Алексей Лебедев
Всероссийская перепись историиВ России любят историю. Но наше историческое чувство довольно своеобразно: в нем отсутствует граница между прошлым и настоящим. Исторические события воспринимаются нами как незавершенные. Мы постоянно откатываем счетчик времени назад и пытаемся снова и снова переписать историю: «вернуть долги», «восстановить историческую справедливость»… Известная фраза: «История не знает сослагательного наклонения» – к нашей ментальности не имеет отношения.
Советское государство ушло в небытие. Одной из первых в рядах жертв социалистического строя стоит церковь. Разгромленная и униженная в первые годы советской власти, влачившая тихое и жалкое существование в послевоенные десятилетия, сегодня она требует восстановления исторической справедливости. И правительство начало отдавать долги. В начале 1990-х стали появляться первые кресты на заброшенных сельских храмах. Хранившиеся в церквах иконы, долгие годы считавшиеся государственной собственностью, «находящейся в пользовании религиозных объединений», обретали в лице церковных общин новых владельцев.
Но радость была недолгой. Быстро выяснилось, что Русская православная церковь (РПЦ) как часть постсоветского общества больна теми же недугами, что и общество в целом. Благородную миссию по возрождению духовности нации основательно потеснили ведомственные интересы. Оказалось, что восстанавливать полуразрушенные храмы – дело дорогостоящее и хлопотное, гораздо выгоднее брать готовое: то, что уже отреставрировано чужими руками и за чужой счет. Началось выселение музеев и реставрационных организаций, размещавшихся в церковных зданиях и бывших монастырях.
В той или иной мере пострадали все музеи, расположенные в старых русских городах. Подлинному разгрому подверглись музеи Александровской Слободы, Звенигорода, Костромы, Сергиева Посада, Суздаля, Тобольска... Этот горестный перечень можно продолжить. Музеи выдворяют на улицу, проламывают стены уникальных памятников архитектуры и возводят обезображивающие их облик пристройки, гибнут от копоти и испарений древние фрески, бережно сохранявшиеся музейными работниками и реставраторами в годы гонений на «церковное». Делается все это без разбора, без смысла, зачастую даже без выгоды для самой церкви.
Единожды начав, трудно остановиться, и следующей целью нашей возродившейся, как птица Феникс, бюрократии стали древние памятники иконописи. Как известно, в истории все происходит дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. И вот на смену кожанке и маузеру пришли пиджачная пара и кейс, а слова почти не изменились. «Иконы – это не произведения искусства, это культовые предметы. Прочь их из музеев!» Это слышали музейные работники в 1920-е годы, это слышат они и ныне. Впрочем, стоит ли удивляться, сменились только веяния момента, а уровень культуры наших властителей остался прежним.
Список невозвратных потерь отечественной культуры растет. В действующих церквах коптят свечи, изготовленные не из воска, а из химических суррогатов. Верующие заходят с улицы в мокрых плащах, отчего во время богослужений резко подскакивает влажность. Для удаления пыли и копоти иконы периодически протираются мокрыми тряпками. Такой бездумной эксплуатацией загублены иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, рублевские фрески во владимирском Успенском соборе и звенигородском Успенском соборе «на Городке». Еще не закончился процесс выселения Костромского музея-заповедника из стен Ипатьевского монастыря, как по недосмотру новых хозяев сгорела уникальная церковь XVIII века «на Новом дворе».
А сколько переданных церкви произведений просто бесследно исчезает, как исчезли десятки икон, отданные музеем Александровской Слободы действующему на его территории храму. А передачи тем временем все идут, музейные экспозиции все редеют... Сегодня посетители уже не увидят, а верующие не помолятся перед знаменитыми «Богоматерью Одигитрией» и «Св. Николой» XIV века – келейными иконами Сергия Радонежского – переданными Лавре в 1993 году из Сергиево-Посадского музея. Где они? И целы ли? Спрашивать не с кого, поскольку РПЦ – общественная организация, и в отличие от музеев, материальной ответственности за ценности не несет.
Нет смысла помещать здесь перечень памятников, переданных за последние 15 лет Русской православной церкви и уже погубленных «использованием по первоначальному назначению». Во-первых, этот список слишком велик для журнальной публикации. Но главное, он мало кого взволнует. Ведь нам не интересно сберегать памятники культуры, хранить свою историю. Нам интересно ее переписывать.
