Большая часть человечества полагает, что народ, численность которого составляет не более трети процента от всего населения земного шара, не заслуживает столь уж пристального внимания мировой общественности. Но антисемиты, как, впрочем, и многие юдофилы, убеждены в том, что еврейство играет выдающуюся, даже доминирующую роль в историческом процессе. Вера в уникальность и избранность нашего народа вынуждает их приписывать ему исключительное значение и пристально исследовать любую проблему, так или иначе связанную с еврейством. Примечательно, что именно те, кто уверяет евреев в своей пламенной любви к ним (преувеличивая, как правило, силу своей страсти), зачастую становятся впоследствии яростными антисемитами.
Наличие общих корней у антисемитизма и юдофильства помогает объяснить достаточно распространенное ныне явление: многие тяготятся своей принадлежностью к еврейскому народу, причем спектр эмоций широк — от гипертрофированной требовательности к своим соплеменникам до исступленной ненависти к ним, да и к самим себе. Глубоко укоренившаяся в сознании вера (совершенно иррациональная и зачастую неосознанная) в уникальность и избранность Израиля, в его необычайные способности и возможности приводит к тому, что собственный народ всегда находится в фокусе внимания этих людей и является для них постоянным объектом критики. То, что для всего человечества является приемлемой этической нормой, стандартом поведения, по отношению к избранному народу часто рассматривается как нечто непростительное и заслуживающее всяческого порицания. Это может перерасти в болезненную антипатию к еврейству вообще, а то и в настоящую ненависть, «автоантисемитизм».
Наверное, всем известно, что представляет собой комплекс неполноценности: это злость на самого себя, стыд за свои истинные или мнимые недостатки, болезненная страсть к выискиванию их. Многие люди в той или иной степени подвержены ему и жестоко страдают. Но существует и комплекс национальной неполноценности, странным образом присущий многим евреям, в частности, ассимилированным интеллектуалам, и выражается он, прежде всего, в их отношении к иудаизму.
Причина этого заложена, в первую очередь, в удивительной, уникальной способности евреев к мимикрии, особенно ярко проявляющейся в области культуры. Они словно перенимают защитные формы и окраску, уподобляясь другим, более сильным видам. Для ассимилированного еврея это не просто стало маскировкой, но вызвало изменение его внутреннего мира, приведя к отказу от системы ценностей и образа жизни своего народа.
Страсть к подражательству порой оказывается настолько сильной, что перестает коррелировать с реакцией господствующего окружения, и даже если последнее остается враждебным или просто индифферентным, но не желает принимать «чужака», он продолжает обезьянничать. Но отказ от национальной самоидентификации не приводит к ее полному исчезновению. Какие-то слабые ее проблески все же продолжают мерцать, по крайней мере, на подсознательном уровне. Еврей, который полагает, что сроднился с чуждой культурой до такой степени, что она стала его естеством, глубоко-глубоко в душе хранит веру в уникальность своего народа. Более того, он осознает, что эта уникальность обязывает и его, предъявляет к его поведению особые требования и завышенные стандарты. Замысловатое сочетание признания миссии Израиля в мире и отчуждения от собственных корней почти неизбежно вызывает враждебное чувство к еврейству.
Страх и подозрительность по отношению к чужакам порождают болезненное отклонение от психической нормы: ксенофобию. А когда их к тому же наделяют уникальными талантами или особенностями, она приобретает самые зловещие формы. Однако, как уже говорилось, антисемитизм амбивалентен: наряду с ненавистью в нем содержится немалая толика зависти и благоговения. К этому смешанному чувству, на проявление которого влияют разнообразные факторы, обусловленные общественной моралью, культурой и т.д., примешана все-таки и некоторая доля стыда; именно поэтому антисемиты так часто предпринимают попытки самооправдания.
Если кто и оказывается абсолютно свободным от этой амбивалентности — так это еврей-антисемит. Он презирает свое происхождение и при этом не чувствует ни тени смущения, не испытывает никакой неловкости, равно как и необходимости для самооправдания, ведь он сам — еврей. И уже одного этого достаточно для ненависти к не отпускающему его народу, когда не остается места для элементарного чувства — стыда. Только такой человек и может быть неисправимым, законченным юдофобом, ненавидящим свой народ, а значит, и самого себя, всем сердцем и всей душой.