IPB
     
 

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

 
 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Саша Соколов
Иэм
сообщение 4.11.2007, 23:02
Сообщение #1


jana
***

Группа: Демиурги
Сообщений: 1757
Регистрация: 3.7.2006
Вставить ник
Цитата
Из: страна этого мертвеца действительно широка
Пользователь №: 313



Репутация:   177  



СОКОЛОВ, САША (настоящие имя и отчество Александр Всеволодович) (р. 1943), русский писатель.
Родился 6 ноября 1943 в Оттаве (Канада) в семье майора Всеволода Соколова, работавшего в аппарате торгового советника посольства СССР в Канаде. В 1946 отец (агент «Дэви») за разведывательную деятельность был выслан из страны. С 1947 семья живет в Москве.

В 1950 пошел в школу, где его вольнолюбивый нрав приносил ему массу неприятностей: говорили даже о переводе в специальную школу. В 12 лет написал первую приключенческую повесть; пользовались популярностью у товарищей его пародии и эпиграммы на учителей.

В 1961, закончив школу, некоторое время работает санитаром в морге, затем препаратором. В 1962 поступил в Военный институт иностранных языков. Решив освободится от военной службы, симулирует душевную болезнь и проводит три месяца в военном госпитале для душевнобольных.

В 1965 Соколов стал членом неофициальной литературной группы «СМОГ» (аббревиатура «Смелость. Мысль. Образ. Глубина»; иронически расшифровывается как «Самое Молодое Общество Гениев»), объединявшей молодых богемных литераторов столицы. В 1967 поступил на факультет журналистики МГУ. В 1967–1968 пишет и публикует в периодической печати первые очерки, рассказы и критические статьи. За рассказ Старый штурман, опубликованный в журнале «Наша жизнь», получил премию – за «лучший рассказ о слепых».

В мае 1972 устроился егерем в Безбородовском охотничьем хозяйстве Калининской (ныне Тверской) области. Некоторое время с женой и дочерью Александрой жил на Кавказе и работал в газете «Ленинское знамя», но вскоре, после конфликта с редактором, уволился. Оставив семью, вернулся в Москву. Здесь пытается, с помощью знакомой, гражданки Австрии, Иоханны Штайдль, получить в посольстве Канады информацию о возможности выезда из страны. С этого момента был под постоянным наблюдением КГБ. В 1974–1975 работает истопником в Тушине, на окраине столицы. Штайдль, после их многократных попыток заключить брак, лишают въездной визы в СССР. Последняя начинает в Вене акцию протеста и, после вмешательства в дело канцлера Австрии, он получает выездную визу.

В октябре 1975 приехал в Вену, где женился на Штайдль и устроился столяром на мебельную фабрику. В Европе практически не общался с представителями эмиграции (только с писателем В.Марамзиным), не участвовал в культурной и политической жизни. Исключением стал форум в тирольской деревне Альпбах, темой которого была угроза свободе слова в Восточной Европе и СССР. Здесь он познакомился с А.Галичем, В.Максимовым, Н.Горбаневской и А.Амальриком. Вскоре после форума, в сентябре 1976, улетел в США. Несколько месяцев жил в доме Профферов, в Энн-Арборе, в 1977 получил канадский паспорт.

Еще до публикации Школы для дураков (1976 на русском языке, в 1977 – на английском) у Соколова в кругах эмиграции складывалась репутация одного из лучших русских писателей. Рукопись блуждала на Западе три года, пока не попала в руки К.Профферу, основателю издательства «Ардис» (Энн-Арбор, штат Мичиган). В своем письме Соколову он писал о романе Школа для дураков: «…Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще». Высокую оценку книге дали Н.Берберова, И.Бродский. Отзыв В.Набокова («обаятельная, трагическая и трогательная книга») стал символическим благословением не только для Соколова, но и для читателей английской версии романа.

По мнению П.Вайля и А.Гениса, «главной проблемой для Соколова был сам язык», на «вивисекцию» которого писатель решается в Школе для дураков. Критики полагали что, он сделал язык героем романа, а главный конфликт книги «строится на перекрестке, образуемом личным временем и личной памятью героя с „наружным“ миром, где общее, историческое время течет, как ему положено: из прошлого в будущее».