ЦАРСКАЯ РЕГАЛИЯ
Первым тревожным звонком стали события осени 1993 года, связанные с иконой «Богоматерь Владимирская». Министерство культуры РФ обнародовало информацию о том, что готов к подписанию Указ Президента РФ Б.Н.Ельцина об изъятии знаменитой иконы начала ХII века из собрания Третьяковской галереи и передаче ее Московской патриархии.
Бурная дискуссия, развернувшаяся между искусствоведами, историками, реставраторами, с одной стороны, и поборниками «вызволения святынь из музейного заточения» – с другой, привела к компромиссу: икона осталась в собрании Третьяковской галереи, но переместилась в действующую церковь Николы в Толмачах, являющуюся частью музейного комплекса в Лаврушинском переулке. Решения судьбы уникального памятника отечественной культуры ждала вся страна, ибо всем было очевидно, что оно носит стратегический характер. Если можно отдать «Владимирскую», то с остальным все ясно... В итоге стратегическое решение так и не состоялось. Был достигнут сугубо политический компромисс, временно устроивший обе стороны, но, по большому счету, не удовлетворивший ни ту, ни другую.
Понятно, чем недовольны музейщики. Разрушена целостность лучшей в мире экспозиции древнерусской живописи, риск повреждения уникального произведения продолжает оставаться реальностью. Конечно, температурно-влажностный режим в церкви Николы в Толмачах куда лучше, чем в любом другом действующем храме. И все же он далек от стабильного климата основного здания Третьяковской галереи. Поэтому икона помещена в специальный контейнер-киот с автономным микроклиматом и является заложницей обеспечивающей его аппаратуры.
У борцов за «древлее благочестие» тоже нет оснований потирать руки: икона находится в действующем храме, но при этом не «вызволена из музейного заточения» (читай: осталась государственной собственностью). Общественная организация, именуемая «Русской православной церковью», не обрела вожделенного имущества.
И, наконец, без ответа остался главный вопрос: можно или нельзя? Можно ли во имя «восстановления исторической справедливости» передавать национальное достояние в руки общественной организации с риском его утраты?
Тем не менее дискуссия вокруг «Владимирской» оказалась полезной. Она столь хорошо высветила позиции сторон, что за последующие годы по вопросам передачи, в сущности, не было сказано ничего нового. Благодаря публикациям 1993 года сегодня заранее известно, как Московская патриархия будет мотивировать очередное предложение выселить в никуда мешающий ей музей и что станут возражать специалисты. Известно даже почему голоса последних не будут услышаны.
Главные аргументы деятелей культуры, а среди них были академики Д.С.Лихачев, Б.А.Рыбаков, Д.В.Сарабьянов, В.Л.Янин, руководители крупнейших музеев, известные писатели и художники, таковы: древние иконы не защищены от любых изменений температурно-влажностного режима и могут реагировать на него самым непредсказуемым образом. Они требуют постоянного наблюдения хранителей и реставраторов высшей квалификации. Длительное пребывание уникальных памятников в условиях действующей церкви приведет к их разрушению и гибели. Понятно, что на борцов за приумножение церковной собственности эти слова не производят ни малейшего впечатления. В ответ звучит фанатичное: «Неужели вы думаете, что люди сохранят лучше, чем Господь?»[1]. Но это позиция лица заинтересованного. Куда любопытнее задаться вопросом: почему доводы ученых не убеждают чиновников и не особенно трогают общество в целом? Ответ очевиден: нам неинтересно хранить свою историю, нам интересно ее переписывать.
По этой же причине аргументы РПЦ, отработанные на «Владимирской», выглядят в глазах среднестатистического россиянина куда привлекательнее. Этих аргументов два:
Иконе не место в музее, она должна использоваться по первоначальному назначению.
Отдадим имущество хозяину, вспомним, кому оно принадлежит[2].
Относительно второго тезиса сразу хочется возразить, что кому принадлежит лучше, конечно, не вспоминать. А то может получиться неловкость.
Дело в том, что «Богоматерь Владимирская» никогда не была церковной собственностью.
