[zayza]

МЫСЛЯЩАЯ часть населения нашей страны прекрасно сознает сегодня альтернативу: либо русская национальная Россия, либо Россия колониальная. В соответствии с этим мыслящие люди раскололись на два лагеря. Для одних невыносимой является самая мысль о русской России, а идея России-колонии является если не желанной, то приемлемой. Для других – все наоборот, они приемлют любое будущее для России, кроме колониального. Первые выражают, при всей своей агрессивности и сплоченности, устремления небольшой части населения. Вторые – абсолютного большинства. Стремительный рост националистических настрое­ний характерен сегодня для всех слоев русского общества. Этими настроениями кокетничает у нас на глазах даже высшая власть, так или иначе чувствуя их пра­вомерность и актуальность. Реальная политика не может ориентироваться на сантименты и принципы, игнорируя действительные общественные силы, игнорируя волю и потенци­ал большей части населения. Поэтому ближайшее будущее Рос­сии, кто бы этому ни пытался воспрепятствовать, несомненно будет конструироваться в национальном русском ключе.

Первоочередной для историософа, в этой связи, является за­дача угадать контуры будущей национальной России и предло­жить свои коррективы, если эти контуры далеки, на его взгляд, от совершенства.

Всматриваясь в ход нашей экономической и политической жизни, вслушиваясь в многоголосый хор мнений, я отчетливо вижу одну тенденцию, весьма, как мне кажется, опасную. По целому ряду признаков сегодняшняя Россия напоминает собой Германию 1920-х годов; выражение «Веймарская Россия» уже давно в ходу у публицистов. В определенных кругах это сходство вызы­вает своего рода эйфорию. Делая ставку на русский национал-социализм и предвкушая скорую победу, они охотно исследуют опыт прихода к власти Гитлера и быстрого превращения под его руко­водством униженной, разоренной, слабой Германии в одну из наиболее могущественных стран мира. Любители аналогий надеются и верят, что победа национал-социалистического крыла русско­го движения сотворит такое же чудо с Россией.

Наблюдая такую тенденцию, я чувствую потребность напом­нить современникам не об успехах и торжестве немецкого нациз­ма первых лет гитлеровского правления, а об ужасной катастро­фе, которой это правление увенчалось. Катастрофе, разорвавшей надвое Германию, унесшей около 8 млн.. немецких жизней, подчинившей немецкую политику воле СССР и США, стоившей Германии огромных материальных потерь, сделавшей ее на многие десяти­летия данницей своих заклятых врагов – евреев. Нельзя забыть и о колос­сальном моральном ущербе, о превращении Германии на полвека в отрицательный пример, в жупел для народов. За Нюрнбергским процессом для немцев наступили десятилетия покаяний, частных и официальных, тайных и публичных, что, разумеется, не прошло даром для национальной психики, породив в ней опасные комп­лексы. Перспектива развития здорового национализма оказалась надолго утрачена немцами.

Моральный разгром немецкого народа, его всеобщее потрясе­ние были такой силы, что даже те люди, которые возглавляли рейх и долгие годы претворяли в жизнь идеи национал-социализма, даже они сломались под тяжестью неопровержимых обвинений. По свидетельству гитлеровского министра вооружений подсуди­мого Шпеера, на Нюрнбергском процессе «в течение многих ме­сяцев представлялись документы и свидетельские показания, ко­торые должны были подтвердить совершенные преступления. Это было ужасно... И поныне меня преследуют фотографии, докумен­ты и приказы, которые были настолько же чудовищными, на­сколько невероятными, но ни один из подсудимых не сомневался в их подлинности... Даже Геринг, который в начале процесса был настроен очень агрессивно и собирался оправдывать свои дейст­вия, в последнем слове говорил о тяжких преступлениях, ставших всем известными... Кейтель уверял, что предпочел бы умереть, чем еще раз дать себя запутать в такие преступления. Франк говорил о том, что Гитлер и немецкий народ взвалили на себя вину. Он предупреждал неисправимых не вступать на "путь политической глупости, который ведет к гибели и смерти"». В том же духе высказывались и другие подсудимые. Они прекрасно знали, что пощады от союзников не будет, и в неискренности их трудно заподозрить.

В Нюрнберге перед судом предстал 21 человек – недавние вершители судеб страны. Позднее были осуждены и наказаны известные промышленники – Крупп, Флик, Тиссен, директора «ИГ Фарбениндустри», а также высшие чины генералитета. Их вина перед другими народами и странами, особенно перед Рос­сией и русскими, велика и доказана. Но не менее очевидна их ответственность перед немцами и Германией, которых они привели к чудовищной трагедии.

Хотели ли эти люди такого конца? Конечно, нет! Они любили свою страну и свой народ, мечтали об их величии и процветании, не щадили для этого своих сил. Но тем не менее, итог их деятель­ности был таким, каким он был.

Крах немецкого национал-социализма втянул в свою гибель­ную воронку и фашистскую Италию, пострадавшую исключи­тельно из-за опрометчивого военного союза с Германией, и Венг­рию, и Румынию...

«Это хуже, чем преступление. Это – ошибка», – обронил од­нажды Талейран гениальный политический афоризм. Цена, за­плаченная за преступные ошибки гитлеровского режима, застав­ляет сегодня вновь и вновь возвращаться к их осмыслению. Неверные мировоззренческие установки, ложные цели, стратеги­ческие просчеты тех, кто 12 лет властвовал Германией, – вот, что дол­жны постоянно иметь в виду русские политики, не желающие кончить тем же, что и Гитлер.

О фюрере и его рейхе написаны тысячи книг. Разуме­ется, немало было попыток анализа и критики ложных шагов немецкого нацизма. Зачем нужна еще одна?

Дело в том, что мы долгое время судили о Гитлере и нацист­ской Германии с позиций врага, только врага и притом победив­шего врага. Карикатурный образ, созданный усилиями Чарли Чаплина, Михаила Ромма, Кукрыниксов и многих других, запол­нил общественное сознание, не оставив в нем места объективным исследованиям. А между тем, мир и Россия очень изменились за полвека. Сегодня, сами очутившись в ситуации полного разгрома, сходной с той, что царила в Германии после первой мировой войны, мы на многое смотрим другими, понимающими глазами. Кое-что при этом видится острее и глубже, чем раньше. Многое, как сказано выше, приобрело болезненную актуальность. А иное, казавшееся незыблемым еще десять лет назад, сегодня требует пересмотра. Все это дает мне надежду найти на "отработанном руднике" – новую золотую жилу.



СЕРЬГА ДЛЯ ВОЖДЯ
РОКОВАЯ дата, после которой движение Германии к катастрофе стало необратимым – 1 сентября 1939 г., день нападения на Польшу. Дальше возникает цепь зловещих неизбежностей – война с Англией и Францией, нападение на Россию, оказавшуюся вдруг, со своим гигантским военным потенциалом, в опасной близости от Германии, война с США и, наконец, попытка «окон­чательного решения» еврейского вопроса, предельно активизировавшая мо­гущественные враждебные нацизму силы. В итоге Германия ока­залась в состоянии тотального конфликта чуть ли не со всем миром, что было ей, конечно, не по плечу. 1 сентября – апогей немецкой славы и могущества, с которого она покатилась вниз.

Почему же немцы не удержались в своем наилучшем положе­нии, почему не остановились вовремя? Потому, что к этому времени любой шаг Германии, любой ее выбор зависели уже только от одного человека. Этим человеком был Гитлер.

Отсюда, из России, которой он причинил столько зла, Гитлер выглядит крайне несимпатично. Но многое меняется, если взглянуть на него "немецкими глазами", да и просто объективным взором непредвзятого исследователя.

Гитлер пришел к абсолютной власти и почти до конца сохра­нял эту власть благодаря мощной волне всенародного обожания, доверия, надежды. С его политикой отождествлялась воля нации и задачи государства. Вот несколько свидетельств тому.

У. Ширер, американский журналист, работавший в рейхе, автор фундаментального исследования "Взлет и падение Третье­го рейха": «Если судить по поведению огромного большинства его соотечественников, он достиг вершины, никогда ранее не дости­гавшейся ни одним германским правителем. Он стал даже до его смерти мифом, легендой, почти богом»; «Ни один класс, ни одна группа лиц, ни одна партия не может снять с себя вину... за приход Адольфа Гитлера к власти»; «Без Адольфа Гитлера, личности демонической, обладавшей несгибаемой волей, сверхъестествен­ной интуицией, хладнокровной жесткостью, незаурядным умом, пылким воображением и... удивительной способностью оценивать обстановку и людей, не было бы и Третьего рейха». Ширер одно­значно признавал за Гитлером гениальность.

Уже цитировавшийся министр вооружений Шпеер вспоминал: «Перед глазами еще и сейчас сцены энтузиазма, связанные с Гитлером, который – со своими заманчивыми призывами и гран­диозными планами – был в глазах немцев гигантской лично­стью».

