Версия для печати темы

Почему вскоре после трагической гибели польской делегации под Смоленском беседу с польским послом Ежи Баром доверили именно Владимиру Познеру? Не знаю, но доверили; видимо, больше некому – чересчур «страна моя ведущими нища». И ВП воспользовался этим несчастным случаем по полной.

Но сначала о Ежи Баре. Он произвёл очень хорошее впечатление, и я поверил тому, что этот польский дипломат действительно много сделал для того, чтобы наши «народы, распри позабыв», пусть медленно, но двинулись наконец навстречу друг другу. Посол выразил надежду, что смоленская трагедия может содействовать сближению наших стран. «Мы увидели здесь пространство солидарности», – сказал он. И чувствовалось, что это «святое для поляков слово» может обрести реальный смысл и в наших межгосударственных отношениях.

Однако пружина Познера распрямлялась в другом направлении. Когда посол «очень-очень не согласился» с тютчевским «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», то ВП возликовал, хотя многое из дальнейшего сказанного послом подтверждало как раз то, что в России ему на самом деле многое непонятно. Хотя бы, например, сердечная реакция (и народа, и правительства) на смоленскую трагедию: «…то, что случилось, как ни парадоксально, является фундаментом или частичкой фундамента, чего-то нового, того, что мы увидели русских такими, какими просто не ожидали, что это может быть».

Но «фундамент» Познеру не нужен, он спросил посла о Катыни как факторе постоянного «раздражения поляков в отношении к русским» (раздражение, как я смею думать, появилось не ввиду каких-то действий России за последние 20 лет – ничего враждебного в отношении поляков не совершалось, – а ввиду яростной антироссийской пропаганды в Польше). Ежи Бар ответил неожиданно: «…я столько раз в жизни слышал от поляков, которые рассказывали мне, как русские помогли в лагере… Вообще в нашем сегодняшнем мышлении нет такого, чтобы сказать: «ты – русский, ты виноват»… есть, между прочим, тоже элемент разницы, <…> потому что вы – православные. У православных это чувство вины… оно у католиков, конечно, есть, только у вас глубже…»

Замечательно, тут бы искать дальнейшие точки соприкосновения, но ведущий гнёт в противоположную сторону, как будто сближение России и Польши его совсем не радует, он дожимает тему «глубоких русских вин». Но как? ВП: «…выступая в Катыни, премьер-министр РФ, глава правительства Владимир Владимирович Путин сказал следующее: «Было бы несправедливо возложить всю вину на российский народ». Эти слова я как-то запомнил, и вот с чем я хотел к вам обратиться. Мой внук учится в школе в Германии. И там им говорят, что в преступлениях нацистов виноваты не только нацисты, а виноват немецкий народ, потому что немецкий народ поддерживал Гитлера. И раз он поддерживал Гитлера, он несёт ответственность… Советский народ в своём подавляющем большинстве <…> поддерживал Сталина, тут нет никакого спора. Вот в этом смысле как вы к этому относитесь? Всё-таки виноват кто? Только Сталин и только его окружение и так далее? Или всё-таки, если есть какая-то вина, которая ложится на всех тех, которые поддерживали его?»

Конечно, Ежи Бар на этот фантастически неуместный для российского ТВ вопрос отвечал дипломатично и, конечно, в отличие от ВП не стал оспаривать фразу российского премьера по поводу несправедливости, возвращая разговор в неприятное для Познера русло примирения…

Всё-таки остановимся, осмыслим сказанное ВП. Он обвиняет уже не только Сталина и руководство СССР, как многократно делал раньше, нет, тут налицо качественный скачок. Он «поражает в правах» весь советский народ, весь… Народ, победивший фашизм ценой огромных военных потерь и ещё бо’льших среди мирного населения. И всех нас, потомков победителей, выразивших только что столь искреннюю солидарность с польским народом.

Если это не кощунство, то что такое тогда кощунство? Мне даже показалось, что я ослышался. В преддверии празднования 65-летия Великой Победы можно обвинять целый народ, народ-победитель?

Нет, не ослышался, на Первом – можно. Не добившись от посла ничего антинародного-антироссийского, в «прощалке» ВП вернулся к теме «вины» уже не в вопросительной форме, а в форме приговора. «История Катыни, на мой взгляд, не позволяющая усомниться в том <…>, что Сталин был преступником. И не только один Сталин. Что люди, его окружавшие, были преступниками. И что их были не только сотни и не только тысячи, но даже и миллионы. Потому что партия, которую он возглавлял и которая принимала все решения, была преступной партией».

Я в отличие от Познера, сделавшего такое саморазоблачительное заявление, никогда не был коммунистом – членами партии были мой отец и дядя, вступившие в неё на фронте, что тогда не давало никаких привилегий и к тому же никаких шансов выжить в случае попадания в плен. Они преступники? По Познеру (и, кстати, Геббельсу) – да. Преступники миллионы героев войны, коммунистов и сочувствующих – таких, как мой беспартийный дед, рабочий Кировского завода, умерший в ленинградскую блокаду? В моей семье большевиков не было, но были репрессированные, однако все, кто мог носить оружие, в борьбе с нацистами воевали.