Привезенная в начале XII века из Константинополя в Киев, икона несколько десятилетий принадлежала киевскому князю. Захваченная в 1155 году во время феодальных войн как военный трофей она перешла во владение князей владимирских. Икона считалась защитницей княжеской власти и покровительницей в ратных делах. Не удивительно, что с усилением Москвы «Богоматерь Владимирская» перешла во владение московских князей и стала наряду с Шапкой Мономаха исполнять роль княжеской регалии. Эту выносную икону, не входившую в ансамбль какого-либо конкретного храма, использовали во время государственных церемониалов и возили с собой в военные походы. Вопрос о том, чьей собственностью была «Богоматерь Владимирская» во времена Ивана Калиты или Бориса Годунова, может обсуждаться. В условиях самодержавия, когда жизнь и имущество подданных всецело принадлежали великому князю (царю), вопрос о разделении личного и «государственного» имущества до некоторой степени условен. Я придерживаюсь мнения, что царские регалии следует считать скорее государственной, чем личной собственностью. Все-таки возможность распоряжаться ими была до некоторой степени ограничена. Венценосная особа не могла продать Шапку Мономаха или подарить «Богоматерь Владимирскую». И дело здесь даже не в писаных законах, а в том, что сегодня назвали бы «общественным мнением». Подобный поступок осудили бы и приближенные, и народ.
В любом случае не вызывает сомнений, что за 800 лет своего существования «Владимирская» ни дня не принадлежала московскому патриархату. И то обстоятельство, что икона много лет хранилась в Успенском соборе Московского Кремля (хотя и не только там), ни в коей мере не противоречит этому утверждению. Шапка Мономаха тоже использовалась не каждый день; большую часть времени она находилась не на голове у монарха, а в государевой ризнице. Это не значит, что она была собственностью ризничего.
С требованием использования «Богоматери Владимирской» по первоначальному назначению тоже получается не очень складно. Это не храмовая икона. Ее брали в военные походы и выставляли перед войском, чтобы защититься от неприятеля. Что же нам теперь водрузить «Богоматерь Владимирскую» на танк и отвезти в зону боевых действий? Устроить с ней молебен под артобстрелом? Конечно, хорошо верить, что «люди не сохранят лучше, чем Господь», но рисковать все же не хочется…
В общем, пример «Богоматери Владимирской» недвусмысленно доказывает: переписывая историю, лучше ее не знать. Исторические факты создают в этом процессе ненужные помехи.
ИСПРАВЛЯЯ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
По сообщению газеты «Коммерсант», «правительственная комиссия под руководством первого вице-премьера Дмитрия Медведева утвердила концепцию передачи в собственность Русской православной церкви имущества религиозного назначения, поручив Минэкономразвития подготовить соответствующий законопроект, который должен вступить в силу уже в 2008 году»[3].
Итак, в российскую бюрократическую лексику вошло словосочетание «церковная реституция». Что ж, восстановление исторической справедливости – дело благое. Но понимается оно, прямо скажем, довольно примитивно: как восстановление прав собственности. И чтобы осуществить этот акт недрогнувшей государственной рукой, историю знать не надо. И даже вредно. А то на секунду остановишься, задумаешься, задашь себе вопрос: «А кому, собственно, все это принадлежало в 1916 году?..» – и конец гуманитарному начинанию!
Конечно, здравый смысл требует: восстанавливая права собственности, необходимо знать год, на который мы их восстанавливаем. А то получится, как с границами: большинство войн, которые шли на постсоветском пространстве, начались из-за того, что одни утверждали, что граница должна идти, условно говоря, по 1918 году, а другие, что по 1925-му.
Деятели РПЦ тут вряд ли помогут. Точных дат они обычно не называют, а говорят приблизительно так: «Церковная собственность была незаконно отнята в годы богоборческих гонений»[4]. Действительно, наступила в жизни церкви страшная эпоха, когда она лишилась всего. Хорошо написал о тех годах протоиерей Григорий Флоровский: «Государство утверждает себя самое как единственный, безусловный и всеобъемлющий источник всех полномочий, и всякого законодательства, и всякой деятельности или творчества. Все должно стать и быть государственным, и только государственное попускается и допускается впредь. У церкви не остается и не оставляется самостоятельного и независимого круга дел, – ибо государство все дела считает своими. [...] Начинается «вавилонское пленение» Русской Церкви. Духовенство становится ... «запуганным сословием»[5]. Что ж, справедливые слова. И только одно «но». Это то, о каком времени пишет Г.Флоровский. А пишет он о начале XVIII века.