Б. фон Ширах, глава Гитлерюгенда, сидя в тюрьме в ожида­нии Нюрнбергского суда, признал: «Идентичность Гитлера с го­сударством была настолько полной, что нельзя было выступить против одного, не выступив против другого».

Примеры можно множить бесконечно. Лаконичнее и точнее всех высказался К. Г. Юнг, известный психиатр, ученик Фрейда: «Гитлер – это нация».

Многие отмечают особый магнетизм личности Гитлера, его блестящие ораторские способности, позволявшие ему как владеть огромными аудиториями, так и убеждать противников с глазу на глаз. Но одними словами нельзя добиться такого эффекта слияния вождя с народом: нужны дела. И они были.

Всего за пять лет пребывания у власти Гитлер:

– впервые в истории, ликвидировав пережитки феодальной раз­дробленности, лишив немецкие земли их автономии, по-настоя­щему объединил Германию;

– восстановил полновластие Германии в Рейнской зоне, вернул ей Судеты, Саар, Мемель, воссоединил ее с Австрией – то есть создал Рейх, возвратив родину многим миллионам немцев;

– «страницу за страницей», по его собственному выражению, уничтожил унизительный и разорительный для Германии Вер­сальский договор, «все 448 статей которого содержали величай­шие и самые злодейские притеснения», причем сделал это мирным путем;

– вывел Германию из международной изоляции, заполучив надеж­ных союзников в лице Италии, Венгрии, Испании, Болгарии, Румы­нии, а впоследствии Японии, вбив при этом клин между противни­ками и принудив их согласиться на раздел Чехословакии;

– создал мощную армию, авиацию и флот, полностью их пере­вооружив; за 4 года вместо 7 дивизий их стало 41.

Не менее благотворными для немцев были и внутренние, социально-экономические перемены, достигнутые Гитлером:

– практически было покончено в кратчайшие сроки с 7-милли­онной безработицей (напомню, что население собственно Герма­нии составляло тогда, с детьми и стариками, около 65 миллионов). «Приходилось слышать, как рабочие... после сытного обеда шути­ли: при Гитлере право на голод отменено» (Ширер);

– все немцы получили важнейшие социальные гарантии: отлич­ное медицинское обслуживание, прекрасно организованный, культурный и здоровых отдых, систему образования и физической культуры;

– с 1932 по 1937 гг. национальное промышленное производство возросло на 102%, а национальный доход удвоился. Это и было подлинное немецкое «экономическое чудо», в отличие от послево­енного, устроенного на американские деньги.

В общем, говоря словами одного исследователя, «этот человек, не отличавшийся знатностью происхождения, превратил без­оружную, ввергнутую в хаос и практически разоренную Герма­нию, которая считалась самой слабой из больших государств Европы, в самое сильное государство Старого Света, перед кото­рым трепетали даже Англия и Франция».

Преобразования шли с неслыханной, волшебной быстротой и решительностью, что обеспечило Гитлеру поддержку всех слоев населения, начиная с первых же шагов новой власти. Уже в 1933 г. на выборах в рейхстаг за список нацистской партии подали голоса 92% избирателей в знак одобрения смены курса.

Но, возможно, самым главным достижением Гитлера было достижение нематериальное: немцы почувствовали себя единой нацией, сплоченной и могущественной, талантливой, трудолю­бивой, здоровой, организованной, имеющей по заслугам великое будущее. Неподдельный энтузиазм, вызванный этим чувством, стал едва ли не главным мотором преобразований. Как пишет В. Пруссаков: «Нацизм дал многим людям цель и смысл жизни, наделил их чувством принадлежности к чему-то высшему, надличному – экстаз самоотречения». Этот экстаз позволял не толь­ко с легкостью приносить личные жертвы под популярным наци­стским лозунгом «общие интересы выше личных», но и не переживать и даже радоваться по поводу утраты демократических свобод. В глазах нации в целом это не было столь уж существен­ным рядом с тем, что Гитлер обещал и совершил для страны. Колоссальные массы приняли душой доктрину «национального социализма» и поверили в нее.

Конечно, на всех было не угодить. Некоторая (незначитель­ная) часть немецкого народа познакомилась с концлагерями – этим хитроумным английским изобретением. Ну и, само собой, плохо стало евреям. Но что из того? Кого это волновало? Ведь зато немцам стало хорошо. Доктрина национал-социализма ниче­го другого и не обещала.

ОШИБОЧНО было бы думать, что заслуги Гитлера признала и поддержала его лишь серая тупая масса – рабочие, крестьяне, солдаты, унтер-офицеры, мелкая буржуазия («лавочники»). Так сказать, статистическое большинство. Нет, нет и нет.

Как отметил Д. Толанд, автор наиболее объективной, удосто­енной Пулитцеровской премии, биографии Гитлера, сам Ллойд Джордж, один из авторов Версальского договора, побывав в наци­стской Германии, был потрясен увиденным и услышанным. В своем отчете, опубликованном в «Дейли Экспресс», он писал, что «Гитлер в одиночку поднял Германию со дна», что он «прирож­денный лидер, динамическая личность с решительной волей и бесстрашным сердцем, человек, которому верят старые и перед которым преклоняются молодые».

Симпатизировали германскому нацизму и лично Гитлеру и другие видные европейские мыслители, например, британский драматург Бернард Шоу, норвежский писатель Кнут Гамсун или французский Селин. Что же говорить о национальной немецкой интеллигенции?

Еще в 1931 г. экономический гений Я. Шахт, будущий министр экономики и глава Рейхсбанка, писал Гитлеру: «Не сомневаюсь, что нынешний ход событий неизбежно приведет вас к власти... Ваше движение таит в себе такую силу правды и необходимо­сти, что победа не заставит себя ждать». Шахт обеспечил Гитлеру поддержку национального капитала.

Сразу же после смерти Гинденбурга в августе 1934 г. весь генералитет, а за ним и вся армия присягнули на верность и полное повиновение лично фюреру Германского рейха и народа.

Почти одновременно с этим кабинет министров принял закон об объединении постов президента и канцлера. 19 августа за это проголосовало 90% немцев. Министр финансов граф Лутц Шверин фон Крозиг, поначалу не доверявший «выскочке», впоследст­вии признавался: «На заседаниях кабинета нельзя было не выра­зить восхищения качествами, позволяющими этому человеку искусно руководить всеми дискуссиями, – его безупречной па­мятью, дающей возможность отвечать на любые вопросы; ясно­стью его ума, благодаря которой он мог свести самый сложный вопрос к простой... формуле; искусством делать выводы и, нако­нец, умением подойти к хорошо известной проблеме с новой точки зрения».

Папа римский дал прямое указание всем германским еписко­пам поклясться в верности национал-социалистскому режиму и просил Бога благословить рейх.

Сочувствовала Гитлеру и его рейху и немецкая научная и творческая интеллигенция. Большая часть профессоров осталась, после прихода к власти нацистов, на своих местах. В начале нового, 1933-34 учебного года 960 из них, во главе которых стояли такие всемирно признан­ные ученые, как хирург Зауэрбрух, философ Хайдегтер, искусст­вовед Пиндер и другие, публично присягнули на верность Гитлеру и новому режиму. Президент Германской ассоциации математи­ков заявил коллегам: «Мы хотим поддержать дух тотального государства и сотрудничать с ним лояльно и честно. Как и все немцы, мы безоговорочно и с радостью ставим себя на службу национал-социалистскому движению и его лидеру». Помимо Хайдеггера, на активное сотрудничество с нацистами «охотно пошли» (Толанд) известные философы Крик и Боймлер. А знаменитый историософ Освальд Шпенглер, побеседовав полтора часа с Гит­лером, выразил согласие с его взглядами и охарактеризовал собе­седника как «очень порядочного человека».

Как подчеркивает Ширер, «большинство выдающихся деяте­лей немецкого музыкального искусства решили остаться в наци­стской Германии и по существу отдали свои имена и свой талант на службу «новому порядку». Не покинул страну и один из самых выдающихся дирижеров века Вильгельм Фуртвенглер... Остался и Рихард Штраус, ведущий из современных немецких композито­ров. Некоторое время он являлся президентом музыкальной па­латы (Штраус, кстати, был в большом восторге, когда Гитлер пригласил его в свою ложу на опере "Кавалер роз" в Берлине). Известный пианист Вальтер Гизекинг с одобрения Геб­бельса гастролировал за рубежом, пропагандируя немецкую культуру. Можно было наслаждаться превосходным исполнением оперной и симфонической музыки. Непревзойденными в этом смысле считались оркестры берлинской филармонии и берлин­ской государственной оперы».

Следует отметить, что и театр сохранял лучшие свои тради­ции, во всяком случае в постановках классического репертуара.

