Версия для печати темы

Нажмите сюда для просмотра этой темы в обычном формате

Переславский гуманитарный форум _ Писатели _ Андрей Белый - о Гоголе

Автор: Иэм 3.6.2009, 21:01

I


Самая родная, нам близкая, очаровывающая душу и все же далекая,
все еще не ясная для нас песня -- песня Гоголя.
И самый страшный, за сердце хватающий смех, звучащий, будто смех
с погоста, и все же тревожащий нас, будто и мы мертвецы, -- смех
мертвеца, смех Гоголя!
"Затянутая вдали песня, пропадающий далече колокольный звон...
горизонт без конца... Русь, Русь!" (Мертвые души) и тут же, строкой
выше -- в /"полях неоглядных" "солдат верхом на лошади, везущий
зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью "такой-то артиллерийской
батареи" /(Мертвые души). Два зрения, две мысли; но и два творческих
желания; и вот одно: /"Облечь ее в месячную чудную ночь и ее
серебряное сияние, и в теплое роскошное дыхание юга. Облить ее
сверкающим потоком солнечных ярких лучей, и да исполнится она
нестерпимого блеска" /(Размышление "pro domo sua"^1 по поводу
ненаписанной драмы). А другое желание заключалось в том, чтобы
"дернуть" эдак многотомную историю Малороссии без всяких данных на это.
/"Глаза... с пением вторгавшиеся в душу" /(Вий). Всадник,
/"отдающийся" /(вместо отражающийся) в водах (Страшная месть).
"Полночное сиянье... /дымилось /по земле" (Вий). "Рубины уст...
/прикипали... /к сердцу" (Вий). /"Блистательная /песня соловья"
(Майская ночь). "Волосы, будто /светло-серый туман" /(Страшная
месть). "Дева светится сквозь воду, /как будто бы сквозь стеклянную
рубашку" /(Страшная месть). /"Из глаз вытягиваются клещи" /(Страшная
месть). /"Девушки... в белых, как убранный ландышами луг, рубашках"
/и с телами, /"сваянными из облаков", /так что тела просвечивали
месяцем (Майская ночь). Быть может, чрез миг /ландышевая /белизна их
рубашек станет /стеклянной /водой, проструится ручьем, а ручей
изойдет дымом или оборвется над камнем пылью у Гоголя, как валится у
него серой пылью вода (Страшная месть), чтобы потом засеребриться,
как /волчья шерсть /(Страшная месть), или под веслами сверкнуть,
/"как из-под огнива, огнем" /(Страшная месть).
Что за образы? Из каких невозможностей они созданы? Все
перемешано в них: цвета, ароматы, звуки. Где есть смелее сравнения,
где художественная правда невероятней? Бедные символисты: еще доселе
упрекает их критика за /"голубые звуки": /но найдите мне у Верлёна,
Рембо, Бодлера образы, которые были бы столь невероятны по своей
смелости, как у Гоголя. Нет, вы не найдете их: а между тем Гоголя
читают и не видят, не видят доселе, что нет в словаре у нас слова,
чтобы назвать Гоголя; нет у нас способов измерить все возможности,
им исчерпанные: мы еще не знаем, что такое Гоголь; и хотя не видим
мы его подлинного, все же творчество Гоголя, хотя и суженное нашей
убогой восприимчивостью, ближе нам всех писателей русских XIX столетия.
Что за слог!
Глаза у него с пением вторгаются в душу, а то вытягиваются
клещами, волосы развеваются в бледно-серый туман, вода -- в серую
пыль; а то вода становится стеклянной рубашкой, отороченной волчьей
шерстью -- сиянием. На каждой странице, почти в каждой фразе
перехождение границ того, что есть какой-то новый мир, вырастающий
из души в /"океанах благоуханий" /(Майская ночь), в /"потопах
радости и света" /(Вий), в /"вихре веселья" /(Вий). Из этих вихрей,
потопов и океанов, когда деревья; шепчут свою /"пьяную молвь"
/(Пропавшая грамота), когда в экстазе человек./ /Как и птица,
летит... /"и казалось... вылетит из мира" ) /(Страшная месть),
рождались песни Гоголя; тогда хотелось ему песню свою /"облечь... в
месячную чудную ночь... и облить ее сверкающим потоком солнечных
ярких лучей, и/ /да исполнится она нестерпимого блеска." /(из
"Набросков" Гоголя). И Гоголь начинал свое мироздание: в глубине
души его -- рождалось новое пространство, какого не знаем мы; в
потопах блаженства, в вихрях чувств извергалась лава творчества,
застывая "высоковерхими" горами, зацветая лесами, лугами, сверкая
прудами: и те горы -- не горы: "не задорное ли море выбежало из
берегов, вскинуло вихрем безобразные волны, и они, окаменев,
остались неподвижными в воздухе" (Страшная месть). /"Те леса /-- /не
леса... волосы, поросшие на косматой голове деда" /(Страшная месть);
/"те луга /-- /не луга... зеленый пояс /-- /перепоясавший небо"
/(Страшная месть); и пруд тот--не пруд: /"как бессильный старец,
держал он в холодных объятиях своих далекое темное небо, осыпая
ледяными поцелуями огненные звезды"... /(Майская ночь). Вот какова
земля Гоголя, где леса -- борода деда, где луга -- пояс,
перерезавший небо, где горы -- застывшие волны, а пруд -- старец
бессильный, обнимающий небо. А небо?.. В "Страшной мести" у Гоголя
оно (небо) наполняет комнату колдуна, когда колдун вызывает
Катеринину душу; само небо исходит из колдуна, как магический ток...
