[Мёртвый Связист]

ФУТУРОЛОГИЯ ПОЗДНЕГО ХЛЕБНИКОВА (1999)


Это был человек больших прозрений. В его творчестве немало острых догадок и глубоких размышлений

Свидетель трех войн и трех революций, Велимир Хлебников неизменно обращался к переломным эпохам истории, сопоставляя настоящее с недавним и отдаленным прошлым, поэт стремился понять законы истории, уловить глубинный смысл событий, определявших судьбы народов. Другими словами, он желал провидеть будущее как своего Отечества, так и всего человечества. Наследие поэта-мыслителя отражает великие достижения нового век, его надежды и иллюзии. Художник распознал и оборотную сторону технического прогресса, способного привести мир к катастрофе. Потому-то так настойчиво, — замечает Р. В. Дуганов, — ищет он ответы на ключевые вопросы бытия: "Что есть история и природа? Что есть пространство и время? Что есть, наконец, человек и его творчество?

Уже в ранних произведениях Хлебникова, по словам Н. Л. Степанова, история и мифология становятся главными, основными опорами его поэтического мироздания. Поэт гордится славными победами, одержанными Киевской и Московской Русью, Петровской и Екатерининской Россией. Но в то же время он отчетливо осознает социальную и политическую ущербность нашего византийско-татарского общественного устройства: "Русская свобода вторила чужим голосами оставляла немым северного загадочного воителя, народ -— море. "Извечная социально-политическая неустроенность России на рубеже 19-20 веков обрела особую остроту и вызывала серьезную озабоченность мыслящей интеллигенции.

П. М. Тартаковский прослеживает в своих работах бурный всплеск неославянофильства и западничества. Юрий Самарин, Владимир Соловьев и их последователи рационализму и безверию Запада тщились противопоставить Россию как символ "христианской веры и любви". Западники же в отечественном "азиатстве" видели прямое наследие монгольского ига и "усовершенствованный татарско-самодержавный деспотизм". Хлебников, отвергая буржуазный мир с его разрушительной цивилизацией, идеализирует древнюю языческую Русь и пытается разработать "проспект на будущее человечества"("Дети выдры"1913 г.) Обостренное чувство истории обращает внимание особенно в зрелых произведениях поэта Он убежден в неотвратимости и радикальных переменах в жизни россиян, так и в жизни народов иных стран и континентов: посредством сложных математических расчетов формирует" законы истории, чтобы понять и объяснить природу надвигающихся событий.

В первую мировую войну довольно быстро избавившись от милитаристского угара, писатель томится предчувствием невиданных разрушений и массовой гибели людей, которыми чревата небывалая бойня и акцентирует внимание на неизбежно порождаемых войнами бедах (брошюра "Новое учение о войне!" — 1915, "Труба марсиан" — 1916 г.) Раздумья о мировой истории, о противоборстве и о культурных взаимовлияниях Запада и Востока постоянно заземлены у художника-провидца на судьбах России. Социальный и эстетический опыт народов мира он считал почвой становления духовного облика россиян, сетуя одновременно на то, что Отчизна часто заимствовала у Запада далеко не лучшее. Восторженно встретив крушение самодержавия, Хлебников верил в близкое торжество дела Свобод в масштабах всего Земного Шара — ведь судьба России имеет в его глазах значение всемирно-историческое. Однако очень скоро тяжкие сомнения омрачат эти надежды. Особенно показательна в данном плане "Сверхповесть", "Зангези"(1922). "Сверхповесть", по замыслу автора, представляет всеохватный жанр, предназначенный воссоздать жизнь в ее земном и космическом измерениях Чангара Зангези, главный герой произведения, во многом — второе я "поэта". В приложении к одной из глав значение этого имени-символа уподоблено "сверканию луча в вышине", напоминанию о путеводном маяке. В своем поэтическом завещании художник образно реализовал эту метафору.

Я для вас Звезда
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и Звезды:
Он разобьется о камни.