О Г. Гауптмане, бывшем, несомненно, величайшим из современ­ных немецких драматургов, Ширер вспоминает: «Никогда не за­буду сцену по окончании премьеры его последней пьесы "Дочь собора", когда Гауптман, почтенный старец с развевающимися седыми волосами, ниспадавшими на его черную накидку, вышел из театра под руку с доктором Геббельсом». Между прочим, писа­тель и ранее недвусмысленно выразил свое отношение к нацизму, вывесив в своем окне флаг со свастикой.

Известно, что Томас Манн покинул рейх по идейным сообра­жениям. Покинули его по разным соображениям и некоторые писатели ненемецкого происхождения. Но множество немецких литераторов, таких как поэты Блунк и Биндинг, прозаики Юнгер, Двингер, Кольбенхейер, Вихарт, Гримм остались и приветствова­ли нацизм. Послевоенный режим постарался предать эти и многие другие имена забвению, но они были.

Гитлер считал постимпрессионистов и экспрессионистов пред­ставителями «дегенеративного искусства» и поддерживал худож­ников романтического, реалистического и неоклассического направления. Неуди­вительно, что масса живописцев, графиков, архитекторов, дизайнеров, творцов «стиля третьего рейха», – была на стороне нацистов. (Так, например, блистательный колорист К. фон Труппе создал портрет Гитлера 30-метровой высоты, украсивший Мюн­хенский вокзал.) Но даже Эмиль Нольде, гениальный представи­тель гонимого экспрессионизма, будучи искренним патриотом, сочувствовал национал-социализму.

Суммируя сказанное, можно утверждать, что потрясающие успехи внутри и вне страны, помноженные на всенародную под­держку и любовь, с одной стороны, и на фантастическое везение – с другой, создали для Гитлера ситуацию, безгранично искусительную. И он, к сожалению, этого искуса не выдержал. Как гениаль­ный, но неопытный игрок, он сумел сорвать банк, но, подстегива­емый азартом и непомерной верой в свою гениальность и фортуну, не смог вовремя остановиться и спустил все дотла.

ШАГ ЗА ШАГОМ, опираясь на свои достижения, добивался фюрер освобождения от всякого контроля и ответственности. Вначале – в партии, покончив в 1934 г. с Ремом и Штрассером. Потом – в армии, разом упразднив военное министерство, уволив 16 генера­лов и главкома сухопутных войск, сместив с постов еще 44 гене­рала. В тот же день, 4 февраля 1938 г., – в правительстве, сменив двух наиболее независимых министров. Назавтра партийный официоз, «Фелькишер беобахтер», вышла с заголовком «Концен­трация всей полноты власти в руках фюрера!» Но и этого ему было мало. В конце декабря 1941 г., сместив Браухича, Гитлер сам занимает пост главнокомандующего всеми вооруженными сила­ми. А в апреле 1942 г. добивается принятия закона о предостав­лении ему «всей полноты власти», хотя и так полнее власти уже не бывает.

Все больше и больше полномочий, все меньше и меньше трезвости в оценках людей, ситуаций, себя самого. За 10 дней до рокового нападения на Польшу Гитлер заявил на военном сове­щании: «Все зависит от меня, от моего существования, от моих талантов как политика. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет пользоваться доверием всего немецкого народа в такой же степе­ни, как я – это факт. Вряд ли когда-либо появится человек, обладающий большей властью, чем я. Значит сам факт моего существования необычайно важен». Когда война уже началась, он сказал Риббентропу: «У военных атташе мозги не работают. Я решил не считаться с мнением людей, которые десятки раз вво­дили меня в заблуждение. Отныне я намерен полагаться на соб­ственный ум, который во всех этих случаях оказывался лучшим советником, чем ваши так называемые компетентные эксперты». Возможность поставить на кон небывало высокую ставку и пойти ва-банк отуманила рассудок фюрера. Готовя своих офицеров к войне с Польшей (а то и к мировой войне), он еще в мае 1938 г. высказался прямо: «Мысль о том, что мы можем дешево отделать­ся, вызывает опасение... Нам остается только сжечь корабли, и тогда вопрос будет ставиться не "правильно это или нет", а "быть или не быть 80 миллионам немцев"». Все или ничего: он решил играть так.

Тайная оппозиция, справедливо оценивая замыслы фюрера как опасное безумие, была бессильна что-либо сделать. Заговоры (а их было немало в жизни Гитлера) фатально проваливались один за другим, придавая фюреру сверхъестественный ореол. Как за­метил смещенный Гитлером главком Фрич: «Этот человек послан Германии судьбой для добра и зла. Если он шагнет в пропасть, то увлечет в нее всех нас. Мы ничего не можем поделать».

Объявление Англией войны, в ответ на вторжение немцев в Польшу, выбило Гитлера из колеи, ошеломило. Он до последнего верил, что этого не произойдет, и понял теперь, что заигрался. Тихий, бледный, задумчивый, он сказал Гессу: «Все мое дело рушится».

Однако он быстро оправился, разгромив на пару со Сталиным Польшу, захватив Францию, Норвегию, Данию, Голландию, Бельгию, напав с успехом на Россию; он вновь исполнился непо­колебимой самоуверенности, на сей раз маниакальной. 27 февра­ля 1942 г., уже проиграв битву за Москву, он, как ни в чем не бывало, заявил за столом: «Я себя превосходно чувствую в обще­стве великих исторических героев, к которым сам принадлежу. На том Олимпе, на который я восхожу, восседают блистательные умы всех времен».

Но мы-то знаем, что Олимп, на который Гитлер взошел сам и возвел свой народ, оказался Голгофой.

ИТАК, УРОК ПЕРВЫЙ. Сегодня на политическом горизонте Рос­сии гениев не видно. Нет человека, который, подобно Гитлеру, мог бы своей волей вытащить страну из пучины экономической разрухи, общественного разброда и неорганизованности, унизительнейшей международной зависимости, колониального направле­ния развития. Режиму Путина, выражающему интересы ино­странного капитала, компрадорской буржуазии и коррумпированной бюрократии, противостоит пока что россыпь политических лидеров раз­ного калибра, за которыми стоят среднего и мелкого масштаба обще­ственные движения. Это значит, что в лучшем случае, если часть этих движений сможет объединиться, общий лидер будет утвержден не путем естественного отбора, а путем договора, соглашения участников. Конечно, нельзя исключить, что в срок, оставшийся до президентских выборов, вдруг, как метеор, возникнет гениальный лидер и успеет завоевать избирателей. Но в любом случае, будет ли грядущий глава России выдвиженцем коалиции, или им станет харизматик, стоящий у руля крупной партии, ясно одно. Будь он хоть семи пядей во лбу, его возможности решать судьбу страны должны быть ограничены. Образно говоря, в его ухе должна тикать серьга.

Что еще за серьга? А это замечательная идея одного из фан­тастов: новому президенту некоей страны в процессе инаугурации в ухо вставляется серьга, которую нельзя снять. Президент пол­ностью свободен в своих действиях, но, если однажды он пойдет против воли тех, кто его поставил, серьга, не говоря худого слова, взорвется и снесет ему полголовы. Если бы подобную серьгу немецкие генералы и промышленники, верно оценившие ситуа­цию, взорвали в ухе Гитлера до 31 августа 1939 г., мир был бы избавлен от кошмара второй мировой войны, а Германия – от бездны, из которой до сих пор не может вылезти.

Итак: претенденту на кресло российского президента – серьгу в ухо!



МЕНЬШЕ СОЦИАЛИЗМА!

В ЛЮБОМ националистическом общественно-политическом движении, приведшем к образованию так называемых «фашист­ских» или «профашистских» государств (Германия, Италия, Ис­пания, Венгрия, милитаристская Япония и т.д.), отчетливо раз­личаются две силы, два крыла: национал-социалистическое и национал-капиталистическое. Соотношение этих сил определило характер правления и строя каждого из этих государств. В част­ности, в Германии 1920-х явный перевес имело социалистическое крыло. Социалистическое, то есть выражающее нужды и чаяния рабочих, крестьян, госслужащих – одним словом, простого народа. Но не буржуазиии и не интеллигенции, оптимальная "среда обитания" которых имеет мало общего с социализмом.

В 1920-е годы в Германии на общественном поприще замет­нейшую роль играли профсоюзы, коммунисты, социал-демократы. Ибо партийная борьба означала в ту эпоху борьбу за доверие и поддержку широких трудящихся масс. Это диктовалось объектив­ными условиями: рабочий класс был самой активной, решитель­ной, распропагандированной, организованной и численно значи­тельной общественной силой. Игнорировать его интересы, его запросы, его надежды – значило проиграть политическую битву.