Так вот какое небо у Гоголя: колдовское небо; и на этом-то небе
возникает у него земля -- колдовская земля: оттого-то лес
оказывается головой деда, и даже из печной трубы /"делается ректор";
/таковы же у Гоголя и дети этой земли -- страшные дети земли: это
или колдун, или Вий, или панночка, тела их сквозные; сваянные из
облаков; даже свиньи на этой странной земле, по меткому наблюдению
Эллиса, -- /"поводят очами"; /та земля -- не земля: то облачная
гряда, пронизанная лунным сиянием; замечтайся -- и мечта превратит
тебе облачное очертанье по воле твоей и в русалку, и в черта, и в
град новый -- и ты найдешь здесь сходство хоть с Петербургом.
Нестерпимого блеска песнь Гоголя; и свет этой песни создал ему
новую, лучшую землю, где мечта -- не мечта, а новая жизнь. Песнь его
-- /сиянье, "как сквозное покрывало, ложилось легко" /(Вий) на
землю, по которой ходил Гоголь; /"дамасскою дорогой и белою, как
снег, кисеею" /(Страшная месть) закутал Гоголь от нас, от себя
подлинную землю; и складки этой кисеи рождали будто из облак
/сваянные, /преображенные тела летающих /панночек. /Действительность
в первый период творчества является у Гоголя часто под романтической
вуалью из месячных лучей; потому что действительность у него подобна
той даме, которой наружность выносима только под вуалью; но вот
срывает Гоголь вуаль со своей дамы -- посмотрите, во что превращает
действительность Гоголь: "Погонщик скотины испустил такой смех, как
будто бы два быка один против друтого зарычали разом" (Вий). "Голова
у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана
Никифоровича -- на редьку хвостом вверх"... "У Ивана Ивановича...
глаза табачного цвета, и рот... несколько похож на букву ижицу; у
Ивана Никифоровича... нос в виде спелой сливы"... "Вот у нашего
заседателя вся нижняя часть лица баранья, так сказать... А ведь от
незначительного обстоятельства: когда покойница рожала, подойди к
окну баран, и нелегкая подстреки его заблеять" (Тяжба).
Вот так действительность! После сваянных из облачного блеска тел
выползают у него бараньи хари, мычащие на нас, как два быка,
выползают редьки с хвостами вверх и вниз, с табачного цвета глазами
и начинают не ходить, а шмыгать, семенить -- бочком-бочком; и всего
ужасней то, что Гоголь заставляет их изъясняться деликатным манером;
эти /"редьки" /подмигивают табачного цвета глазками, пересыпают речь
словечками "изволите ли видеть", и докладывает нам о них Гоголь не
просто, а со странной, отчаянной какой-то веселостью; у заседателя
нижняя часть лица не баранья, а /"так сказать" /баранья -- /"так
сказать", /от незначительного обстоятельства: оттого, что в момент
появления на свет заседателя баран подошел к окну: ужасное "так
сказать". Здесь Гоголя называют реалистом, -- но, помилуйте, где же
тут реальность: перед нами не человечество, а дочеловечество; здесь
землю населяют не люди, а редьки; во всяком случае, этот мир, на
судьбы которого влияет баран, подошедший к окну, пропавшая черная
кошка (Старосветские помещики) или /"гусак" /-- не мир людей, а мир
зверей.
А все эти семенящие, шныряющие и шаркающие Перепенки^2 ,
Голопупенки, Довгочхуны и Шпоньки -- не люди, а редьки. Таких людей
нет; но в довершение ужаса Гоголь заставляет это /зверье /или /репье
/(не знаю, как назвать) танцевать мазурку, одолжаться табаком и
даже, более того, -- испытывать мистические экстазы, как испытывает
у него экстаз одна из редек -- Шпонька, глядя на вечереющий луч; и
даже более того: амфибии и рептилии у него покупают человеческие
души. Но под какими же небесами протекает жизнь этих существ? /"Если
бы... в поле не стало так же темно, как под овчинным тулупом", /--
замечает Гоголь в одном месте. /"Темно и глухо" /(в ночи), /как в
винном погребе" /(Пропавшая грамота). Гоголь умел растворять небо
восторгом души и даже за небом провидел что-то, потому что герои его
собирались разбежаться и вылететь из мира; но Гоголь знал и другое
небо -- как бараний тулуп и как крышка винного погреба. И вот едва
снимает он с мира кисею своих грез, и вы оказываетесь уже не в
облаках, а здесь, на земле, как это /"здесь" /земли превращается в
/нечто /под бараньим тулупом, а вы -- в клопа или блоху или (еще
того хуже) -- в редьку, сохраняемую на погребе.
