуя любимой девушки? Сидел на трибуне и всё поглядывал на дверь, надеялся – а вдруг выйдет, вдруг догадается, что её ждут.
Совсем стемнело, но звёзд не было. С севера подкрался холодный ветер. Откуда-то издалека, будто небытия, доносились слова песни:
- Подари мне лунный камень, талисман твоей любви….
И я понял, что ко мне пришла любовь. Понял и испугался, как же я без неё теперь буду жить? Ведь, наверное, ни пить, ни есть, ни дышать не смогу – так захватило.
Таня, Танечка, Танюша…. Какое красивое имя! Нет, что я? Прекрасное, наипрекраснейшее, лучшее во всём мире имя. Блин! Были бы мы постарше, сказал - выходи за меня замуж, и вся кадриль. Сейчас-то что говорить, что делать?
Знаю, девушкам надо подарки дарить. Откуда у меня, иждивенца, деньги? Бандитом что ли стать? Или этим, Оливером Твистом? Вот парень! У него и девушки не было, а денег – полные карманы. Правда, воровать, оно как-то не очень. Таня первая же от меня отвернётся. А может, нет?
Ох, пропала моя головушка!
Озноб вконец достал. Я поплёлся спать, не решив главную проблему – как теперь жить?
Наутро решил, что надо вести себя по-другому. Женщины не любят тех, кто спрашивает, унижают тех, кто просит. Вывод – ничего не проси и ни о чём не спрашивай. Бери, что хочешь, сам. А если не хватает наглости, притворись равнодушным ко всему на свете - будто всё пережил, много знаешь, и ничем тебя больше не взволновать.
Посмотрим, посмотрим….
Таня подошла в нарядной кофточке с большими пуговицами.
- Купаться идешь?
У меня не было плавок, и я соврал:
- Дневалю. Вчера после отбоя на дира попал.
Чтоб вы знали: дир – это директор на нашем жаргоне.
Таня пожала плечами:
- Я пойду.
Конечно, разве она будет чем-то жертвовать ради меня? Всё для тебя, любовь моя. Всё, что б ты была счастлива. Хочешь, я остановлю солнце, и оно будет светить, сколько ты пожелаешь?
Она ушла с толпой на озеро, а я, обиженный, слонялся по лагерю. Полдня без неё, это хуже недели дневальства. Потом до отбоя прятался – хотел наказать её, а вышло, что себя. Всю ночь метался в любовном бреду и получил тычок от соседа:
- Кончай стонать.
На зарядку выбежал самый первый, чтобы убедиться, что Таня – это не сон. Братцы, она существовала на самом деле. Более того, увидев меня, помахала рукой из шеренги девочек. Ветер разметал её волосы. О, как я их любил, как завидовал ветру-проказнику.
После завтрака всем лагерем отправились в лес. Она щебетала, а я держал её за руку. Мне захотелось уйти подальше от посторонних взглядов. Наверное, моё желание уединиться, Таня восприняла, как любовный призыв. Как хорошая актриса на сцене, девочка ответила мне целой серией испытывающих взглядов. В её голосе зазвучали строгие нотки.
Остановились табором на лесной поляне. Перекусили, затеяли игры, разделись позагорать. Я стянул с себя майку.
- А дальше? – Таня подошла ко мне сзади. Она была в красивом купальнике и резиновых пляжных туфлях. Она была воплощением женской грации и совершенства природы.

[santehlit]