(1922)

"Зангези" — одна из итоговых вещей, включающая многое из того, что было написано в последние годы, каскад исторических ассоциаций, подчиненных некоей цикличности времени, позволяет художнику представить Россию в самых неожиданных ракурсах. В качаниях маятника истории прослеживается меняющийся ритм современности. В одном из черновых набросков так определена стоящая перед автором задача: открыть "великую истину мира " — "уравнение роста русской свободы", а также напомнить о законе возмездия, обусловившем " падение царств, наводящих ужас". И все это должно стать материалом "для вашего видения ", то есть послужить уроком и предостережением для сограждан ("Доски судьбы", " Азбука неба") Можно определить лейтмотив "сверхповести" словами философа Ильина:" В страданиях мудреет человечество... Совершенно незримое возрождение в зримом распаде". Стремясь установить зависимость сложных явлений мира от ритма истории, Хлебников перекликается с идеями Н. Федорова, В. Соловьева, В. Вернадского, П. Флоренского о цикличном развитии и угасании цивилизаций. Близких взглядов придерживался в своих последних работах Л. Гумилев, разделяют их и некоторые современные мыслители сам поэт подчас сомневался в непогрешимости сформулированных им " законов времени" ("сверхповесть " Я и " ВЫ"). Однако присущий ему дар исторического предвидения обязывает предельно внимательно относиться к его прогнозам и сопоставлениям. Напомним, что еще в 1912 году Хлебников предсказал гибель Российской империи в 1917 году. Империя рухнула. Поэт восторженно приветствует Февральскую и Октябрьскую революции, вызволившие страну из-под многовекового самодержавного деспотизма.

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с ней в ногу шагая,
Беседуем с небом на "ты".
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Везде, навсегда, здесь и там!

(17-я песнь из поэмы" Война в мышеловке")

В поэме " Ночь в окопе" трудно не заметить связи с лозунгами революционной эпохи:

Ленивый да не ест!
Труд свят и зверолова …
Они боролись: раб царей
И он, в ком труд увидел друга..
Рать алая! Твоя игра! Нечисты масти
У вымирающего белого!…

В этом свете представляется слишком категоричным утверждение: "Историзм Хлебникова недостаточно связан с социальным содержанием". Конечно, немало у художника картин абстрактно-утопических, замифологизированных и попросту заумных". Однако в поздних произведениях его гражданские идеалы просматриваются достаточно ясно как в увлечениях революционными потрясениями, так и в последовавшем вскоре глубоком разочаровании в их реальных последствиях. Адресованные не названному по имени вождю революции строки поэмы " Ночь в окопе" предвосхитили, по-существу, пафос всей советской ленинианы:

Лицо сибирского Востока,
Громадный лоб, измученный заботой,
И, испытуя, вас пронзающее око...

Очень скоро представление поэта об исторической миссии Ленина коренным образом изменится. А здесь настораживает уже запавшее в душу автора сомнения?

Москва, богиней воли подымая
Над миром светоч золотой,
Русалкой крови орошая
Багрянцем сломанной устой, Где ты прав?..

До конца дней художник настойчиво обращался к теме революции. Он считал социальный взрыв в России неизбежным, судьбу самодержавия предрешенной. Но последствия долгожданной " бури" оказались совсем не тем, за что ратовали ее приверженцы и трубадуры. В последних стихотворениях и поэмах Хлебникова все отчетливее прорисовывается мотив ущербности, бесчеловечности и, самое главное исторической бесперспективности утвердившегося в результате Октябрьского переворота уклада жизни. Хлебниковские поздние утопии — прямое следствие несоответствия большевистской практики чаяниям честных тружеников (стихи о городах будущего, поэмы " Синие оковы", " Ладомир"). Нельзя забывать и о стойкой приверженности поэта к " зауми", к требующему специальных словарей" звездному языку", к часто не поддающейся расшифровке символике. В " Зангези" все это представлено столь обильно, что делает " сверх повесть" наполовину "несъедобной". Но резкое размежевание " зауми" ума. Например, среди суровых круч, близ скалы, с которой Зангези, как с кафедры, обращается к своим ученикам, "гнездуют " боги. Это "сонм богов всех народов", их представительный " съезд". Однако ничего дельного от этого высокого форума, которому целиком посвящены три главы, мы так и не услышали. Боги щебечут, гогочут, мечутся и, наконец, улетают, а люди даже не замечают их исчезновения. Они озабочены сугубо земными делами: Расскажи про наше страшное время, когда шкуру страны съедает моль гражданской войны"(глава или "плоскость")

Россия с ее национальным многословием самой судьбой суждено стать средоточием подчас непримиримых противоречий между Западом и Востоком. Российские потрясения вызвали резонанс в Австро-Венгрии и Германии, в Китае и Монголии. Многие с нетерпением ожидали мировой революции, призванной прервать извечное противоборство стран и континентов, чтобы стала возможной и реальной всеобщая гармония.