Неудивительно поэтому, что в названии партии Гитлера соче­тались на равных «национализм» и «социализм». Но не следует думать, что здесь сказался лишь холодный политический расчет: нет, тяжелые годы нужды и лишений, пережитые юношей Адоль­фом в Вене, несколько лет окопной жизни – тесно сблизили его с простыми людьми, научили понимать и ценить их нужды, нау­чили презирать буржуазию и интеллигенцию за их высокомерное невнимание к этим нуждам. Но, конечно, он ясно понимал, что успех всего Движения зависел от того, сможет ли он увлечь своими идеями основную массу рабочих, перевербовать их, отбить их у красных. В те годы интеллигенция, даже в такой культурной стране, как Германия, еще не обладала значительным обществен­ным и политическим весом. До конца дней Гитлер сохранял убеж­дение в том, что «в борьбе между умом и силой последняя всегда побеждает. Социальный слой, у которого есть только голова, как бы чувствует, что у него совесть нечиста. И когда действительно начинаются революции, он не отваживается встать в первых рядах. Сидит на мешке с деньгами и дрожит от страха». Нет, именно люди физического труда: вот была главная ставка, ключ, обладание которым в те далекие годы открывало путь к власти.

Свидетельствует Г. Пикер, некоторое время служивший в ставке Гитлера и записывавший застольные разговоры: «Сегодня за обедом шеф рассказывал о своей политической борьбе. Уже в начале политической деятельности он заявил, что главное не в том, чтобы привлечь на свою сторону жаждущее лишь порядка и спокойствия бюргерство, чья политическая позиция продиктована прежде всего трусостью, но в том, чтобы воодушевить своими идеями рабочих. И все первые годы борьбы ушли на то, чтобы привлечь рабочих на сторону НСДАП». Средства для этого ис­пользовались самые примитивные, грубые, но действенные: на митинги нацисты приходили без галстуков и воротничков, скром­но одетые, удаляли своих противников из зала вульгарным мор­добоем, разгоняли митинги других партий, провоцируя драки и потасовки. И, надо сказать, весьма и весьма преуспели!

Подстать контингенту была и первая, оглашенная в 1920 г. в мюнхенской пивной, партийная программа: пункт 11 гласил об отмене нетрудовых доходов; пункт 12 – о национализации тре­стов; 13 – о дележе прибылей крупных промышленных предпри­ятий с государством, 14 – о ликвидации земельной ренты и спе­куляции землей; 18 – о смертной казни изменникам, ростовщикам и спекулянтам; 16 – о сохранении «здоровой бур­жуазии», но притом передаче универмагов в общественную собственность и в аренду мелким продавцам по низкой цене. Однако уже в том, 1920 году, Гитлер выразил свое согласие с тезисом Людендорфа: «Политика национал-патриотов не должна быть ни коммунистической, ни капиталистической». И в дальнейшем, раз­мышляя над проблемами строительства партии, нации, государ­ства, Гитлер неуклонно расширял свою социальную базу. Его идеология развивалась адекватно. Уже в 1922 году Гитлер оха­рактеризовал свое Движение как «союз рабочих физического и умственного труда для борьбы с марксизмом», но при этом под­черкивал: «Если мы хотим покончить с большевизмом, необходи­мо ограничить власть капитала». Так постепенно выкристаллизо­вывалась идея корпортативного государства, идея классовой гармонии.

В соответствии с этой идеей, возглавляемое Гитлером движе­ние «ломало все социальные перегородки и привлекало самых разных людей – интеллектуалов, уличных драчунов, люмпенов, фанатиков, идеалистов, принципиальных и беспринципных, про­столюдинов и аристократов. В его партию шли негодяи и люди доброй воли, писатели и художники, чернорабочие и лавочники, зубные врачи и студенты, солдаты и священники (то есть, нация как таковая – А. С.). Он апеллировал и к самым широким слоям общества и был настолько великодушным, что принимал... всех, кто готов был бороться против "еврейского марксизма" и отдать жизнь за возрождение Германии» (Толанд).

Движение не меняло названия, в нем по-прежнему фигурировал «социализм». Но ка­кой?! В речи от 28.06.22 г. Гитлер заявил: «Тот, кто готов рассмат­ривать цели нации как свои собственные в том смысле, что для него нет более высокого идеала, чем благосостояние нации; тот, кто понимает наш государственный гимн "Германия превыше всего" в том смысле, что для него нет в мире ничего выше его Германии, народа и земли, тот является социалистом». Каждый, кто интересовался этим вопросом, признает, что с классическим социализмом эта формула не имеет абсолютно ничего общего.

МЕЖДУ ТЕМ, по мере того, как Движение росло, ширилось, наступало время пол­итических дивидендов. На Гитлера и его партию обратил внима­ние крупный национальный капитал, в помощи которого фюрер чрезвычайно нуждался. Беспощадная борьба Гитлера с междуна­родным, в частности, еврейским, капиталом и с коммунистами уже обеспечила ему в высоких немецких предпринимательских кругах добрую репутацию. Но этого было недостаточно. Нужны были и другие гарантии. В конце концов, социализм для капиталиста немногим слаще коммунизма. Никто не станет финансировать собственного могильщика. И вот в 1930 г. воротилы немецкого делового мира уговорили В. Функа, редактора влиятельной и информированной финансовой газеты «Берлинер бёрзенцайтунг», вступить в НСДАП и стать посредником между партией и ними. На Нюрнбергском процессе Функ показал: «В то время руководство партии высказывало самые противоречивые, путаные взгляды на экономическую политику. Выполняя свою миссию, я пытался лично воздействовать на фюрера и партию, убедить их, что частная инициатива, уверенность деловых людей в своих силах, творческие возможности свободного предпринимательства и так далее должны быть признаны фундаментом экономической политики партии. В беседах со мной и с ведущими промышленни­ками, которых я ему представлял, фюрер неоднократно подчер­кивал, что он – враг государственной экономики и так называе­мой плановой экономики, что свободное предпринимательство и конкуренцию он считает абсолютно необходимыми для достиже­ния максимально возможного уровня производства».

Еще более мощным, влиятельным посредником, нежели Функ, был Яльмар Шахт, всемирно признанный финансовый гений, чье дружеское письмо Гитлеру приводилось в предыдущей главке.

Эволюция Гитлера в сторону понимания истинных основ об­щества и государства шла быстро.

В 1930 г. он с большим само­мнением говорил (не для печати) журналисту Р. Брейтингу: «Мне не нужна буржуазия; буржуазия нуждается во мне и моем движе­нии. Я дал миру концепцию национал-социализма, и я буду пре­творять ее в жизнь... Я хочу, чтобы каждый человек понимал, что общественное должно преобладать над частным. Государство дол­жно сохранять контроль; каждый собственник должен чувство­вать себя слугой государства; его обязанность не использовать свое имущество во вред государству или против интересов сооте­чественников». Однако в том же 1930 году произошел эпизод, заставивший Гитлера демонстративно и круто повернуть направо. Влия­тельный партийный деятель и журналист Отто Штрассер активно и публично поддержал забастовку рабочих-металлургов. Про­мышленники потребовали от Гитлера столь же публично отмеже­ваться от Штрассера, если он и дальше хочет получать субсидии. По приказу Гитлера Отто Штрассера и его сторонников выкинули из партии, несмотря на большой скандал и недоумение многих искренних партийцев.

Возможно, «правый поворот» был в какой-то мере вынужден­ным для Гитлера. Однако это только подтолкнуло его к более глубокому пониманию феномена нации как единого целого, укрепило стремление к обществу классовой гармонии. Фюрер понял: «Мне сначала пред­стоит создать нацию (выделено мной – А. С.), а уж потом дви­нуться к поставленной цели». Как пишет Толанд, «он не натрав­ливал класс на класс, объединял, заставляя немцев испытывать неведомое им доселе чувство – чувство национального единст­ва». Откликаясь на призыв этого чувства, в НСДАП, как еще раз следует подчеркнуть, шли не только рабочие, крестьяне, средний класс, но и интеллигенты, представители социальной элиты, ари­стократы. Весной 1930 г. членом партии стал даже сын кайзера Виль­гельма Август. Но главным приобретением партии был прочный альянс с национал-капиталистами. Оба течения немецкого дви­жения возрождения Германии слились воедино.

Вскоре после того, как Гитлер, выступая в 1931 г. перед чле­нами «Промышленного клуба», заявил, что в новой, радикально измененной экономической программе НСДАП во главу угла ставится свобода предпринимательства и ликвидация профсою­зов, 39 самых влиятельных промышленников и финансистов Гер­мании направили письмо президенту Гинденбургу с просьбой назначить Гитлера канцлером. Они окончательно поняли, что «социалистическая» демагогия фюрера – не более, чем ширма для умного человека.

По мере приближения решающей схватки за власть, альянс партии и национал-капиталистов становился все более тесным. 20 февраля 1933 года во дворце председателя рейхстага Геринга собрались два десятка наиболее крупных магнатов Германии. Выступая перед ними, Гитлер впервые сформулировал самое за­ветное положение фашизма: «Частное предприятие нельзя вести в условиях демократии». Тем самым была манифестирована диктатура национального капитала. Ответом были три милли­она марок, пожертвованных в партийную кассу в тот же час. Эти деньги и новые поступления обеспечили успех предвыборной кампании. 31 июля 1933 г. на выборах национал-социалисты пол­учили рекордные 230 мандатов. Стало ясно, что на их сторону встали не только их прежние избиратели, но и все зажиточные и богатые слои населения (кроме части католиков).