На фабульном уровне первый роман Соколова содержит рассказ о событиях, происходящих в дачном поселке в окрестностях среднерусского города и в спецшколе для умственно отсталых детей. Повествование ведется с точки зрения одного из учеников школы – мальчика, страдающего раздвоением личности. События, действительно бывшие или гипотетические, сливаются с воспоминаниями героя (героев). Таким образом роман покидает привычный, событийный, сюжет. В более общем виде конфликт произведения выглядит как столкновение линейного, распрямленного, времени с временем мифологическим, циклическим. Кроме того, П.Вайль и А.Генис видят содержание, по их мнению, одного из первых русских постмодернистских романов в инициации героя, приобщающегося к миру взрослых, открывающего присутствие в мире любви и смерти. В Школе для дураков впервые возникает ключевая для творчества Соколова тема зыбкости, неопределенности бытия, условности общепринятых категорий пространства-времени.

Публикация Школы для дураков принесла Соколову известность. Проффер ждал от него нового романа, который был начат еще в СССР. Но писатель традиционно долго работал над своим новым произведением. Параллельно жил то в США, то в Канаде. Первый вариант романа Между собакой и волком был закончен весной 1978, но неоднозначная реакция издателя и знакомых на рукопись заставила автора продолжить работу над окончательным вариантом.

Вторая книга Соколова Между собакой и волком была закончена в Лос-Анджелесе в 1980 и увидела свет в начале года. Здесь, как и в Школе для дураков, присутствует смутная биографическая основа – на этот раз связанная с периодом работы писателя егерем. Правда необоснованность такого биографического подхода к своим сочинениям Соколов декларирует в одном из своих писательских манифестов – Palissandr – c'est moi? Здесь же он утверждает: «…Когда я слышу упреки в пренебреженьи сюжетом, мне хочется взять каравай словесности, изъять из него весь сюжетный изюм и швырнуть в подаянье окрестной сластолюбивой черни. А хлеб насущный всеизначального самоценного слова отдать нищим духом, гонимым и прочим избранным». Таким источником хлеба насущного и стал новый роман. Его герой – одноногий нищий Дзыдзырэлла. Вынесенная в заглавие калька с французской идиомы, означающей «сумерки», приносит привычное для романного мира Соколова ощущение зыбкости границ вещей и явлений, их взаимопроницаемости. Но в новом романе особое внимание уделяется лексическому пласту повествования, чужому, сказовому слову и – с другой стороны – ритму прозы. Вот образчик стиля Соколова:

«Едва заговорили о собственно башибузуках, захвативших в последнюю кампанию до сотни наших гаковниц, базук и протчих пищалей и варварски аркебузировавших пленных кирасиров и кавалергардов, едва коснулись до грустной темы о дюжине несчастных квартирмейстеров и вестовых из улан и от канонирского состава, взятых заложниками и потонувших на трофейной французской фелуке, шедшей под италианским стягом и подорванной под Балаклавой турецкой петардой, едва упомянули обо всем этом, как в кабинете, обремененный целым бунтом гранок, является, наконец, здешний главный верстальщик, обряженный в скромный флер…».

Между собакой и волком был принят в эмиграции не так восторженно, как первый роман. Однако в России он был опубликован в ленинградском самиздатовском журнале «Часы» и получил премию имени Андрея Белого за лучшую русскую прозу 1981.

Весну 1980 Соколов проводит со своими друзьями, писателями Э.Лимоновым и А.Цветковым, читая лекции в США и Канаде. Летом 1980 он переехал в Калифорнию, где преподавал в Монтерейском институте международных проблем и работал над новым романом. В мае 1981 в университете проводилась «Конференция третьей волны», на которой Соколов выступил с лекцией «На сокровенных скрижалях», в которой задается вопросом: «что было и будет в начале: художник или искусство?»

Популярность писателя растет. В декабре 1984 «ассоциация преподавателей славянских и восточноевропейских языков» провела специальное заседание «Саша Соколов и литературный авангард». Новый роман – Палисандрия – в издательстве «Ардис» был издан в апреле 1985.

Палисандрия – это мемуары о советской элите сталинского и послесталинского периода, якобы законченные в 2004 и опубликованные в 2757. Автор воспоминаний, Палисандр Дальберг, внучатый племянник Л.Берии и внук Г.Распутина, рассказывает кремлевские анекдоты и живописует свои любовные утехи. Палисандр спокойно соблазняет старух на московских кладбищах до тех пор, пока один из его отцов-покровителей, Андропов, не вербует его в орден Часовщиков – чтобы Дальберг убил правителя страны Брежнева...