И уже другая у Гоголя начинается сказка, обратная первой. Людей
-- не знал Гоголь. Знал он великанов и карликов; и землю Гоголь не
знал тоже -- знал он /"сваянный" /из месячного блеска туман или
черный погреб. А когда погреб соединял он с кипящей месячной пеной
туч, или когда редьку соединял он с существами, летающими по
воздуху, -- у него получалось странное какое-то подобие земли и
людей; та земля -- не земля: земля вдруг начинает убегать из-под
ног; или она оказывается гробом, в котором задыхаемся мы, мертвецы;
и те люди -- не люди: пляшет казак -- глядишь -- изо рта побежал
клык; уплетает галушки баба -- глядишь: вылетела в трубу; идет по
Невскому чиновник -- смотрит: ему навстречу идет собственный его
нос. И как для Гоголя знаменательно, что позднейшая критика
превратила Чичикова -- этого самого реального из его героев -- не
более, не менее, как в черта; где Чичиков -- нет Чичикова: есть
"немец" со свиным рылом, да и то в небе: ловит звезды и уже
подкрался к месяцу. Гоголь оторвался от того, что мы называем
действительностью. Кто-то из-под ног его выдернул землю; осталась в
нем память о земле: земля человечества разложилась для него в эфир и
навоз; а существа, населяющие землю, превратились в бестелесные
души, ищущие себе новые тела: их тела -- не тела: облачный туман,
пронизанный месяцем; или они стали человекообразными /редьками,
/вырастающими в навозе. И все лучшие человеческие чувства (как-то:
любовь, милосердие, радость) отошли для него в эфир... Характерно,
что мы не знаем, кого из женщин любил Гоголь, да и любил ли? Когда
он описывает женщину -- то или виденье она, или холодная статуя с
персями, /"матовыми, как фарфор, не покрытый глазурью", /или
похотливая баба, семенящая ночью к бурсаку. Неужели женщины нет, а
есть только /баба /или русалка с /фарфоровыми персями, /сваянная из
облаков?
Когда он учит о человеческих чувствах -- он резонирует, и даже
более того: столоначальнику советует помнить, что он -- как бы
чиновник небесного стола, а в николаевской России провидит он как бы
/"град новый, спускающийся с неба на землю"/^3 .
Радуется ли Гоголь? нет, темнеет с годами лицо Гоголя; и умирает
Гоголь со страху.
Невыразимые, нежные чувства его: уже не любовь в любовных его
грезах -- какой-то мировой экстаз, но экстаз невоплотимый; зато
обычные чувства людей для него -- чувства подмигивающих друг другу
шпонек и редек. И обычная жизнь -- сумасшедший дом. "Мне опротивела
пьеса ("Ревизор"), -- пишет Гоголь одному литератору, -- я хотел бы
убежать теперь"^4 ... "Спасите меня! Дайте мне тройку, как вихорь,
коней! Садись, мой ямщик... взвейтесь, кони, и несите меня с этого
света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего"... ("Записки
сумасшедшего").
Не должен ли Гоголь в этом мире своих редек и блистающих на
солнце тыкв с восседающим среди оных /Довгочхуном /воскликнуть
вместе со своим сумасшедшим: "Далее, далее -- чтобы не было видно
ничего?"


II


Я не знаю, кто Гоголь: реалист, символист, романтик или классик.
Да, он видел все пылинки на бекеше Ивана Ивановича столь отчетливо,
что превратил самого Ивана Ивановича в пыльную бекешу: не увидел он
только в Иване Ивановиче человеческого лица; да, видел он подлинные
стремленья, чувства людские, столь ясно глубокие разглядел
несказанные корни этих чувств, что чувства стали уже чувствами /не
человеков, /а каких-то еще не воплощенных существ; летающая ведьма и
грязная баба; Шпонька, описанный как овощ, и Шпонька, испытывающий
экстаз, -- несоединимы; далекое прошлое человечества (зверье) и
далекое будущее (ангельство) видел Гоголь в настоящем. Но настоящее
разложилось в Гоголе. Он -- еще не святой, уже не человек. Провидец
будущего и прошлого зарисовал настоящее, но вложил в него какую-то
нам неведомую душу. И настоящее стало прообразом чего-то... Но чего?
Говорят, реалист Гоголь -- да. Говорят, символист он -- да. У
Гоголя леса -- не леса; горы -- не горы; у него русалки с облачными
телами; как романтик, влекся он к чертям и ведьмам и, как Гофман и
По, в повседневность вносил грезу. Если угодно, Гоголь -- романтик;
но вот сравнивали же эпос Гоголя с Гомером^5 ?