Именно в это время церковь была присоединена к государству и лишилась собственности. На Руси было упразднено патриаршество, главою церкви стал «христианский Государь», а управление ее делами было передано специальному министерству – Синоду, возглавляемому не имевшим сана чиновником. Монастыри и храмы превратились в учреждения, находящиеся на государственном содержании, а «духовные имущества» стали частью казенной собственности. Они в любой момент могли быть секуляризованы, что неоднократно и происходило на протяжении всей истории Российской империи, начиная с XVIII века, когда царь Петр I переливал на пушки церковные колокола, а императрица Екатерина II отобрала большую часть находящихся в церковном пользовании земель.
Показательно, что в тексте Декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 23 января 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» сказано только о национализации имуществ «существующих в России церковных и религиозных обществ». Заметьте, обществ. Российская империя была многоконфессиональной страной, но конфессии находились в неравном положении. Все они считались «религиозными обществами». И только одна их них – Русская православная церковь – обществом не была. Она была частью государства. А в Декрете почему-то говорится исключительно об имуществах обществ. Что это – забывчивость или особая любовь большевиков к православной церкви? Конечно же, ни то, ни другое. У русской православной церкви большевики не отбирали собственности, потому что нечего было отбирать. Православные «духовные имущества» уже 200 лет принадлежали государству. В советское время их положение не изменилось: они продолжали оставаться одной из форм казенной собственности, которую по мере необходимости (а меру эту государство, как и в XVIII столетии, определяло само) переводили в другие формы (например, в государственный музейный фонд).
Как ни крути, получается, что реституцию придется проводить на начало XVIII века. Более поздние даты не подходят.
Нет, определенно истории лучше не знать! А то в голову лезут совсем дикие мысли: «Культовые предметы и сооружения – не основное. Главным богатством церкви в допетровскую эпоху были земли. И раз уж мы решили восстановить имущественные отношения, существовавшие при царе Алексее Михайловиче, то надо быть последовательными…»
А может, эти мысли не такие уж дикие? Как информирует нас тот же «Коммерсант»: «Между тем в преддверии передачи имущества в церковную собственность идет активная передача земли церкви в безвозмездное пользование»[6].
«ВЕРНЕМ КРЕМЛЬ ЗАКОННОМУ ВЛАДЕЛЬЦУ»
«Главный ресурс церкви, разумеется, земля, доставшаяся РПЦ бесплатно. "Представьте себе, насколько сегодня уже стало трудно – даже за деньги – найти в центре Москвы земельный участок под строительство офисов или элитного жилья, – сказал собеседник газеты [сотрудник Центра инвестиционных программ РПЦ – прим. авт]. – Таких свободных участков ни у кого уже нет. А у церкви такие участки есть. И в этом шанс для наших перспективных проектов". В настоящее время "в разработке" находится более ста адресов по всей Москве. Программа восстановления патриарших подворий в столице предусматривает под церковным патронатом и частично на базе объектов недвижимости РПЦ строительство коммерческих объектов – офисных, торговых и жилых комплексов»[7].
Стоит ли удивляться, что теперь РПЦ не особо интересуется полуразрушенными сельскими храмами. Их низкая инвестиционная привлекательность по сравнению с городской землей и недвижимостью совершенно очевидна. Зачем их восстанавливать? Разве что для верующих… Но сегодня РПЦ явно не до них. Куда интереснее разобраться с тем, где в этой стране самая дорогая земля и недвижимость? Ответ известен: в исторических центрах городов. Правда, тут имеется небольшая загвоздка: выгодно расположенные постройки богослужебного назначения – церковные здания и монастырские комплексы – давно переданы Московской патриархии. Отнимать вроде бы уже нечего. Однако, как мы увидим, эта трудность была легко преодолена. Новым объектом церковного рейдерства стали кремли России.