Поставленная задача – написать антироман, сделала почти неизбежным обращение к пародии: на жанровую – детективную, порнографическую и т.д. – литературу. О.Матич считает, что роман «задуман как образцовый текст русского постмодернизма», т.к. в нем даются пародийные аналогии расхожим мотивам эмигрантской и диссидентской прозы, с ее непристойной лексикой и пафосом демифологизации. Б.Гройс в статье Жизнь как утопия и утопия как жизнь (Синтаксис. 1987. № 18) называет Палисандра Дальберга «истинным героем постмодерного времени» (ибо он связан со всеми мифами 20 в. – «от Сталина, диссидентства и эмиграции до психоаналитического платоновско-юнгианского мифа об андрогине как о совершенном человеке»), а сам роман относит к поставангардному течению «соц-арт'а». Преодоление линейного течения времени, воплощенное на этот раз в преодолении истории, связано, по Гройсу, с преодолением Эдипова комплекса, питавшего искусство авангарда. Однако этот текст, где «автор предлагает вниманию читателя эротические похождения вымышленного кремлевского отрока-сироты, тайно участвующего в интимной жизни реальных советских руководителей и их жен», – именно этот текст, по мысли О.Матич, выводит Соколова из литературных аутсайдеров и присоединяет его творчество к магистральному направлению современной русской литературы.

В марте 1984 Соколов принимает участие в Форуме русской культуры в Энн-Арборе (среди участников форума – М.Барышников, И.Бродский, С.Довлатов и др.). Осенью 1985 прочитал две лекции в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. Лекция Портрет русского художника, живущего в Америке. В ожидании Нобеля посвящалась жизни художника в эмиграции. Лекция Ключевое слово российской словесности манифестировала приоритет вопроса «как?» (т.е. формы) над вопросом «что?» (предметом изображения). В докладе Тревожная куколка на конференции Роллинз колледжа во Флориде затронул проблему заточения писателя внутри собственного языка.

В июне 1986 устроился в Вермонте работать тренером по лыжам на одном из курортов штата.

Во второй половине 1980-х популярность Соколова растет как в эмиграции, так и в СССР. В США создается «Фонд почитателей творчества Саши Соколова». Популяризировал творчество своего друга писатель В.Аксенов. В России Т.Толстая утверждала, что Соколов – это «совершенно необычный писатель, уникальность которого очевидна», инициируя публикацию его произведений.

Летом 1989 Соколов приехал в Москву. Участвуя в культурной жизни, работал над четвертым, еще неоконченным романом. С тех пор он часто посещает столицу.

В мае 1996 ему вручили в Москве Пушкинскую премию.

***

О романе Саши Соколова "Школа для дураков"