- Дальше комариков боюсь.
Поймав мой восхищённый взгляд, она смущённо отвела свой.
- Ты что-то хотел сказать, - она зашагала вглубь леса, я следом.
Любовался ею и догадывался, что она не случайно идёт впереди, давая возможность разглядеть её гимнастическую фигуру. У неё были сильные, обозначавшиеся при ходьбе икры. Такие же бёдра. Талию стягивал плотный купальник. Между лопатками залёг крутой желобок.
Я уже заметил, что на Таню обращают внимание не только мальчишки, но и тренеры, и посторонние мужчины. Это вызывало в душе глухое раздражение. За её любовь и спокойствие я готов был драться с любым, невзирая на личность и возраст. Я её телохранитель - вот моя задача до нашей свадьбы.
Мы оказались в сумрачной тени густого леса. Не был уверен, что Тане здесь нравится. Возможно, ей хотелось быть там, где резвится народ - где раздаётся напряжённый стук волейбольного мяча, где медленно, как леопарды в джунглях, ходят рыхлые мальчишки. Они втягивают животы, расставляют локти, короче, изнемогают под бременем физического совершенства.
Несколько мгновений прошло в лёгком замешательстве. Видно, зря я дал Тане понять, что хочу уединиться. Девочка могла подумать, что на неё охотятся. Но такие пошлости не для меня. Тем более, что совсем недавно дал себе слово быть сдержанным и небрежным. Даже гордился этим решением.
Мы уселись на траву. Причём, я чуть поодаль, во избежание ненужной близости, которая противоречила моим спартанским установкам. Молчание тяготило.
Таня сказала после глубокого вздоха:
- Такой прекрасный день, как бы всё грозой не кончилось.
Задрал голову, чтобы узнать, не собираются ли тучи. Туч не было. О чём я с английским достоинством и возвестил. Снова наступило молчание. Свою немногословность оправдывал не только новыми чертами характера, но и тем, что я – отпрыск бедного семейства, что у меня рваные кеды, и нет плавок. А она – красивая девочка из обеспеченной семьи, и за её внимание я должен в лепёшку разбиться. Таков закон любви и природы.
Таня вынула из сумочки транзисторный приёмничек. Раздались звуки джаза, и девочка в такт завертела головой, закачала плечами. И я выпустил пар застоялого напряжения. Даже прилёг непринуждённо, травинкой стал щекотать её голое бедро. А потом совсем осмелел и поцеловал коленку. Она взъерошила мою шевелюру и погрозила пальчиком.
Боже! Как хорошо на свете жить! Она любит меня! Без сомнения, любит. Лучшая на свете девочка любит меня. Эге-гей! Где вы, монстры и вампиры, вурдалаки и лешие? Кому тут башку оторвать ради любимой дамы?
Таня читала мои мысли.
- Здесь, наверное, леший живёт, - сказала она с милой улыбкой.
- Пойдём в гости?
- Нельзя незваными.
- Ну, подождём, может, позовёт.
Мы были вдвоём целую вечность. Иногда я замечал будто бы упрёк в Таниных глазах. Старался не думать о причинах. Конечно, догадывался, но старался убедить её мысленно - всё у нас будет, девочка, всё: вся жизнь впереди. Но сейчас посмотри вокруг – как она прекрасна, как прекрасна ты, и я рядом. Разве этого мало?
Конечно, и мне хочется с тобой целоваться и всё такое прочее. Но куда спешить? Вдруг сделаю что-нибудь не так, и тебе не понравится. Не прощу – и руки оторву себе. Вот если б ты сама… Я-то на всё согласный…
- Пора, - заявила Таня с обидой. – Какие планы на вечер?
- Вечером кросс.
- Как я уважаю в людях развитое чувство долга! Желаю тебе сегодня сломать ногу.
- Так и сделаю.

[santehlit]

- Ну и тип!
Со стороны можно было подумать, что мы вернулись врагами. Впрочем, со стороны чёрт знает, что можно подумать. Где мы были? Что делали? На нас косились ребята. Тренеры качали головами. А я был доволен собой, своей собачьей выдержкой, и твёрдо знал, что любим.
Футболисты растянулись цепочкой. Я бежал уже седьмой круг по стадиону, и пот градом катился по лицу. Таня с толстой своей подружкой присели на скамейку.
- Эй, капитан, как ты бегаешь на таких худых ногах?
- Кое-как.
Мы не общались, не гуляли вдвоём уже пять дней. За эту вечность превратился в законченного неврастеника. Как выяснилось, эффект сдержанности требовал её присутствия. Чтобы относиться к ней просто и небрежно, я должен её видеть. А без неё свет был не мил, и я всё чаще поглядывал на люстры – выдержат ли худое тело с вконец измотанной душой.
Таня подсела в столовой.
- Жуй-жуй, я подожду.
И потом:
- Почему ты на танцы не приходишь? Вечерами все на танцплощадке – тебя нет. Сегодня придёшь?
- Ты приглашаешь?
- Да, чёрт возьми! Что за правило взял – за тобой девушка ухаживает.
- Ты знаешь всё наперёд. Зачем расспрашиваешь?
- Не знаю. Скажи.
- Брось, знаешь. Такая умненькая…
- Может, хватит?
- Хорошо, скажу. Я полюбил одну девочку - очень сильно, навсегда. Она – само совершенство, просто мечта. И я боюсь коснуться этой мечты, боюсь разочароваться. Ты понимаешь?
Таня подумала, глядя мне в глаза, и сказала строго:
- Либо ты дурак, либо святой - я таких не встречала. С тобой даже жутко.
И добавила:
- Так ты придёшь на танцы?
- Как скажешь.
- Хорошо. Я возьму над тобой шефство и сделаю из тебя человека.
Как вам моя уловка? Нет, правда, чувствую – зацепил девочку крепко. Пораньше бы такое объяснение. Ну, ничего, кустиков и на стадионе хватает.
Блин! Да я же пошляком становлюсь. Никогда не стремился. Любовь виновата. Мне кажется, я её уже ненавидел и охотился только за телом, отринув душу. Фу, чёрт, путаница в мыслях!
Она ушла, и я опять в тоске провальной. Люблю её, чертовку, без памяти. Она рядом - меня какой-то бес зудит.
Танцы начинались, когда на стадион ложились длинные фиолетовые тени. На эстраде крутил катушки старенький магнитофон. На бетонной площадке шаркали ногами танцующие. Возле Тани вился Курячок, и я не стал подходить, лишь издали помахал рукой – мол, я здесь, как приказано. И она кивнула – вижу.
Потом они исчезли куда-то вместе, и я возненавидел белый свет. Томился, томился, скрипнул зубами, сжал кулаки и пошёл искать. Наткнулся на Бугорских ребят. Объяснил в двух словах, чего хочу - они согласились помочь. Обошли весь стадион - Курячка и след простыл.
Снова его увидел рядом с Таней на танцплощадке. Указал пальцем, и друзья оттеснили моего соперника с площадки, а потом схватили за руки, за ноги и уволокли в кусты. Я пришёл следом.
- Тебе объяснить или сам поймёшь?
- Чё, боксёр?