«Кремль м. – крем, кремник стар. и кром (от кромить, кромленое место), детинец, внутренняя крепостца, крепость внутри города; стена с бойницами, воротами, башнями, ограждающая важнейшую часть города, дворец, казну и пр.»[8]. Наивный старик Даль. Он был знатоком русской истории. А потому не мог предположить, что систему фортификационных сооружений можно объявить имуществом религиозного назначения, испокон веков принадлежавшим церкви. Он был уверен, что бастион и амвон – не одно и то же. Но в наше время люди стали гибче, и выяснилось, что разница не столь уж велика…
Своего последнего здания на территории Тобольского кремля лишился этим летом Тобольский государственный историко-архитектурный музей-заповедник. И тем самым перестал быть историко-архитектурным музеем-заповедником. По утверждению специалистов, «пятнадцать лет хозяйствования Тобольско-Тюменской епархии на территории кремля наглядно показали, что эта негосударственная организация игнорирует существующие законы по охране исторических объектов и ведет планомерное приспособление памятников Тобольского кремля под свои бытовые нужды»[9].
Несколько по-иному дела обстоят в Зарайском кремле. Там музей из кремля еще не выселили. Разговоры об этом идут, но на настоящий момент Зарайский кремль епархии не передан. Это муниципальная земля. Пока «суд да дело», церковь пошла по пути самозахвата территории: ровно посредине архитектурного ансамбля XVI века воткнули «дом священника» – жуткого вида кирпичный особняк с гаражом, совершенно обезобразивший вид уникального памятника архитектуры. В данном случае речь идет уже не о плохой реставрации, а о несанкционированном строительстве, игнорирующем существующие законы по охране исторических объектов.
По заявлению Рязанского музея-заповедника, «вопрос о выводе музея-заповедника с территории [Рязанского] кремля отнюдь не решен, главным образом потому, что это противоречит целому ряду важнейших законодательных и подзаконных актов РФ, нарушать которые никто не имеет права»[10]. Позволю себе не согласиться с коллегами. В других городах законодательные и подзаконные акты РФ церковному рейдерству почему-то не помешали. Думаю, главная причина в том, что на защиту музея встал весь город. Люди не возражают, когда епархии передают храмы, но не понимают, почему из «Дворца Олега» нужно выселить музей и превратить дворец в особняк архиепископа. Рязань вышла на улицы. Прошли массовые митинги протеста, были собраны многие тысячи подписей. И Рязанский кремль устоял. Но события на этом не закончились. 10 декабря 2007 г. главой Федерального агентства по культуре и кинематографии М.Е.Швыдким уволена со своей должности директор Рязанского музея-заповедника Л.Д.Максимова за то, что «не искала компромисса» с церковными иерархами[11]. «Теперь у Рязанского музея будет новый директор, который, как надеется Швыдкой, «будет искать разумный подход, компромиссное решение через диалог»[12].
Хочу еще раз обратить внимание, что во всех описанных случаях речь идет о постройках нерелигиозного назначения. Соборы в кремлях Тобольска, Зарайска и Рязани давно переданы церкви, и о них спора нет.
Новый объект пристального интереса патриархии – Астраханский кремль. Как было заявлено М.Е.Швыдким: «В Астрахани храмы кремля будут переданы Русской православной церкви, как только мы их приведем в порядок. Все гражданские постройки сохранятся в ведении светской власти и светской культуры»[13]. Опираясь на предшествующий опыт, к высказыванию руководителя Роскультуры необходимо добавить ключевое слово «пока». Пока сохранятся…
Наверное, в России не найдешь человека, который не видел изображения Соловецкого кремля. Тем более что оно красуется на 500-рублевой купюре. Однако если вы пошарите по Интернету или полистаете массовые журналы, то с удивлением обнаружите, что Соловецкий кремль переименовали. Под знакомой фотографией крепости с неприступными стенами валунной кладки и могучими башнями, в бойницах которых маячат артиллерийские орудия, вы увидите подпись: «Соловецкий монастырь». Странно… Кто спорит, Соловецкий монастырь находился (и сегодня находится) на территории Соловецкого кремля. Но там располагалось и многое другое: военный гарнизон, тюремные казематы, административные здания, склады, мельница, док. Множество построек гражданского и военного назначения. В гавани у подножия стен стояли боевые корабли русского военно-морского флота.