Гоголь -- гений, к которому вовсе не подойдешь со школьным
определением; я имею склонность к символизму; следственно, мне легче
видеть черты символизма Гоголя; романтик увидит в нем романтика;
реалист-- реалиста.
Но подходим мы не к школе -- к душе Гоголя; а страдания, муки,
восторги этой души на таких вершинах человеческого (или уже
сверхчеловеческого) пути, что кощунственно вершины эти мерить нашим
аршином; и аршином ли измерять высоту заоблачных высот и трясину
бездонных болот? Гоголь -- трясина и вершина, грязь и снег; но
Гоголь уже не земля. С землей у Гоголя счеты; земля совершила над
ним свою /страшную месть. /Обычные для нас чувства -- не чувства
Гоголя: любовь -- не любовь; веселье -- и очень не веселье; смех --
какой там смех: просто рев над бекешей Ивана Ивановича, и притом
такой рев, как будто /"два быка, поставленные друг против друга,
замычали разом". /Смех Гоголя переходит в трагический рев, и
какая-то ночь наваливается на нас из этого рева: /"И заревет на него
в тот день как рев разъяренного моря; и взглянет он на землю, /-- /и
вот тьма и горе, и свет померк в облаках", /-- говорит Исайя (V,
30). Гоголь подошел к странному какому-то рубежу жизни, за которым
послышался ему рев; и этот рев превратил Гоголь в смех; но смех
Гоголя -- колдовской; взглянет на землю Гоголь, рассмеется -- /"и
вот тьма и горе", /хотя солнце сияет, /"ряды фруктовых деревьев,
потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив, покрытых
свинцовым матом". /Так прибирает поверхность земли Гоголь сказочным
великолепием в своих реалистических рассказах (как, например, в
"Старосветских помещиках"). Но за этим великолепием, как за неким
ковром золотым, накинутым над бездной ужаса, /"бездна", /по слову
пророка Аввакума, для Гоголя /"дала голос свой, высоко подняла руки
свои" /(Аввакум. III, 10). И вот вслед за описанием мертвой жизни
Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, -- описанием, в котором,
казалось бы, нет ничего таинственного, описанием, в котором все ясно
как днем, где жизнь их озарена великолепием идиллии, как залит их
сад /багрянцем вишен и яхонтовым морем слив, /-- даже за этим
великолепием золотого полудня посещает Гоголя /бездна /страха, как и
Пульхерию Ивановну посещает /бездна /в образе /черной кошки. /И тут
же, обрывая идиллию, Гоголь нам признается: "Вам, без сомнения,
когда-нибудь случалось слышать голос, называющий вас по имени,
который простолюдины объясняют тем, что душа стосковалась с
человеком... Я помню, что в детстве я часто его слышал... День
обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в
саду на дереве не шевелился; тишина была мертвая, даже кузнечик
переставал трещать; ни души в саду. Но признаюсь, если бы ночь,
самая бешеная и бурная, со всем адом стихии настигла меня одного
среди непроходимого леса, я бы не так испугался, как этой ужасной
тишины среди безоблачного дня" ("Старосветские помещики"). Этот
страх полудня, когда земная отчетливость явлений выступает с
особенной ясностью, древние называли паническим ужасом; и в Библии
отмечен ужас этот: /"Избавь нас от беса полуденна"/^6 ./ /Великий
Пан^7 или бес (не знаю кто) из лесных дебрей души подымал на Гоголя
лик свой, и, ужаснувшись этого лика, Гоголь изнемогал в полуденной
тишине среди яхонтовых слив, дынь, редек и Довгочхунов, и в каждом
Довгочхуне виделся Гоголю Басаврюк, и каждый чиновник именно /днем,
/а не ночью становится для него /оборотнем./
Но почему же? Дневное приближение /бездны /духа к поверхностям
дневного сознания, рев ее /{"и заревет на него в тот день как бы рев
разъяренного моря") /в солнечной тишине -- обычное состояние
высокопросвещенных мистов. Все мистерии начинались в древности
страхом (бездна развертывалась под ногами посвящаемого в мистерии
Египта, /бездна /выпускала оборотней с псиными головами пред
посвящением в эпопты на больших мистериях Елевзиса), и этот страх
переходил в восторг, в состояние, которое являет мир совершенным и
которое Достоевский называет "минутой вечной гармонии" -- минутой, в
которую испытываешь перерождение души тела, и она разрешается
подлинным преображением (Серафим)^8 , подлинным безумием (Ницше) или
подлинной смертью (Гоголь). Да: в образах своих, в своем отношении к
земле Гоголь уже перешел границы искусства; бродил в садах своей
души, да и набрел на такое место, где уже сад не сад, душа не душа;
углубляя свою художественную стихию, Гоголь вышел за пределы своей
личности, и вместо того чтобы использовать это расширение личности в
целях искусства, Гоголь кинулся в бездну своего второго "я" --
вступил на такие пути, куда нельзя вступать без определенного
оккультно разработанного пути, без опытного руководителя; вместо
того, чтобы соединить эмпирическое "я" свое с "я" мировым, Гоголь
разорвал связь между обоими "я", -- и черная бездна легла между
ними; одно "я" ужасалось созерцанием шпонек и редек, другое "я"
летало в неизмеримости миров -- там, за небесным сводом; между
обоими "я" легло мировое пространство и время биллионами верст и
биллионами лет. И вот, когда наступал зов души ("вам, без сомнения,
случалось слышать голос, называющий вас по имени, который...