…ранней весной
Нам руку подали венгерцы..
Упало ГЭ Германии,
...утонули в синей дымке
престолы, славы и почет,
Столицы взвились на дыбы...

(Ладомир")

Надежда на мировую революцию как на оптимальное разрешение веками и тысячелетиями копившихся противоречий заметно в подтексте ряда хлебниковских творений. Но вопреки иллюзиям и самообольщению поэт воспроизводит в конечном счете нечто диаметрально противоположное. Рассмотрим оригинальные исторические сопоставление в сверхповести "Зангези". Многовековая экспансия персидских сатрапов в пределы Эллады в; веке до нашей эры сменяется устремленностью с Запада на Восток. Персия пала от меча Александра Македонского в 331 году до н.э. Через семь с половиной столетий народы Востока могучим потоком захлестнут Запад (вторжение в Европу гуннов и готов, нашествие монгольских полчищ, падение Византии в 15 веке). Предвестьем неизбежного обратного качания маятника истории художник считает Куликовскую битву и последующее возрождение Руси. Неприступной преградой набегам на Европу с востока встанет в "шлеме сугробов" Москва. Вслед за отходом татарских тревог. Это Русь пошла на Восток... ("плоскость"-8) Наступил звездный час России, разметнувшейся за три столетия на трех великих континентах, однако и российскому безудержному размаху поставлен в конечном счете жесткий предел:

... После суровых очей Ермака,
Отраженных в сибирской реке,
наступает день битвы Мукдена...

Художник потрясен трагедией Порт-Артура, Цусимы, Мукдена. Он мечтает о возрождении былой мощи и единства славян. Вмесите с тем лейтмотив унизительных для соотечественников сопоставлений — закономерность происходящего. Кроме того, что в исходе русско-японской войны надо видеть начавшееся пробуждение Востока после столетий летаргического сна, а ведь новому веку только предстояло войти в историю под знаменем сокрушительных антиколониалистских выступлений народов Азии, Африки, и Латинской Америки! Но самой горькой пилюлей для нашего национального самолюбия стала многозначительная параллель между Цусимой и гибелью на исходе 16 века у английских берегов испанской Великой Армады. Ведь эта трагедия знаменовала начавшееся превращение Испании из владычицы морей в третьестепенную державу. Точно также, по прошествии столетий, и Россия деградирует, порастеряв былые величия и славу. Такой аспект оттеняется упоминанием о Владимире Соловьеве, за четыре года до русско-японской войны предсказавшем торжество Японии в предстоящем столкновении. Трудные и противоречивые раздумья автора связаны с революцией и только что завершившейся гражданской войной. Эта тема разработана, преимущественно, в мифологическом ключе. В "плоскости"-7 противоборствуют уже известные в хлебниковской символике силы ГЭ, ЭР, Ка, и Эль. Гэ олицетворяет самодержавие, Эр — силы революции, Ка — контрреволюции (Каледин, Корнилов, Колчак). Эль воплощает конечную и желанную цель всех социальных потрясений — умиротворенность, любовь и ласку. Исход революционного взрыва в России для Хлебникова однозначен: Гэ пало, срубленное Эр". Значительно сложнее определиться в затянувшейся гражданской войне. Неожиданные параллели, смелые метафоры, постоянно меняющиеся тональность и ритмический строй стиха — все это оттеняет иступленный накал жестокого противоборства. Запутанные узлы гражданской войны вязались веками. И это дает основание Р. Дуганову назвать "сверхповесть", " Историей государства Российского от Рюрика до Учредительного собрания".

Добавим лишь — в ней не только отечественного, но и мирового исторического процесса от античности до порога грядущего, и Россия органично в него включена.
Неотвратимы освежающие мир порывы революционных бурь художник ведет нас от выступления декабристов ("Дело свободы, ты начато!") через европейскую революцию 1848 г. польское восстание 1863 года, через гражданскую войну в США к мировым катаклизмам нового века. И к самому главному для России:

Семнадцатый год отреклись... Цари

Поэт на стороне восставшего народа,
он славит Эр как антипода Гэ и Кэ:

Ты нищих лопоть обращаешь в народный ропот,
Лапти из лыка заменишь
ропотом рыка..
Ты дважды зазвучало в пророке
И глаждан обратило в граждан …
Как Ка звучало в Колчаке.
Ка стегало плетью оков, закона, колов..