Представьте, если знаменитый вид Московского Кремля со Спасской башней и выглядывающим из-за стены куполом Сената назовут «Видом Чудова монастыря в Москве». Согласитесь, такая аннотация покажется вам ошибочной. Да, за зубчатыми кремлевскими стенами некогда находился и Чудов монастырь. Но ведь не только он!.. Соловецкий опыт показывает, что подобная подмена возможна.
Вначале было слово – неизвестно откуда появившееся неточное название. А сегодня Русская православная церковь уже требует «восстановления исторической справедливости»: выдворения музея из занимаемых им зданий и превращения в монастырь всего комплекса Соловецкой крепости. Исторически так никогда не было, и быть не могло. Но ведь мы переписываем историю!
На всякий случай общественность до поры до времени держат в неведении. Министерство культуры молчит, представители Роскультуры высказываются крайне противоречиво и невнятно: М.Е.Швыдкой заявляет, что все уже решено - передаем, а его непосредственная подчиненная – руководитель Управления культурного наследия А.С.Колупаева - сообщает, что «документы о передаче Русской православной церкви зданий, занимаемых Соловецким государственным историко-архитектурным и природным музеем-заповедником, на согласование в Федеральное агентство по культуре и кинематографии не поступали». Один раз высказался директор музея-заповедника М.В.Лопаткин: «Тотальная передача памятников потребует вывода из их стен музейных фондов, экспозиций, всех служб музея. На Соловках для такой «эвакуации» помещений нет»[14]. И тоже замолк. Похоже, за закрытыми дверями чиновничьих кабинетов судьба выдающегося памятника фортификационной архитектуры XVI – начала XVII века уже решена. Или скоро будет решена. Понятно как.
Во всяком случае, газеты уже пестрят заголовками: «Соловки закроют для туристов». Откуда у журналистов такие сведения? Догадаться несложно: из публичных заявлений РПЦ. «Соловки – особая земля. Она создана Богом и освоена людьми не для корыстной эксплуатации, а для молитвы и творческого богоугодного труда. […] Несовместим чрезмерный рост посещаемости с задачей сохранения духовной атмосферы Соловков. […] Не сомневаюсь, что Православная Церковь, выстоявшая в годы расстрелов и концлагерей, выстоит и перед лицом бесстыдного культа наживы…»[15].
Хочу успокоить соотечественников: не закроют. Это ведь говорится до того, как передали. А когда передадут, отношение РПЦ к «бесстыдному культу наживы» сразу изменится. Ну назовут туристов «паломниками», ну лишится казна налогов (туризм – это коммерческая деятельность, а паломничество – религиозная, налогами не облагаемая). Но чтобы совсем закрыли – это вряд ли. Зачем рубить курицу, несущую золотые яйца?
С началом нового века туристический поток на Соловки резко возрос. В этот период большинство объектов посещения на архипелаге были поделены между музеем и монастырем. Развернулась настоящая конкурентная борьба. Музей создает туристический центр, монастырь – паломнический, музей ремонтирует свою гостиницу, монастырь заводит свою, музей приводит в порядок старый морской катер, монастырь получает два новых… Конечно, условия были не совсем равными: монастырь делал эксклюзивное предложение. На свои объекты он пускал только паломников (тех, кто приехал по путевкам паломнического центра). А музей – всех. Хочешь увидеть остров Анзер – покупай монастырскую путевку. А музейные Заяцкие острова и Ботанический сад – так и так увидишь. Несмотря на это, монастырю удалось заполучить лишь около четверти турпотока. Для остальных музейное предложение показалось более привлекательным. Ведь туризм – это не только красоты, это еще и уровень предоставляемых культурных и бытовых услуг. Слишком сильно они разнились по качеству. Монастырь проиграл.
Неприятное положение. Но есть простой выход. Необходима монополия на главный ресурс. А им, несомненно, является Соловецкий кремль, пока находящийся в совместном пользовании. Нужно физически убрать оттуда конкурента. Как справедливо сказал по аналогичному поводу сотрудник Центра инвестиционных программ РПЦ, «…в этом шанс для наших перспективных проектов».
В общем, я думаю, граждане напрасно боятся, что их не будут пускать на Соловки. Скорее, самим ехать не захочется…
6.1.2008, 19:40