объясняют тем, что душа стосковалась с человеком") -- когда наступал
этот зов, черная бездна пространств и лет, разделявшая оба "я"
Гоголя, разрывала перед ним покров явлений -- и он слышал "как бы
рев разъяренного моря". "Признаюсь, если бы ночь, самая бешеная и
бурная, со всем адом стихий настигла меня среди... леса, я бы не так
испугался", -- вздыхает Гоголь; оттого-то метался он безвыходно --
все искал /посвященного в тайны, /чтобы тот спас его... И напал на
о. Матвея; что мог сделать о. Матвей^9 ? Он не мог понять Гоголя.
Самый кроткий и доброжелательный человек, не глядящий туда, куда
глядел Гоголь, мог бы лишь погубить его. Гоголь взлетел на крыльях
экстаза, и даже вылетел из мира, как безумная пани его, Катерина,
которая /"летела... и казалось... вылетит из мира". /Вылетела -- и
сошла с ума, как вылетел Гоголь уже тогда, когда кричал устами
своего сумасшедшего: /"Несите меня с этого света. Далее, далее,
чтобы не видно было ничего". /Далее -- по слову Исайи: /"И вот /--
/тьма, горе, и свет померк в облаках" /(V, 30). Гоголю следовало бы
совершить паломничество к фолиантам Беме, к древним рукописям
востока, Гоголю следовало бы понять, прежде, всего, что тому, в /чем
он, /есть объяснения; тогда понял бы он, что, быть может, найдутся и
люди, которые могут исправить страшный вывих души его; но у Гоголя
не было терпения /изучать, /и потому-то искал он руководителя вовсе
не там, где следовало; не изучал Гоголь восточной мистической
литературы -- не изучал вообще ничего: хотел /"дернуть" /историю
Малороссии, этак томов шестнадцать. Между тем Фалес и Платон
путешествовали в Египет: в результате учение Платона об идеях и душе
-- той душе, которая, стосковавшись с телом, зовет человека (и
Гоголь этот зов слышал). Учение Платона -- только внешнее изложение
мудрости Тота-Гермеса; оно опирается на мистерии, как опирается на
/Йогу /учение некоторых школ Индии об Алайе (душе мира, с которой
соединяет свое "я" посвященный)^10 . /Душа /стосковалась по Гоголю;
Гоголь стосковался по /душе /своей, но /бездна /легла между ними; и
свет для Гоголя померк. Гоголь знал мистерии восторга, и мистерии
ужаса -- тоже знал Гоголь. Но мистерии любви не знал. Мистерию эту
знали посвященные; и этого не знал Гоголь; не знал, но заглядывал в
сокровенное.
Восторг его -- дикий восторг: и вдохновений слабость - дикая
сладость: и уста -- не улыбаются, а /"усмехаются смехом блаженства".
/Пляшет казак -- и вдруг /"изо рта выбежал клык" /(Страшная месть).
/"Рубины уст прикипают к самому сердцу" /(не любовь -- вампирство
какое-то!). Во всем экстазе, преображающем и Гоголя, и мир ("травы
казались дном какого-то светлого... моря" (Вий) -- во всем этом
экстазе /"томительное, неприятное и вместе сладкое чувство" /(Вий),
или "/пронзающее, томительное сладкое наслаждение" /(Вий) -- словом,
/"бесовски сладкое" /(Вий), а не божественно сладкое чувство. И
оттого преображенный блеск природы начинает пугать; и /"Днепр"
/начинает серебриться, /"как волчья шерсть" /(почему /"волчья"?).
/А/ /когда преображается земля, так что изменяются пространства (под
Киевом /"засинел Лиман, за Лиманом... Черное море... Видна была
земля Галичская"), /почему /"дыбом поднимаются волосы", /а
/"бесовски сладкое" /чувство разрешается тем, что конь заворачивает
морду и -- чудо! -- смеется? Не мистерией любви разрешается экстаз
Гоголя, а дикой пляской; не в любви, а в пляске безумия
преображается все: подлинно -- в заколдованном месте Гоголь: "и
пошел... вывертывать ногами по всему гладкому месту... сзади кто-то
засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего... вокруг
провалы; под ногами круча без дна; над головой свесилась гора...