И вы их оскорбили, Владимир Владимирович. Подло…

Однако возьмём себя в руки и пойдём дальше по существу. Известный дипломат и партийно-государственный деятель СССР Валентин Фалин, который в перестроечные годы одним из первых заговорил о необходимости обнародования «катынской правды», в одной из наших радиобесед на РСН настаивал на том, что должны быть два одновременных процесса. Именно одновременных. По поводу гибели польских и советских военнопленных. Двигаться навстречу нужно вместе. Однако получилась однобокая «историческая память». Почему Познер не задал вопроса послу о 32 тысячах красноармейцев, погибших в польских концлагерях после советско-польской войны, о которых вспомнил Путин на траурных мероприятиях в Катыни? Эту войну, кстати, развязали не большевики. Воспользовавшись слабостью советской России, польские войска в 1920 году заняли западные Украину и Белоруссию, а также бо’льшую часть Литвы вместе с Вильнюсом, им удалось даже взять Киев (потом красные его отбили). Контрнаступление большевиков провалилось, и после крайне неудачного похода армии Тухачевского на Варшаву поляки захватили в плен более 100 тысяч красноармейцев. Они содержались в таких условиях (фактически без пропитания и медобслуживания), что пятая часть из них «без суда и следствия» погибла от голода и болезней. Не говоря уже о тех, кто был казнён по тем или иным причинам польскими спецслужбами. «Разгрузка лагерей» в разных странах проходила по-разному. Кроме того, в польском плену содержались офицеры царской армии, к которым относились точно так же, как и к красноармейцам. То есть речь шла не о неприятии большевизма, а о неприятии русских вообще, если уж вспоминать слово, не раз возникавшее в речах польских политиков в связи с Катынью, – «геноцид».

Уважаемый посол в «Познере» много и правильно говорил о правде, лжи и исторической памяти. В связи с этим вспомним слова нашего премьер-министра о «мести Сталина и согласимся с тем, что «историческая память» в СССР о режиме Пилсудского была в конце 30-х очень свежа. А также память о том, с какой мстительной жестокостью проводилась политика ополячивания украинцев и белорусов на захваченных Второй Польской Республикой территориях…

Любой не ангажированный интервьюер непременно задал бы господину послу вопросы на эту тему. Они на поверхности. И о необходимости расследования причин гибели тысяч пленных красноармейцев, и об установлении соответствующих памятных знаков на местах, где располагались польские «лагеря смерти», и о необходимости совместного покаяния. И кстати, об отношении посла к такому, тоже отчасти мистическому, совпадению: у истоков
НКВД, расстрелявшего, если верить заявлениям официальных лиц, почти 22 тысячи польских офицеров, стояли тоже поляки: Дзержинский и Менжинский, уничтожавшие русскую элиту в масштабах, не сравнимых с Катынью.

И ещё. Сотни тысяч советских воинов отдали жизнь за освобождение Польши (возрождение польской государственности и спасение поляков как нации). Если бы не подвиг Красной армии, Гитлер окончательно уничтожил бы польскую интеллигенцию и превратил поляков в рабов. При всех, может быть, недостатках Польская народная республика была: да, просоветской, но польской, но республикой. Она, конечно, не стала полностью независимой (как, впрочем, и сейчас), но она была воссоздана. Может быть, хотя бы из благодарности к советскому народу, выгнавшему нацистов с польской земли, не стоит продолжать расковыривать полученные за нашу долгую, сложную совместную историю многочисленные раны, а сосредоточиться на сотрудничестве?

Полагаю, Ежи Бар был немало удивлён тем, что на Первом его расспрашивал журналист как будто не российского канала, а какого-нибудь иностранного, притом относящийся к России хуже гостя. Но и такой журналист, если он профессионал, обязательно задал бы многие из названных вопросов, а не навязывал бы свою точку зрения. В чём же дело? В том, что Владимир Владимирович не журналист. Он пропагандист. Причём старой партийной закалки, только партию он вовремя «переизбрал» (да и гражданство тоже). Савл стал Павлом? Не-а, скорее, наоборот: коммунистическая аскеза к христианству ближе нынешнего либерального атеизма.

Вспоминается фраза Довлатова: «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов». Нашего импозантного, спортивно загорелого, модно бритого коммуниста-антикоммуниста, фактически назвавшего ветеранов преступниками, мы, конечно, вдвойне ненавидеть не станем, но изумимся его ненависти к стране с её «преступным» народом, которая в 1952 году приютила его, дала бесплатное высшее образование, работу по душе (пропагандистом на Иновещании) и т.д.

Кстати, если бы в России провели люстрацию, как в Польше, с запретом на профессию для бывших пропагандистов «преступной» партии, то вряд ли бы мы имели счастье лицезреть нашего разоблачителя на главном отечественном телеканале.

Александр КОНДРАШОВ