Как только Гитлер сосредоточил в своих руках достаточную власть, он начал стремительно претворять в жизнь программу своего «социализма».

ПЕРВЫМ шагом был сокрушительный разгром коммунистов и социал-демократов в марте 1933 г. Кто бы ни поджег рейхстаг на самом деле, Гитлер на славу воспользовался этим предлогом: с «левыми» было покончено. Одновременно на первой же сессии но­вого рейхстага Гитлер поклялся уважать частную собственность.

Председателем Рейхсбанка стал Я. Шахт. Он обещал Гитлеру столько денег на программу общественных работ и вооружения, сколько нужно, «чтобы убрать с улицы последнего безработного».

Следующий шаг «социалиста» Гитлера – такой же сокруши­тельный разгром профсоюзов и установление партийно-государ­ственного контроля над рабочим движением. В мае 1933 г. вме­сто всех прежних форм объединения трудящихся был утвержден «Немецкий трудовой фронт» во главе с партайгеноссе доктором Р. Леем. Отныне забастовки запрещались. А все вопросы регули­рования коллективных договоров и соблюдения «трудового мира» возлагались на особых уполномоченных по труду, назначавшихся лично фюрером. Р. Лей публично заявил, что обещает «вернуть абсолютное господство на предприятии его естественному руко­водителю, то есть работодателю... Многие предприниматели в течение ряда лет спрашивали: кто хозяин дома? Теперь они знают, что снова становятся "хозяевами дома"».

С другой стороны, Гитлер лично обещал рабочим, что в лоне Трудового фронта они обретут полную защиту своих прав. Как показало время, это не было пустым обещанием.

Антисоциалистический негласный переворот потихоньку про­должался. 1 июня того же года Гитлер создает «Фонд для немец­кого бизнеса», присвоив ему свое собственное имя. Новый орган должен был координировать политику НСДАП и стратегические интересы национал-капиталистов.

22 июня объявляется вне закона социал-демократическая партия (верхушка коммунистов уже давно сидела). Закон 14 июля провозг­ласил Германию однопартийным государством. За неделю до этого, обращаясь к соратникам, основная масса которых исповедовала социалистические идеалы и требовала продолжения революции в соответствии с программой 1920 г., Гитлер сказал: «Революция не есть наше перманентное состояние, и нельзя допускать, чтобы она стала состоянием постоянным. Революционный поток, вызванный к жизни, следует направить в безопасное русло эволюции... Поэтому мы не должны отталкивать предпринимателя, который хорошо ве­дет дело, даже если он и не стал еще национал-социалистом... В коммерции единственным критерием является умение человека ве­сти дело». Практически же партийные функционеры, отвечавшие за экономическую политику НСДАП, уже заменялись Гитлером на представителей действующего капитала.

Авторитет Гитлера в партии был из ряда вон выходящим. Но даже он был не в силах одними речами остановить маховик «социализации», раскрученный всем предыдущим ходом Движе­ния. Представители левого нацистского крыла рвались к контро­лю над работодателями, требовали национализации крупного ка­питала, участия в прибылях, отмены рентных доходов и «кабальных» процентных ставок, ликвидации крупных универма­гов. «Тысячи алчных функционеров нацистской партии насели на управляющих фирм, которые не помогали Гитлеру. В одних слу­чаях они угрожали им конфискацией имущества, в других – домогались теплых мест в директорате» (Ширер). Над банкирами нависла и угроза ликвидации (аннулирования) сельских долгов. В деловых кругах началась тихая паника.

Гитлеру предстояло сделать решающий выбор, чтобы опреде­лить будущее страны. Выбор был не из легких. Защищая интересы национального капитала, он должен был пойти против большей части соратников по партии. Мало того. Ударным отрядом этого крыла партии были штурмовые отряды (СА), недооценивать силу которых было опасно. Большинство штурмовиков состояло из люм­пенов, вышло из среды обездоленных и озлобленных масс, всей своей судьбой поставленных в положение естественных врагов капитализ­ма. Во главе СА стоял бывший офицер, старый партийный боец и товарищ Гитлера, Эрнст Рем. Истинные национал-социалисты тре­бовали теперь, после националистического переворота, – «второй революции», революции социалистической.

Гитлер, Геринг и Гиммлер весь год собирали силы и готовились к удару по своим ложно ориентированным друзьям и соратникам. Беспощадная чистка 30 июня 1934 г. унесла жизни 77 человек – в основном лидеров СА, в том числе Рема. Это официальная версия. Неофициальная, эмигрантская, называет цифру 401 чело­век. На Мюнхенском процессе 1957 г. количество погибших пред­полагалось уже «более 1000». Так или иначе, социалистическая оппо­зиция внутри НСДАП была обезглавлена, терроризирована, загнана в подполье. Гитлер с блеском вывернулся из-под пресса «социализма».

«Ночь Длинных ножей», как принято именовать эту дату, явилась подлинной кульминацией революции. Но не национал-социалистической, как было обещано и как принято считать, а национал-капиталистической, как стало ясно по ее задачам и результатам.

А РЕЗУЛЬТАТЫ таковы. Ни один пункт «неизменной» партийной программы 1920 г., из числа тех, что пугали бизнесменов, не был реализован. (Кроме запрета на спекуляцию землей.) Доходность тяжелой промышленности выросла с 1926 по 1938 г. в три с лишним раза. Законы всячески поощряли вкладывать прибыль в собственное дело, и предприятия активно развивались. Так же государство поощряло крупные картели, стремилось к образова­нию новых, к совершенствованию системы промышленных и торг­овых ассоциаций. Поддержав сельских производителей, Германия сумела поднять самообеспечение продовольствием до неслыхан­ной цифры 83%. Заботами лично Гитлера вся страна покрылась белой сетью бетонированных дорог – автобанов, а железные до­роги разных земель Германии были переведены на единую колею, вошли в унифицированную систему. Таким образом, вечная про­блема бизнеса – транспортировка сырья и продукции – оказа­лась радикально решена за государственный счет. Провозглашенный в 1936 г. курс «опоры на собственные силы» закрыл дорогу импор­ту, подрывавшему позиции отечественного производства, и спо­собствовал развитию текстильной, сталелитейной, нефтеобрабатывающей, химической промышленности. Заводы и фабрики росли, как на дрожжах, обеспечивая работой и заработками мил­лионы трудящихся, а предпринимателей – стабильными дохода­ми. Рос промышленный немецкий экспорт. К 1939 г. в немецкой внешней торговле заключалось до 40.000 сделок ежедневно. Правда, число мелких фирм заметно поубавилось, но средний и крупный капитал явно переживал подъем. Расцвел и рынок цен­ных бумаг.

Но главное преимущество рейха с точки зрения капиталистов состояло в обуздании рабочего движения. Ушли в прошлое такие осложняющие жизнь вещи, как профсоюзы, коллективные дого­воры, забастовки. Размер зарплаты отныне определялся предпри­нимателем, хотя и контролировался Немецким трудовым фрон­том. Целью Фронта, согласно закону, было «создание истинно социального и производительного сообщества всех немцев», чтобы каждый «был способен выполнять максимум работы». Свобода перехода рабочих с места на место была резко ограничена, а с 1938 г. каждый немец был обязан трудиться там, куда его направило государство, под страхом штрафа и тюрьмы.

ЧТО ЖЕ осталось от социалистических мечтаний раннего пери­ода нацизма? Как ни странно, довольно многое: гарантия сохра­нения работы, разнообразный и дешевый отдых и досуг, резкое улучшение условий труда и т.п. Значительно снизились детская смертность, травматизм, заболеваемость. Улучшилась экология производства. Надо отметить, что так называемая «Рабочая хар­тия» (закон от 24.01.34) обязывала предпринимателя заботиться о благополучии рабочих и служащих. Абсолютное большинство тру­дящихся было вполне довольно произошедшими переменами. Словом, Гитлеру дано было воплотить в жизнь идею националь­ного корпоративного государства, в котором в должной мере учитывались интересы разных и даже антагонистических слоев, а притом всех членов сообщества связывали между собой единые глобальные интересы и цели.

В завершение этой темы – два высказывания Гитлера, ярко рисующие перспективы развития идеи:

«Молодежь должна научиться мыслить и действовать по-гер­мански. Мы выбьем из нее дурь классового сознания и прочую чушь»;

«Каждый немец должен быть так воспитан и воспринимать как нечто само собой разумеющееся, что какой-нибудь совсем юный подмастерье и распоследний ломовой извозчик, если они принад­лежат к его нации, ближе ему, чем самый знаменитый английский лорд».