С победой над Романовыми и Рюриковичами, с падением вех Ка на смену Эр должен придти Эль.

Эль — это солнышко ласки
и лени, любви!
Тебе поклонялись народы
после великой войны.

До предела измученные войнами и разрухой, россияне истосковались по миру, по обещанному им всеобщему благоденствию, однако не мир и ласка, а бессудная диктатура сменила поверженного Ка. История в который раз! — возвращает нас "на круги своя".

Эр, Ра, РО! Тра-ра-ра!
Ты -турусы на колесах
в кованых гвоздях Скандинавии..
Эр, Ра, Ро!
Бог Руси, бог руха...

С новой силой, бередя душевные раны соотечественников, обрушиваются на читателя напоминания -предостережения:

Киев татарами взят,
В храмах верблюды хрипят,
Русская взята столица..
Стесселем стал Ермак..
Чем Куликово было татарам,
Тем Грозный Мукден был
для русских..

Чтобы понять всю меру неприятия Хлебниковым утвердившегося под видом "диктатуры пролетариата" всевластия партийной олигархии, достаточно взглянуть на его наброски последних лет жизни ("Трубите, кричите, несите!", "Москва, ты кто?", "Воет судьба улюлю..", "Отказ", "Народ отчаялся...") Тяжкие сомнения терзают душу поэта он мечется от отчаяния к надежде, но общий тон творчества становится все более мрачным. Даже пророческий дар порой ему в тягость!

Моя мысль, точно отмычка
для двери, а за ней
застрелившийся кто-то...

Вспомним о разлинованном под тюремную решетку последнем листе черновика поэмы "Ночной обыск" (1920 г.), истолкованный Раймондом Куком как ключ к уяснению ее смысла. Предельно многозначительно недавно обнаруженное стихотворение:

В море мора,
В море мора,
Точно чайка
Чрезвычайка.
То в подвале, в чердаке то,
То в гостиной, то в халупе,
Заковала, заковала,
Большевицких
горы
Трупов
Море плачет.
Море воет.
Мы прошли моря и степи.
Годы, годы
мы мечтали о свободе.
И свидетель наши дети:
Разве эти
Смерть и цепи
Победителя венок?

(1921)

Задаваться этими вопросами было более чем уместно, когда красные полководцы в мирное время расстреливали из пулеметов и орудий крестьянские села в Поволжье и в Сибири, В Казахстане и на Тамбовщине. Продотряды шли за регулярной армией и подчистую выгребли у крестьян зерно, обрекая их на голод и гибель.

Народ отчаялся.
Заплакала душа..
В пожарах степь. Холмы святые.
В глазах детей витает Батыи...

(1922)

Зловеще выражение придает облику вождя революции падающий на него отсвет красного террора. Поэт предрекает неминуемое историческое возмездие бесчеловечной системе:

Воет судьба улю-лю-лю!
Это слез милосердия дождь,
Это сто непреклонных Малют,
А за ними возвышенный вождь!..

(1921)

Комментарием к этому емкому обобщению может послужить высказанный вскоре принципиальный отказ художника от какой бы то ни было причастности к творимым большевиками акциям:

Мне гораздо приятнее
смотреть на звезды,
Чем подписывать
смертный приговор..
Вот почему я никогда нет,
никогда не буду правителем!

("Отказ" — январь 1922)

Перед самой кончиной поэт обратился к читателям с чем-то вроде трагического призыва "СОС!"

... Везде, везде зарезанных
царевичей тела,
Везде, везде проклятый Углич!

("Всем! " — май 1922 г.)

В судьбе и в творчестве Велимира Хлебникова отразились надежды и достижения, иллюзии и духовные крушения века, разочаровавшись в последствиях кровавых катаклизмов, он настойчиво внушает современникам и потомкам: только в братском единении людей и народов — спасение человечество. Другого пути у него попросту нет ("Синие оковы", "Ладомир"). Сегодня с "дистанции времени" особенно отчетливо видны поразительная дальновидность поэта и глубокая его озабоченность судьбами Отчизны и мир.

Как сказал об этом Вадим Скуратовский: "Хлебников, одним из первых восчувствовал век, с равной возможностью могущей закончиться и катастрофой и объединенной экспедицией к звездам".

(впервые статья была опубликована в астраханском журнале "Другое мнение" №10 за 1999 г.)

© Futura.ru