из-за нее мигает какая-то харя", (Заколдованное место). Душа позвала
человека -- восторг, пляска; а в результате: круча без дна да
какая-то харя. И только? Так всегда у него: Хома Брут тоже /пошел
писать /с панночкой на спине, а потом рев: "Приведите Вия". И Вий,
дух земли, которую оклеветал Гоголь, указывает на него: "Вот он"; и
превращенные Гоголем в нечистей люди бросаются на Хому-Гоголя и
убивают его; это потому, что имел Гоголь видение, Лик, но себя не
преобразил для того, чтобы безнаказанно видеть Лик, слушать зов Души
любимой, чей голос, по слову Откровения, /"подобен шуму вод многих";
/этот шум стал для. Гоголя /"ревом", /блеск преображения --
/"волчьей шерстью", /а душа -- /"Ведьмой". /Оборотни вместе с
Гекатой" не трогали посвящаемых в мистерии, выходя из Елевзинского
храма. И они грызли Гоголя, как грызли мертвецы колдуна. /И лик,
/виденный Гоголем, не спас Гоголя: этот лик стал для него
/"всадником на Карпатах". /От него убегал Гоголь. "В облаке перед
ним светилось чье-то чудное лицо. Непрошеное, незваное, явилось оно
к нему в гости... И страшного, кажется, в нем мало, а непреодолимый
ужас напал на него" (Страшная месть). И в ясный солнечный день
Гоголь дрожал, потому что казалось ему, что /"мелькает чья-то
длинная тень, а небо ясно, и тучи не пройдет по нем" /(Страшная
месть). Это -- тень /чудного лица, /которое, несмотря на то, что оно
-- /чудное, /ужасало Гоголя всю жизнь: это потому, что мост любви,
преображающий землю, рухнул для Гоголя и между /Ликом Небесным /и им
образовалась черная, ревущая бездна, которую занавесил Гоголь
смехом, отчего смех превратился в рев, /"как будто два быка,
поставленные друг против друга, заревели разом". /Бездны боялся
Гоголь, но смутно помнил (не сознанием, конечно), что за /"бездной
этой" /(за миллиардами верст и лет) /милый /голос, зовущий его: не
пойти на зов не мог Гоголь: пошел -- и упал в бездну: мост любви
рухнул для него, а перелететь через бездну не мог Гоголь; он /влетел
в нее, вылетев из мира /(как могли влететь в бездну неофиты,
проходящие испытания). Гоголя удручает какое-то прошлое, какое-то
предательство земли -- грех любви (недаром мы ничего не знаем об
увлечениях этой до извращенности страстной натуры). /"Спасите
меня!.. И несите с этого света! Далее, чтобы не видно было ничего".
/Ничего: ни шпонек, ни земли, ни Лика.
"Божественная ночь! Очаровательная ночь!" (Майская ночь). "Знаете
ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи", --
восхищается Гоголь. И подлинно: многие ли знают такие ночи, когда
воды превращаются в сверкающую /"волчью шерсть", /а травы кажутся
/"дном... какого-то светлого моря". /И все же чудится нам, что этот
восторг и радость эта -- /"к худу"; /и все-таки такие ночи худо
кончались для Гоголя. Наконец, Гоголь не захотел уже ни /"дней с
зовом", /ни ночей /"с волчьей шерстью"; /закричал: /"Далее! Далее,
чтобы не видно было ничего"./
Любит Гоголь Россию, страну свою; как любовник любимую, ее любит
Гоголь: /"Русь! Чего ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь
таится между нами?" /(Мертвые души). Какую-то не ведомую никому
Россию любит Гоголь: любит Гоголь Россию старинной любовью: она для
него -- как для колдуна дочь его, Катерина; над ней колдует Гоголь:
/"Что глядишь ты так?.. Неестественной властью осветились мои
очи"... /Что за тон, что за ревнивая властность -- Гоголь заклинает
Россию; она для него -- образ всю жизнь неведомой ему и все же
/его// /любовницы. Не той ли же властью светятся очи Гоголя, какой
осветились очи старика отца в "Страшной мести": /"чуден показался ей
/(Катерине или России?) с/транный блеск очей"... "Посмотри, как я
поглядываю очами", -- /говорит колдун, являясь во сне дочери.
/"Посмотри, как я поглядываю на тебя очами", -- /как бы говорит
Гоголь, являясь нам во сне русской жизни (русская жизнь -- самый
удивительный сон): /"Сны много говорят правды" /(Страшная месть). И
какою-то вещей, едва уловимой /во сне правдой /обращается Гоголь к
спящей еще доселе земле русской. "Русь!.. Но какая же непостижимая
тайная сила влечет к тебе? Какая непостижимая связь таится между
нами?.. Неестественной властью осветились мои очи". Непостижимо,
неестественно связан с Россией Гоголь, быть может, более всех
писателей русских, и не с прошлой вовсе Россией он связан, а с
Россией сегодняшнего, и еще более завтрашнего дня.