ЕЩЕ ОДНА сторона экономической политики Гитлера, генети­чески связанная с его ранними социалистическими идеями: пар­тийно-государственный контроль над частным бизнесом. Да, Гер­мания осталась капиталистической державой, лобовой атаке социализма был дан отпор. Но это не значит, что частный бизнес получил полный простор для эгоистического процвета­ния. Интересы страны и нации были по-прежнему превыше всего и должны были соблюдаться в каждом конкретном случае. Еще в 1933 г. были созданы продовольственное управление рейха, фонд Гитлера для германского бизнеса, а также государственное управ­ление торговли и ремесел, на которое были возложены функции Германской торгово-промышленной палаты. Все эти учреждения управлялись нацистами. Воля партии, а значит – Гитлера, стала высшим экономическим законом страны. И это не случайность, а логическая необходимость. Ибо национал-капитализм повсеме­стно исторически расшифровывается как госпарткапитализм. До тех пор, пока Гитлер не решил все силы экономики бросить на ее милитаризацию, то есть до 1937 г., такое положение было благотворно; начиная с этого момента – гибельно. Единовластие фюрера и здесь сыграло свою роковую роль.

НО БЫЛО и другое, весьма скверное наследие раннего, «социа­листического» периода НСДАП, также сыгравшее зловещую роль в истории рейха. В 1920-е гг. СА и СС в огромном количестве пополнялись безработными, деклассированными рабочими, раз­орившимися лавочниками, недоучившимися студентами, непри­каянными демобилизованными – словом, люмпеном. Социали­стические мечты, надежды и идеи – «отнять и поделить», прижать капиталиста, «оседлать» частный бизнес, «запрячь» его – органически присущи этому контингенту. В то время, как нор­мальный рабочий идет на работу, люмпен норовит пойти в пол­итику, делается политической шпаной. Это опасно само по себе, но вдвойне опасно, когда политическая шпана становится органи­зованной ударной силой правящей партии. Криминальный мента­литет начинает определять слишком многое на всех уровнях – и руководства, и исполнения. Именно это и произошло в Германии: мещанин и люмпен вообразили себя «белокурой бестией». Это смешно и страшно. Трагические последствия такого положения вещей – в частности, «Хрустальная ночь», преступления воен­щины, оккупационного режима, гестапо, СС и т.д. – хорошо известны.

ИТАК, УРОК ВТОРОЙ. При всем внешнем сходстве ситуации, Россия 2000-х – это не Германия 1920-х. Главное, основное отличие – в соци­ально-демографической структуре общества. В 1920-е гг. рабочие еще были во всех отношениях «восходящим» классом, очень мно­гое определяющим в жизни страны. Сегодня это не так: ни рабочий класс, ни «широкие трудящиеся массы» вообще не могут являться и не являются основной движущей силой каких-либо перемен. За десять лет мы убедились (в том числе, на примере КПРФ), как мало от них зависит. Делать решающую ставку на эти слои ни один здравомыслящий политик ныне не станет. Ибо даже если их голоса и помогут получить власть, то энергии, чтобы эту власть удержать и реализовать, они дать уже не в силах. У рабочих масс нет в должной мере ни воли к борьбе, ни самоотверженности, ни сплоченности, ни ощущения принадлежности к исторически восходящему классу, за которым – будущее. Налицо физическое вырождение, ал­коголизм, и вырождение духовное: примитивный бытовой материализм, мелочный эгоизм, разобщенность, отсутствие классовой солидарно­сти. Рабочие боятся потерять имеющиеся остатки жалкого и мни­мого благополучия, дарованного им некогда КПСС, и отнюдь не надеются «обрести весь мир». До избирательной урны рабочий, может, и дойдет; до баррикады – нет. Всколыхнуть массы социалистиче­скими лозунгами – возможно, но получить от этого серьезные политические дивиденды – вряд ли.

Тем более бессмысленно обращаться с социалистическими лозунгами к другой половине нации – предпринимателям и интеллигенции. Коммунистическая доктрина не встретит здесь поддержки вообще; соци­алистическая – очень ограниченную. Характерный пример: в 1996 году за Зюганова голосовала одна треть, за Ельцина и Явлинского, то есть, против возврата к «социализму», – две трети интеллигенции. Теория и практика (история) показывают, что интеллигенция буржуазна по самой своей природе, и что капиталистическая «среда обитания» оптимальна для нее во всех отношениях: и в материальном, и в творческом. Конечно, сильная государственная поддержка, бюд­жетные ассигнования очень нужны интеллигенции в любом обществе. Но причем тут социализм? Несоциалистическая Америка тратит огромные бюджет­ные средства на науку, культуру и образование, социальные программы и т.п. При этом «продвинутый» американский профессор получает зарплату в несколько раз большую, чем рабочий. И русский профессор хорошо об этом знает. Не стоит предлагать ему строить социалистический «рай для всех». Идеалистов на нашем веку сильно поубавилось.

Но урок Гитлера как раз и состоит в том, что движение, имеющее целью национальный подъем, национальное возрожде­ние, не должно исповедывать ни социалистических, ни, тем более, коммунистических идей. Все равно, ради объединения на­ции, от них придется отказаться. Вообще, «социализм» – есть робкий, стыдливый компромисс между коммунистами и капита­листами, возникающий в ситуации, когда ни одна сторона не может взять решительный верх. Но сегодня в России нет проти­воречий между русским предпринимателем и русским рабочим: наоборот, благосостояние последнего должно зависеть от того, как скоро и как прочно встанет на ноги первый. Госпарткапитализм на благо всей нации (он же национал-капитализм), подобный тому, который был в на­цистской Германии, строят в наши дни многие страны (в лидерах – Китай и Вьетнам). Мы должны как можно скорее и тверже встать на этот путь. Политическая сущ­ность этого строя не в противостоянии национальной интел­лигенции и буржуазии с одной стороны – и простого народа с другой. А в противоборстве националь­ного (в нашем случае русского) капитала – с международным и инородческим капиталом. Победа в таком противоборстве – залог выживания нации и страны.

Поэтому не стоит тратить времени и сил на разработку соци­алистических лозунгов и соответствующей им социальной базы: это пустые хлопоты. Не стоит думать и о политическом альянсе с крайне левыми движениями и радикалами типа Анпилова или Лимонова.

Между тем, в то время, как народ утратил таранные полити­ческие свойства, их приобрела интеллигенция, незаметно превра­тившаяся за последние пятьдесят лет не просто в новый класс, составляющий в России 25-30% населения, но в класс-гегемон. Ибо сегодня всем кристалльно ясно: ум – это и есть сила, главная сила наших дней. Та буржуазно-демократическая революция, которая произошла у нас под видом «перестройки» – была на деле интел­лигентской революцией. Но эта революция еще не завершилась: ей неизбежно предстоит переход в фазу националистическую, «национал-капиталистическую». И локомотивом этого перехода может быть и будет только русская интеллигенция и русская буржуазия. Это – исто­рически восходящие классы, творящие на данном этапе истори­ческий процесс в России. За ними – будущее. Тот политик, который сумеет распропагандировать, привлечь эти классы на свою сторону, – победит, а тот, который не сумеет, – проиграет.

Вместе с тем, ясно, что на базе «половины нации», пусть даже наиболее политически активной и значимой, нельзя добиться национального единства. Простой народ, вне всякого сомнения, достоин постоянной заботы и внимания со стороны правительства. Он должен в полной мере быть вовлечен в процесс политического преобразования страны. Это означает, что на данном этапе союз национал-капиталистов с массовым нацио­нал-социалистическим и профсоюзным движением не только возможен, но и необходим (при условии соблюдения субординации, соответствую­щей реальному раскладу общественных сил). Опыт Гитлера учит: вполне достаточно, если впоследствии народ получит гарантированные социальные блага. Социальные программы высшего уровня, осуществляемые за счет природной ренты и справедливого трудового законодательства, – это куда лучше мифического «социализма», который можно строить до гробовой доски, так и не узнав, что это такое. При этом условии частный капитал, поддерживаемый и направляемый государст­вом, способен на «экономическое чудо».

Ну, а на тот случай, если президент (вождь, председатель – как угодно) пожелает свернуть с оптимального пути развития экономики, как это сделал Гитлер в 1937 г., в его ухе должна тикать серьга.



ГЛАВНОЕ БОГАТСТВО НАЦИИ – НАЦИЯ!

В ТЕ ГОДЫ, когда Гитлер начинал свою политическую деятель­ность, важнейшей проблемой для Германии была перенаселен­ность. На митинге 24.02.20 г., где впервые зачитывалась партий­ная программа из 25 пунктов, одним из них было требование возврата колоний для отселения туда излишка людей. "Нам, немцам, у себя на родине очень тесно", – не раз говорил Гитлер. В 1939 г., накануне нападения на Польшу, он декларировал: "Разве справедливо, что на 1 квадратном километре живут 150 немцев? Мы должны решить эти проблемы". В чем состояло гитлеровское решение проблемы, известно: в расширении жиз­ненного пространства, получении сырьевых и продовольственных ресурсов для немцев за счет других народов, в первую очередь за счет России.

