стихи Дмитрия Горчева:
Скушно. Трамваи ушли на войну. Дворник Василий строчит мемуары. Он, безнадежно вонючий и старый, с похотью часто глядит на луну.
А мы продолжаем висеть на крюках, вбитых небрежно и ассиметрично. Друг с другом общаемся кодом двоичным и пальцы считаем на бледных ногах.
***
Корней Иванович Чайковский порою любит темной ночью достать со шкапа мандолину и до утра на ней звенеть. О том недавно нам поведал в своем романе "Понедельник" его вчерашний собутыльник Лев Никанорович Босой.
Порой, когда глухие тени сгустятся в древней коммуналке, из стен, изгрызенных жильцами, ползут усталые клопы. В кружок рассевшись на подушке, они сосут худые лапы и, громко лязгая зубами, ждут наступления утра.
Но утро часто не приходит. И лишь заброшенный троллейбус кричит протяжно и печально и дверью задней шевелит. Корней Иванович Чайковский с зеленым галстухом на шее сидит один на табурете и хочет жить две тыщи лет.
*** А восьмого числа в темном небе явилось знаменье. Люди шли по домам, притворяясь, что весь этот шум не про них. Но в тот вечер упала куда-то кривая рождений и безумный поэт (жаль, не я) сочинил неразборчивый стих.
Но никто не висел в эту ночь на подтяжках в сортире. И никто в эту ночь не кричал под тоскливой луной. Все отправились спать, наглотавшись картошек в мундире, к толстым женам своим повернувшись бездушной спиной.
Лично я в эту ночь в кухне мясо рубил мясорубкой, затаенно мечтал о с начесом китайском белье. Мимо брел таракан с помраченным отравой рассудком и погиб на бескрайнем и липком кухонном столе.
Я ж не стал погибать, а напротив - напившись с варением чаю, лег в кровать, чрезвычайно довольный своею судьбой. Третий ангел вздохнул и, пожав виновато плечами, улетел, громыхая впотьмах золотою трубой.
|