Разве не сон все, что происходит с нами, с землей, нашей родиной;
еще недавно странным блеском озарилась страна родная, так что из
Москвы стали видны и Лиман, и Черное море, и всадник неведомый. А
теперь, даже в солнечный день, когда и туч нет, чья-то мелькает
страшная тень: тень ужасной, из глубины души, из глубины земли
идущей провокации. Все стало странно и непонятно; и страна наша в
смертельной тоске; и здесь, и там идет дикая пляска странного
веселья, странного забвенья. И как горы Карпатские, тучи бед
нависают над нами: на горах тех -- мститель неведомый. И странный в
глубине души поднимается вопль: Русь! Чего ты хочешь от нас? Что
зовет и рыдает, и хватает за сердце?.. Не знаем... А что-то зовет и
рыдает: и хватает за сердце.
Пред завесою будущего мы словно неофиты пред храмом: вот
разорвутся завесы храма -- что глянет на нас: Геката и призраки? Или
Душа нашей родины, Душа народа, закутанная в саван?
Гоголь прежде всех подошел к мистерии этой; и встал пред ним
мертвец. Умер Гоголь.
А теперь мы стоим пред тем же видением -- видением Смерти. И
потому-то видение Гоголя ближе нам всего, что было сказано о нас и о
родине нашей. Мы должны помнить, что покрывало Смерти спадет лишь
тогда, когда мы души наши очистим для великой мистерии: мистерия эта
-- служение родине, не только в формах, но в духе и истине. Тогда
спадет с нее саван, явится нам душа наша, родина.


III


Касаясь Гоголя, невозможно не сказать хотя бы двух слов о его
слоге. Можно написать многотомное исследование о стиле и слоге
гоголевских творений. И как реализм Гоголя слагается из двух сказок
о дочеловеческой и сверхчеловеческой земле, так и естественная
плавность его слога слагается тоже из двух неестественностей. Она
слагается из тончайшей ювелирной работы над словом, и притом такой,
что остается совершенно непонятным, как мог Гоголь, нагромождавший
чудо технического искусства на чуде, так что ткань его речи -- ряд
технических фокусов, -- как мог Гоголь именно при помощи этих
фокусов выражать экстаз души живой? Такова одна сторона гоголевской
стилистики, перебиваемая подчас грубым (даже не грамматическим)
оборотом речи или совершенно грубым, нелепым и даже пошлым приемом.
Такие ничего не говорящие эпитеты, как /"чудные", "роскошный",
"очаровательный", /пестрят слог Гоголя и сами по себе ничего не
выражают; но в соединении с утонченнейшими сравнениями и метафорами
придают особое обаяние слогу Гоголя. Как не помнить поразительной
повести о капитане Копейкине; но потрудитесь вглядеться, в чем
технический фокус этого приема: совершенно банальное изложение
злоключений несчастного капитана перебивается буквально через два
слова вставкой выражений /"изволите ли видеть", "так сказать" /и т. д.
Именно этим грубым приемом достигает Гоголь ослепительной
выразительности. Слог Гоголя одновременно и докультурный, и вместе с
тем превосходит в своей утонченности не только Уайльда, Рембо,
Сологуба и других "декадентов", но и Ницше подчас.
Все те приемы, которые характеризуют лучших стилистов нашего
времени (именно как стилистов /нашего /времени), налицо у Гоголя.
Во-первых, обилие аллитераций в прозе. /"Светлый серп светил"
/(Вий). /"Вихрь веселья" /(Вий). /"Усмехнулся смехом" /(Вий) (здесь
аллитерация соединяется с усилием глагола /"усмехнуться"
/существительным /"смехом"). /"В ее чертах ничего не было
/ту/склого, /му/тного, /ум/ершего" (Вий). (Здесь /"ту" "ут" /и
одновременно /"му" "ум".) "Как клокотанье кипящей /смолы";(Вий).
/"Круглый и крепкий /стан" (Вий), "костяные /Когти" /(Вий). /"Острые
/очи не отрывались" (Страшная Месть) и т. д.
Во-вторых, изысканность расстановки слов.
1) Разделение существительного от прилагательного вставочными
словами; некоторые наивные критики вменяют в вину такому тонкому
стилисту, как Сологуб, то, что он пользуется этим якобы
модернистическим приемом /("тяжелые /на его грудь положил лапы"). В
вот вам наудачу из Гоголя: /"Поглощенные /ночным мраком /луга"
/(Вий). /"Блестели /золотые главы /вдали /киевских церквей" (Вий)
(вместо: /"вдали блестели"). "Он не утерпел, /уходя, /не взглянуть"
/(Вий). "Страшную муку, видно, терпел он" (Страшная месть) (вместо:
"Он, видно, терпел страшную муку") и т. д.
2) Сложные эпитеты также употреблял Гоголь в изобилии:
/"бело-прозрачное небо", "суто-золотая парча", "длинношейный гусь",
"высоковерхие горы"./
3) Иногда эпитеты эти дерзки до чрезвычайности: /"оглохлые
стены", "поперечивающее себе чувство", "ключевой холод" /и т. д.