В своей главной книге «Майн Кампф», написанной задолго до войны, Гитлер многократно писал о необходимости территориальных завоеваний на Востоке, в России (А. Гитлер. Моя борьба. – М., Витязь, 2000. – С. 110-118, 196, 517, 544-549, 555-556, 560-565). Вот наиболее характерные цитаты: «Мы, национал-социалисты… хотим приостановить вечное германское стремление на юг и запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе. Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» (с.556). При этом речь вовсе не шла о превращении России в немецкий доминион, протекторат или даже колонию. Нет, Гитлеру была нужна только земля с ее ресурсами, но без аборигенов. Он писал абсолютно недвусмысленно: «Наша задача – не в колониальных завоеваниях. Разрешение стоящих перед нами проблем мы видим только и исключительно в завоевании новых земель, которые мы могли бы заселить немцами» (с.555).

Об этом же откровенно говорилось в меморандуме по военной экономике летом 1936 г. и многих других документах.

Важно подчеркнуть, что Гитлер четко понимал и не раз заявлял о недопустимости решения проблемы другим способом: путем огра­ничения рождаемости. Нет, этот способ он оставлял для оккупи­рованных народов, среди которых предполагалась пропаганда абортов и широчайшее распространение контрацептивов. Что же касается родной немецкой нации, то еще в "Майн Кампф" он писал: "В настоящее время в Европе проживает 80 млн. немцев. Текущую внешнеполитическую деятельность можно признать правильной лишь в том случае, если через сто лет на земле будут проживать 250 млн. немцев". Такой подход, такое отношение к своему народу поражает глубоко истинным пониманием жизненных приоритетов. За одно это немцы не могли не думать о Гитлере с любовью и благодарностью.

Идея завоеваний на Востоке, к воплощению которой Гитлер приступил в роковой день 1 сентября 1939 г., не только не осуще­ствилась, но и привела Германию к краху, унесла свыше 7 млн. жизней не худших представителей народа, подорвала немецкую популя­цию. Сегодня, спустя 70 лет после того, как "Майн Кампф" была написана, немцев в Германии едва ли не меньше, чем было при Гитлере. Его мечты, его обеты не сбылись; его политику, следуя его же критерию, надо признать негодной, несостоятельной, провальной.

А между тем, если бы неудачливые заговорщики (во главе с Гальдером, Канарисом и Шахтом) сумели убить Гитлера в августе злосчастного 1939 года, Гитлер навсегда остался бы в памяти немцев как величайший наци­ональный герой, объединивший рейх, присоединивший к Германии огромные территории, вернувший родину и родную нацию 11 мил­лионам немцев, и все это – без кровопролития, без войны. Хотя еще в 1938 г. Германия была недостаточно сильна, чтобы противостоять в войне даже лишь одним только Англии и Франции, но Саар, Австрия, Судеты, Богемия и Моравия, Мемель – все эти грандиозные приобретения сошли Германии с рук безнаказанно, были признаны мировым сообщест­вом. Следует спросить: почему?

Да просто потому, что почти все эти национально-территориальные притязания (и приобретения) Германии были по большому счету справедливы, опи­рались на историческую правду и волю огромных народных масс. Гитлер был абсолютно прав, когда говорил незадолго до аншлюса: "Более 10 млн. немцев живут в двух государствах, расположенных возле наших границ... Не может быть сомнений, что политическое отделение от рейха не должно привести к лишению их прав, точнее, основного права – на самоопределение. Для мировой де­ржавы нестерпимо сознавать, что братья по расе, поддерживаю­щие ее, подвергаются жесточайшим преследованиям и мучениям за свое стремление быть вместе с нацией, разделить ее судьбу. В интересы германского рейха входит защита этих немцев, которые живут вдоль наших границ, но не могут отстоять свою политиче­скую и духовную свободу".

Семь миллионов немцев в Австрии и три с половиной – в Судетах... Им неплохо жилось и до присоединения. Вряд ли боль­шинство из них сознательно стремилось к воссоединению с рей­хом: ведь большинство всегда инертно. Мало того, у Австрии, например, имелось свое собственное клерикально-фашистское правительство, возглавляемое вначале Дольфусом, а затем Шушнигом, которое всеми силами противодействовало намерениям Гитлера. Шушниг даже набрался смелости призвать к плебисциту как к последнему средству сопротивления аншлюсу. Историки считают более чем вероятным, что основная часть населения, под влиянием правительственной пропаганды, проголосовала бы за "свободную и единую Австрию", против объединения с Германией…

Но 12 марта 1938 года, когда германские войска по приказу фюрера пересекли границу, настал момент истины! В ряде мест пограничные заграждения были разобраны самими австрийцами. Не было сделано ни едино­го выстрела. По воспоминаниям генерала X. Гудериана, немецкие танки, украшенные флагами обеих стран и зелеными ветвями, забросанные цветами, двигались, руководствуясь туристскими путеводителями и заправляясь на бензоколонках. На домах сель­ских и городских жителей развевались флаги со свастикой. "Нас везде принимали с радостью... Нам пожимали руки, нас целовали, в глазах многих были слезы радости", – пишет генерал. В тот же день Гитлер во главе колонны машин медленно и торжественно въехал на свою родину. Ликующие толпы всюду окружали его, люди стремились хотя бы притронуться к его машине. В Линце, где он жил юношей, бедным и одиноким, 100-тысячная толпа на площади была вне себя от восторга. Фюрер, по щекам которого текли слезы счастья, вышел на балкон ратуши вместе с новым канцлером Австрии, приветствуемый неистовым взрывом радо­сти. Таким же безумным ликованием были встречены войска фюрера и в Вене. Гудериана отнесли в его резиденцию на руках, оборвав на сувениры все пуговицы с шинели... 14 марта англий­ский посол в Вене докладывал по начальству: "Невозможно отри­цать энтузиазм, с которым здесь воспринято объявление о вклю­чении страны в рейх. Герр Гитлер имеет все основания утверждать, что население Австрии приветствует его действия". Сам фюрер в полном экстазе разъезжал по Австрии и Германии, в публичных выступлениях призывая голосовать за объединение. В Кенигсберге он ответил на выпады иностранных журналистов, стремившихся очернить его за "вероломное вторжение": "Неко­торые иностранные газеты заявляют, что мы коварно напали на Австрию. На это я могу сказать одно: даже умирая, они не пере­станут лгать. За время своей политической борьбы я завоевал любовь своего народа. Но когда я пересек бывшую границу с Австрией, я был встречен с такой любовью, какой раньше нигде не встречал. Мы пришли не как тираны, а как освободители". 10 апреля на плебисците 99,02% германских и 99,73% австрийских избирателей одобрили аншлюс. Странам "западной демократии", как Гитлер и Муссолини презрительно именовали между собой Англию, Францию, Америку и др., оставалось только принять свершившийся факт.

Столь же безболезненно Германия получила Судетскую об­ласть с ее мощными военными укреплениями, рудниками, ору­жейными заводами, предприятиями "Шкода" и вообще со всем добром и людьми. Геринг вспоминает о Мюнхенской встрече: "Соглашение было предрешено. Ни Чемберлен, ни Даладье не стремились жертвовать или рисковать чем-либо ради спасения Чехословакии. Для меня это было ясно, как Божий день. Судьба Чехословакии была проштампована за три часа... Мы получили все, что хотели". Чехов просто поставили в известность о случив­шемся. Далее все шло, как по маслу. Ни один инцидент не омрачил вступления немецких войск в Судеты. Генерал Рейхенау доло­жил: "Мой фюрер, сегодня армия приносит величайшую жертву, на которую могут пойти солдаты перед своим командующим: они вступают на вражескую территорию без единого выстрела".

И при Гитлере, и сегодня достаточно было голосов, обвиняв­ших Германию в наглом насилии и за аншлюс с Австрией, и за захват Судет. Как видим, это обычное вранье ангажированной публики.