Вадим Руднев


"Школа
для дураков"- роман русского писателя-эмигранта Саши Соколова (1974), один
из самых сложных текстов русского модернизма и в то же время одно из самых
теплых, проникновенных произведений ХХ в. В этом смысле "Школа для
дураков" напоминает фильм Андрея Тарковского "Зеркало" - та же сложность художественного языка, та же
автобиографическая подоплека, те же российские надполитические философские
обобщения.
Сюжет
"Школы для дураков" почти невозможно пересказать, так как, во-первых,
в нем заложена нелинейная концепция времени-памяти (так же как и в
"Зеркале" Тарковского) и, во-вторых, потому, что он построен не по
сквозному драматическому принципу, а по "номерному". Это музыкальный
термин; по номерному принципу строились оратории и оперы в ХVII - ХVIII вв.:
арии, дуэты, хоры, речитативы, интермедии, а сквозное действие видится сквозь
музыку - музыка важнее. Вот и в "Школе для дураков" - "музыка
важнее". Между сюжетом и стилем здесь не проложить и лезвия бритвы
(позднее сам Соколов назвал подобный жанр "проэзией").
Музыкальность,
между тем, задана уже в самом заглавии: "школами" назывались сборники
этюдов для начинающих музыкантов ("для дураков"). Но в русской
культуре Иванушка-дурачок, как известно, оказывается умнее всех, поэтому
название прочитывается еще как "школа высшего мастерства для
прозаиков", какой она и является. Другой смысл названия, вещный - это,
конечно, метафора "задуренной большевиками" России.
В
центре повествования рассказ мальчика с раздвоенным сознанием, если называть
вещи своими именами - шизофреника. Между тем за исключением того факта, что с
определенного времени герой считает, что их двое, и порой не отличает иллюзию,
собственную мечту от реальности, в остальном это удивительно симпатичный герой
редкой духовности и внутренней теплоты и доброты.
Действие
"Школы для дураков" перескакивает с дачи, где герой живет "в
доме отца своего", прокурора, фигуры крайне непривлекательной, в город, в
школу для слабоумных. Герой влюблен в учительницу Вету Аркадьевну. У него есть
также любимый наставник Павел (Савл) Петрович Норвегов, учитель географии,
влюбленный, в свою очередь, в ученицу спецшколы Розу Ветрову. Впрочем, реальность
этих "женских персонажей" достаточно сомнительна, так как Вета
Аркадьевна Акатова в сознании героя легко превращается в "ветку
акации", а последняя - в железнодорожную ветку, по которой едут поезда и
электрички из города на дачу. А Роза Ветрова тоже легко
"географизируется" в "розу ветров" - профессиональный
символ учителя Норвегова, любимца всех учеников, разоблачителя всякой фальши и
неправды, за что его ненавидят другие учителя и директор Перилло.
В
центре сюжета-стиля три узла: влюбленность героя в учительницу и связанные с
этим внутренние переживания и эпизоды, например явно виртуальное сватовство у
отца учительницы, репрессированного и реабилитированного академика Акатова;
превращение героя в двоих, после того как он сорвал речную лилию "нимфея
альба" (Нимфея становится с тех пор его именем); alter ego Нимфеи
выступает как соперник в его любви к Вете Аркадьевне; наконец, история
увольнения "по щучьему велению" и странная смерть учителя Норвегова,
о которой он сам рассказывает своим ученикам, пришедшим навестить его на даче.
Все
остальное в "Школе для дураков" - это, скажем так, безумная любовь
автора к русскому языку, любовь страстная и взаимная.
"Школе
для дураков" предпосланы три эпиграфа, каждый из которых содержит ключ к
сюжетно-стилистическому содержанию романа.
Первый
эпиграф из "Деяния Апостолов": "Но Савл, он же и Павел,
исполнившись Духа Святого и устремив на него взор, сказал: о, исполненный
всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды!
перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних ?".
Сюжетно
этот эпиграф связан с фигурой Павла (Савла) Петровича, обличителя школьной
неправды и фальши, которого за это уволили "по щучьему".
Стилистически эпиграф связан со стихией "плетения словес", стиля,
господствующего в русской литературе ХVI в., с характерными нанизываниями
однородных словосочетаний, что так характерно для "Школы для
дураков". Сравним:
"Опиши
челюсть крокодила, язык колибри, колокольню Новодевичьего монастыря, опиши
стебель черемухи, излучину Леты, хвост любой поселковой собаки, ночь любви,
миражи над горячим асфальтом (...) преврати дождь в град, день - в ночь, хлеб
наш насущный дай нам днесь, гласный звук сделай шипящим".
А
вот фрагмент знаменитого "Жития Сергия Радонежского" Епифания
Премудрого (орфография упрощена):
"Старец
чюдный, добродетлми всякыми украшень, тихый, кроткый нрав имея, и смиренный
добронравный, приветливый и благоуветливый, утешительный, сладкогласный и
целомудренный, благоговейный и нищелюбивый, иже есть отцамь отець и учителем
учитель, наказатель вождем, пастыремъ пастырь, постникам хвала, мльчальникам
удобрение, иереам красота" (ср. также измененные состояния сознании).
Второй
эпиграф представляет собой группу глаголов-исключений, зарифмованных для
лучшего запоминания:
гнать,
держать, бежать, обидеть,
слышать,
видеть и вертеть, и дышать
и
ненавидеть, и зависеть и терпеть.
Сюжетно
этот эпиграф связан с нелегкой жизнью ученика спецшколы - в нем как бы
заанаграммирован весь его мир. В стилистическом плане этот стишок актуализирует
мощную стихию детского фольклора - считалок, прибауток, переделанных слов, без
понимания важности этой речевой стихии не понять "Школу для дураков".
Весь художественный мир романа состоит из осколков речевых актов, жанров, игр
(см. теория речевых актов, прагматика, языковая игра), он похож на изображенный
в романе поезд, олицетворяющий поруганную и оболганную Россию:
"Наконец
поезд выходит из тупика и движется по перегонам России. Он составлен из
проверенных комиссиями вагонов, из чистых и бранных слов, кусочков чьих-то
сердечных болей, памятных замет, деловых записок, бездельных графических
упражнений, из смеха и клятв, из воплей и слез, из крови и мела (...) из добрых
побуждений и розовых мечтаний, из хамства, нежности, тупости и холуйства. Поезд
идет (...) и вся Россия, выходя на проветренные перроны, смотрит ему в глаза и
читает начертанное - мимолетную книгу собственной жизни, книгу бестолковую,
бездарную, скучную, созданную руками некомпетентных комиссий и жалких
оглупленных людей".
Третий
эпиграф: "То же имя, тот же облик" - взят из новеллы Эдгара По
"Вильям Вильсон", в которой героя преследовал его двойник, и когда
герою наконец удалось убить двойника, оказалось, что он убил самого себя. Здесь
также важен не названный, но присутствующий в романе как элемент интертекста
рассказ Эдгара По "Правда о случившемся с мистером Вольдемаром", где
человек от первого лица свидетельствует о собственной смерти, так же как
учитель Норвегов с досадой рассказывает ребятишкам, что он, по всей
вероятности, умер "к чертовой матери".
Центральный
эпизод "Школы для дураков" - когда мальчик срывает речную лилию и
становится раздвоенным. Срывание цветка - известный культурный субститут
дефлорации. Смысл этой сцены в том, что герой не должен был нарушать
"эйдетическую экологию" своего мира, в котором каждая реализация
несет разрушение. В то же время это сумасшествие героя становится аналогом
обряда инициации, посвящения в поэты, писатели. Именно после этого Нимфея видит
и слышит, подобно пушкинскому пророку, то, чего не видят и не слышат другие
люди:

слышал, как на газонах росла нестриженая трава, как во дворах скрипели детские
коляски, гремели крышки мусоропроводных баков, как в подъезде лязгали двери
лифтовых шахт и в школьном дворе ученики первой смены бежали укрепляющий кросс:
ветер доносил биение их сердец (...). Я слышал поцелуи и шепот, и душное
дыхание незнакомых мне женщин и мужчин".
Ср.:

Моих
ушей коснулся он,
И
их наполнил шум и звон:
И
внял я неба содроганье,
И
горний ангелов полет,
И
гад морских подводный ход,
И
дольней лозы прозябанье.
("Пророк"
А.С. Пушкина)
С
точки зрения здравого смысла в романе так ничего и не происходит, потому что
время в нем движется то вперед, то назад, как в серийном универсуме Дж. У.
Данна (см. серийное мышление, время). "Почему, - размышляет сам герой, -
например, принято думать, будто за первым числом следует второе, а не сразу
двадцать восьмое? да и могут ли дни вообще следовать друг за другом, это
какая-то поэтическая ерунда - череда дней. Никакой череды нет, дни проходят,
когда какому вздумается, а бывает, что несколько сразу" (ср. событие). Это
суждение - очень здравое на закате классического модернизма: оно окончательно
порывает с фабульным хронологическим мышлением, отменяет хронологию.
"Школа
для дураков" - одно из последних произведений модернизма, и как таковое
оно глубоко трагично. Но оно также одно из первых произведений постмодернизма и
в этой второй своей ипостаси является веселым, игровым и даже с некоторым
подобием "хэппи-энда": герой с автором идут по улице и растворяются в
толпе прохожих.
Так
или иначе, это последнее великое произведение русской литературы ХХ в. в
традиционном понимании слова "литература".
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
 
Loyalist
сообщение 5.11.2007, 15:58
Сообщение #2


Ветеран
***

Группа: Пользователи
Сообщений: 1878
Регистрация: 28.9.2005
Вставить ник
Цитата
Из: Builder's Street
Пользователь №: 30



Репутация:   184  



Цитата
Так
или иначе, это последнее великое произведение русской литературы ХХ в. в
традиционном понимании слова "литература".


А судьи кто?
яссу
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
 

Быстрый ответОтветить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 

RSS Текстовая версия Сейчас: 29.3.2024, 9:34
 
 
              IPB Skins Team, стиль Retro