[santehlit]

- Сейчас узнаешь.
Курячок огляделся – вокруг незнакомые лица.
- Один-то посыкиваешь?
- Представь себе – да.
Курячок вдруг сорвался с места, но я был начеку. Мой удар, помноженный на его ускорение, дал невообразимый успех – противник грохнулся на спину всем своим существом. На мгновение отключился, но потом сдавленно хрюкнул и пополз на четвереньках. Мальчишки засмеялись, а он полз напролом, пока не уткнулся в мои колени.
- Привет. Как делишки?
- Помаленьку. Где здесь выход?
Я вернулся на площадку с сознанием исполненного долга перед дамой своего сердца, ибо принадлежал теперь к великому сословию мужчин, способных драться за любовь на дуэлях. Таня шагнула мне навстречу. Танцевать я совсем не умел, но положил ей руку на талию – будь, что будет.
- Да обними ты меня, как следует, - заявила она. – Вот так. Уже лучше. Ты что никогда раньше не танцевал с девочками?
- И с мальчиками тоже.
- Будем учиться.
- Как скажешь.
- А ты начинаешь мне нравиться.
- Просто привыкаешь.
Эту ночь мы не ложились спать. Гуляли по стадиону, пока не угомонились взросляки, а потом ушли в посёлок, где и шлялись до утренней зари.
Наконец-то между нами воцарило согласие. И до конца смены мы ни разу не ссорились, даже обид, недомолвок не было. А секрет прост, и, если хотите, я вам его открою. Она повелевала, я – подчинялся, она говорила, я – слушал. Как джин из кувшина: «Слушаю и повинуюсь», я повторял:
- Как скажешь.
И шёл исполнять. Не бежал стремглав, как мальчишка, а солидно, без спешки, обстоятельно, по-мужски. Если это была безумная фантазия, она успевала меня остановить – вовремя отменить своё приказание.
Ей это ужасно нравилось.
Я больше не подходил к ней первым, даже рукой не махал, приветствуя. Ничего не просил, ни в чём никогда не упрекал. Не нужен был – и меня не существовало. Я включался, когда она этого хотела. Мне это тоже нравилось - роль могучего мавра. Я зажал все свои чувства и желания в кулак. Лицо моё стало суровым и непроницаемым.
- Ты так сильно повзрослел, - заметила она однажды.
- Это плохо?
- Не знаю. С мальчишкой было веселее.
- Оглянись – вон их сколько. Один Курячок чего стоит.
- Да ну его. Попросила подыграть - подразнить тебя, а он целоваться полез. Правильно ты ему надовал.
Настал последний день. Я взял свой рюкзак и вышел из спортзала. Таня стояла в толпе нагорненских спортсменов. «Всё?» - спросил я её взглядом. Она отрицательно покачала головой. Они пошли на вокзал - я следом. На перроне мы отошли в сторону. Минута была критическая, и я решил нарушить данный себе обет.
- Выходи за меня замуж.
Она постучала пальчиком по виску.
- Не сейчас, потом, когда совсем повзрослеем.
- Есть время подумать. Слушай, ты не приезжай ко мне – наши мальчишки тебя изобьют. Они уже сейчас хотят, но я сказала – только попробуйте. А там они тебя точно поймают.
- Как скажешь.