Стремление исходить во внешнеполитической, как и в любой другой, деятельности исключительно из национальных приорите­тов было сильной стороной правления Гитлера – до тех пор, пока ему не изменило чувство реальности. В немецком народе он искал и находил полную поддержку своих планов. Так было, когда еще в 1933 г. Германия вышла из Лиги Наций. Гениальный философ Хайдеггер сказал тогда своим студентам: "Не амбиции заставили фюрера выйти из Лиги Наций, не страсть, не слепое упрямство, не жажда насилия, а просто ясное желание нести безусловную ответствен­ность за судьбу нашего народа". Плебисцит по этому поводу показал: 95% населения одобряют внешнюю политику Гитлера. Точно так же 90% избирателей в Саарской области проголосовало в 1934 г. за воссоединение с Германией. Но ведь даже Франция, в чьей зоне интересов тогда был Саар, не нашла возражений! Не нанесла Франция удара и тогда, когда всего четыре бригады вермахта заняли деми­литаризованную Рейнскую зону, грубо нарушив Версальский до­говор. Переводчик Гитлера П. Шмидт передает реплику шефа: "Если бы французы вошли тогда в Рейнскую зону, нам пришлось бы удирать, поджав хвост, так как военные ресурсы наши были недостаточны для того, чтобы оказать даже слабое сопротивле­ние". Но этого не случилось. На референдуме 98% избирателей-немцев одобрили решение Гитлера. Когда 23 марта 1939 г. фюрер триумфально выступал в театре города Мемеля (Клайпеды), сдан­ного Германии Литвой под угрозой вторжения, "западная демок­ратия" в очередной раз проявила поразительное терпение и пони­мание.

Мы видим: пока шла речь только о воссоединении немецкого народа в рамках национального государства, этот процесс встречал абсолютное одобрение внутри Третьего Рейха и по крайней мере понимание в европейских государствах.

И все было бы хорошо и в дальнейшем, если бы, исчерпав список "своего", Гитлер грабительски не замахнулся на "чужое", не перешагнул границы исто­рической справедливости. В определенном смысле "чужим" были уже славянские Богемия и Мора­вия, хотя они и входили веками в Священную Римскую империю германской нации, были предельно германизированы. После их захвата немецкий посол в Лондоне недаром уведомил начальство о "рез­ком повороте" в отношении Англии к Германии. Но это не насторожило Гитлера, не заставило его одуматься. Он уже был весь во власти маниакальной идеи мирового господства, он отбросил главный принцип национального политика – справедливость, который только и позволял ему дотоле идти от победы к победе и заставлял другие страны мириться с германскими приобретениями. Напав на Поль­шу, руководствуясь логикой заурядного захватчика, Гитлер не просто подал повод Англии и Франции для объявления войны, но и предопределил исход дела, настроив против себя все мировое общественное мнение.

ИТАК, урок третий. Нельзя бездумно копировать чужой опыт в радикально иных условиях. Наша демографическая ситуация диа­метрально противоположна той, что была в Веймарской Германии. Плотность населения в России – 8 человек на 1 км., прирост русских – минусовой. Нам не приходится думать о захвате жизненных простран

[firewolk]

Сам наверно на половину читал)

Тяжелая вещь, пока не осилил, а коментировать такой текст отрывками - тупое и безнадежное занятие.

[Prediger]

Текст безусловно серьёзный и интересный. Для русских националистов тут представлен ряд очень полезных идей.

1. Действительно, при всей романтизации и героизации сейчас в ультрапатриотических кругах национал-социалистического третьего рейха, мы должны понимать, что это не та модель, к которой может в идеале стремиться русский национализм. Скажу даже больше, русский национализм вообще мало имеет чего общего с нацизмом германским, это природно разные вещи.
Почему? - да потому что главная цель русского национализма - это благоденствие нации, её всестороннее развитие. А всякая тоталитарная модель государства неизбеждно приходит к краху, как это и было на примере германского рейха.
2. Действительно, национал-капиталистическая модель наиболее жизнеспособна, особенно усиленная правильной социальной базой для самых разных слоёв народа.
Вообще же национализм - это во многом борьба за интересы своего народа, в том числе и экономические.
3. Важно детабуировать образ третьего рейха, который является просто красной тряпкой для всякого рода антинациональных либерастов, но делать это нужно не с целью пропаганды модели германского рейха, а с целью возможности спокойного и взвешенного рассмотрения национального и прочих вопросов, касающихся благоденствия нации, т.к. любое идеологическое табу является уже формой тоталитаризма, несовместимого с благоденствием свободной нации.

[Маркус]

Мнения о Гитлере совершенно противоположны, кто- то называет его черным магом (и не без основания). Он несомненый преступник, причем в квадрате, поскольку эта преступность ударила по его собственной нации и стране (она стремительно воспарила в своих достижениях, но так же быстро свалилась с достигнутого пьедестала). Но так же он талантливый политик и пропагандист, гений. За что лично я могу уважать Адольфа, так это за то, что он явственно показал: люди, отстаивающий чуждые нации интересы, является марионеткой в чужих руках,- "расходным материалом",- и без колебаний совести пускал их в расход.
Я немного продедуктировал "Майн Кампф",- все в нем очень здраво, рационально. За исключением одной фразы, присутствующей в одной из первых глав: "Со скотством можно бороться только скотством." Не знаю кто его направил по данному пути, но он не учел такой вещи- скотов противной стороны может оказаться больше. Заменил бы Гитлер эту фразу на "Со скотством нужно бороться, оставаясь человеком.", может и не было такого скоропалительного и оглушительного падения, а сейчас существовали бы ССЕ (Соединенный Страны Европы) под патронатом Германии. Это так, небольшое отступление от темы, и непозволительный ревизионизм.

[firewolk]

Я немного продедуктировал "Майн Кампф",- все в нем очень здраво, рационально. За исключением одной фразы, присутствующей в одной из первых глав: "Со скотством можно бороться только скотством."

Я прочитал его полностью и такой фразы там не нашел.

Не согласен чот там все "здраво, рационально".
Я иногда находил там жуткие неточности(например Адольф второй арийской страной считал США когда там (имхо) значительна, если не преодладает, доля евреев, негров, а главное людей с грязой кровью). Но ошибки, в основном, несли не идеологоический смысл.

[zayza]

3. Важно детабуировать образ третьего рейха, который является просто красной тряпкой для всякого рода антинациональных либерастов

А что, если мы вобьем людям в головы, что рейх- это не плохо, националистов сразу зауважают и полюбят?
Ты же сам сказал, что:

Когда очередной тупица высокопарно требует, чтобы ему доказали бытие Бога или правоту христианства, то я намеренно отказываю ему в этом, боясь его обращения к религии, по одной насущной причине - в церковном сообществе и так много дураков.

Так зачем что-то разрешать в этом вопросе?

любое идеологическое табу является уже формой тоталитаризма, несовместимого с благоденствием свободной нации.

Гитлер ввел табу на барыжничество(не говори, что оно не идеологическое), например. Это что, как то ударило по интересам нации?

[Маркус]

firewolk:

Я прочитал его полностью и такой фразы там не нашел

Адольф, глава 2 :

Если социал-демократии будет противопоставлено учение более правдивое, но проводимое с такой же силой и скотской грубостью, это учение победит хотя и после тяжелой борьбы.

Вообще автор любил это слово "скотство", можно его встретить и в других главах, может найдете дословно мое высказывание (я его специально запомнил),- мне искать в "Моей борьбе" просто уже не интересно.

Не согласен чот там все "здраво, рационально".

Гитлер логичен и последователен- вот это для меня и является здравым и рациональным.

[firewolk]

Я подумал над небольшой частью прочитанного текста.
О том что Русский национализм не должен быть копией Германского.
И вспомнил Адольфа:

"Историю стоит изучать, не для того чтобы знать определенные даты событий, но для того, чтобы из её прошлый урок применять к настоящему."

p.s. Простите за неточность цитаты

[Маркус]

firewolk:

О том что Русский национализм не должен быть копией Германского.

Во- первых, у германцев был не национализм, а нацизм.
Во- вторых, как говорили наши предки- древние индусы (вся белая расса- одна большая, недружная индоевропейская семья): "Настоящее собирается из осколков прошлого". Так вот если без критики перенять что- либо, то это элементарно не приживется- ментальность и историческая судьба разные.
Не смотря на всю негативистскую пропаганду фашизма из средств массовой информации русской нации не следует идти этой "Старой Смоленской дорогой". Должно быть что- то свое.

[firewolk]

firewolk:

О том что Русский национализм не должен быть копией Германского.

Во- первых, у германцев был не национализм, а нацизм.

Ну я и так толком не мог выразить там свою мыслю, но цитата к тексту.
Надеюсь вы поняли к какому выводу из текста.

А насечет индусов, так есть теория что там только высшие касты - арийцы, а запрет на межкастовые браки - для чистоты крови.

[Prediger]

Не смотря на всю негативистскую пропаганду фашизма из средств массовой информации русской нации не следует идти этой "Старой Смоленской дорогой". Должно быть что- то свое.

Это верно. Кто-то очень хочет, чтобы мы повторяли ошибки Гитлера. Для нас же важно верно оценить уроки третьего рейха, сделать выводы и родить нечто совершенно своё, а именно то, что вполне соответствует нашему духу и нашим корням. А для этого следует углубиться в собственную культуру, а не в эстетство по поводу германского нацизма.

[firewolk]

Что и советовал Адольф.

"Историю стоит изучать, не для того чтобы знать определенные даты событий, но для того, чтобы из её прошлый урок применять к настоящему."