4) Характерны глаголы Гоголя; в употреблении их мы усматриваем
самый откровенный импрессионизм: /"Перси просвечивали" /(Вий),
/"Сияние дымилось", "Вопли... едва звенели", "Голос одиноко
сыпался", "Слова... всхлипывали", "Валится... вода", "Холод
прорезался в казацкие жилы", "Сабли... звукнули", "Запировал пир",
"Шумит, гремит конец Киева", "Гора за горой... обковывают землю",
"Очи выманивают душу", "Перепел... гремит", "Пламя... выхватилось"
/и т. д.
5) Я не говорю уже о сравнениях Гоголя; иногда целыми страницами
идет описание того, с чем сравнивается предмет, который иной раз
вовсе не описан. Я не стану утруждать внимание примерами. Достаточно
привести одну фразу: /"Слышался шум /(какой же шум?)... /будто
ветер" /(1-я степень определения шума), но не просто ветер, а
/"ветер в тихий час вечера" /(2-я степень определения); этот
/"ветер" /-- /"наигрывал", кружась, по водному зеркалу" /(3-я
степень определения шума); и не просто /"ветер наигрывал, кружась",
/а -- /"нагибая еще ниже в воду серебряные ивы" /(4-я степень
определения). С одной стороны -- /"шум", /а с другой стороны --
тончайший анализ /{какой именно /шум). Никто после Гоголя не выбирал
таких изысканных сравнений. Характерна для Гоголя трехчленная форма
сравнения: "Те луга (1) -- не луга (2); то -- зеленый пояс" (3) и т. д.
6) У Сологуба характерно скопление многих глаголов,
существительных, прилагательных; у Гоголя тоже: /"Степь краснеет,
синеет, горит цветами" /(Иван Федорович Шпонька). Или: /"Перепелы,
дрофы, чайки, кузнечики, тысячи насекомых, и от них свист, жужжание,
треск, крик и вдруг стройный хор" /(Там же). /"Пошли писать версты,
станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни, с самоварами,
бабами..." /(Мертвые души). /"Городишки... с лавчонками, мучными
бочками, калачами... Зеленые, желтые и свежеразрезанные черные
полосы"... /(Мертвые души) и т. д.
7) Особенно характерно для Гоголя повторение одного и того же
слова, параллелизмы и полупараллелизмы (иногда замаскированные), "В
старину /любили /хорошенько поесть, /еще лучше любили попить, /а
/еще лучше любили повеселиться" /(Страшная месть). "Пировал до
поздней ночи, и /пировал /так, как теперь уже не /пируют" /(Страшная
месть). /"Из-за леса чернел земляной вал, из-за вала подымался
старый замок" /(здесь параллелизм выдержан до конца). "Под потолком
мелькают нетопыри... и тень от них мелькает по стенам"
(замаскированный параллелизм).
8) Иногда расстановка слов или параллелизм достигают необычной
утонченности: /"Снилось мне, чудо, право, /и так /живо снилось мне"
/(Страшная месть). "Блеснул день, но не солнечный: небо хмурилось, и
тонкий дождь сеялся на поля, на широкий Днепр. Проснулась пани
Катерина, но не радостна; очи заплаканы, и вся она смутна и
неспокойна". Здесь двойной параллелизм формы и смысла: параллель в
расположении фраз и одновременно параллель между погодой и
состоянием души пани Катерины; /"Блеснул день" /-- /"проснулась пани
Катерина"; "но не солнечный день" /-- /"но не радостна"; "небо
хмурилось" /-- /"очи заплаканы"; "и тонкий дождь сеялся" /-- /"и вся
она смутна". /Или: /"Муж мой милый, муж дорогой" /(пропуск
местоимения /"мой" /усиливает лиризм фразы) и т. д.
9) Иногда параллелизм у Гоголя только подразумевается: "А из
окошка далеко блестят горы и Днепр; за Днепром синеют леса... Но не
далеким небом и не синим лесом любуется пан Данило /(фигура
нарастания): /глядит он на выдавшийся мыс"... (Страшная месть).
10) Иногда изысканность формы переходит все пределы, и вот
тогда-то ударит по нашим нервам Гоголь намеренно банальной
риторикой: /"Божественная ночь! Очаровательная ночь". /Но странно:
именно эта риторика после тончайших красочных сочетаний, после
тончайших изгибов фразы загорается невероятным блеском совершенства,
и нам начинает казаться, что нет ничего проще и/ /естественнее прозы
Гоголя; но то -- обман.

Я не могу перечислить здесь и сотой части всех тех сознательных
ухищрений, к которым прибегает стилистика Гоголя. Знаю только одно:
в стилистике этой отражается самая утонченная душа XIX столетия.
Нечеловеческие муки Гоголя отразились в нечеловеческих образах; а
образы эти вызвали в творчестве Гоголя нечеловеческую работу над
формой.
Быть может, Ницше и Гоголь -- величайшие стилисты всего
европейского искусства, если под стилем разуметь не слог только, а
отражение в форме жизненного ритма души.

/1909/

Форум Invision Power Board (http://www.invisionboard.com)
© Invision Power Services (http://www.invisionpower.com)