[Prediger]

СССР это Атлантида 20-го века. Ещё ждёт своего реального исследования.

Если говорить о причинах падения, то я бы выделил метафизическую.
Та духовная основа, на которой жил коммунистический идеализм, постепенно утратила свой заряд за десятки лет ожесточённой борьбы. Как ни странно, но такой духовной основой я вижу православие. Для сличения можно взять хотя бы своеобразный большевистский аскетизм и распространённые представления о православном аскетизме среди русской интеллигенции.
Обосновать этот тезис довольно сложно, но для этого требуется очень развёрнутая работа. Для начала просто скажу, что много на эту тему мыслей у того же Бердяева.

[антипод]

СССР это Атлантида 20-го века. Ещё ждёт своего реального исследования.

Если говорить о причинах падения, то я бы выделил метафизическую.
Та духовная основа, на которой жил коммунистический идеализм, постепенно утратила свой заряд за десятки лет ожесточённой борьбы. Как ни странно, но такой духовной основой я вижу православие. Для сличения можно взять хотя бы своеобразный большевистский аскетизм и распространённые представления о православном аскетизме среди русской интеллигенции.
Обосновать этот тезис довольно сложно, но для этого требуется очень развёрнутая работа. Для начала просто скажу, что много на эту тему мыслей у того же Бердяева.

http://video.yandex.ru/#search?text=%D0%B0...=42030491-10-12

[Шломо]

Человек, эка вас Ницше поддел ;). Не даром его в СССР читать запрещали. И даже не знаю, как такой продвинутый коммунист, как вы, умудрились его так досконально изучить.
Тогда про Ницше и Маркса:

Едва ли Ницше читал Маркса. Но марксизм и идеи социализма ему были хорошо известны – их он включал в обойму “современных идей” и подвергал самой резкой критике как проявление нигилизма, как атеистическое продолжение того “восстания рабов в морали”, которое он отождествил с истоком христианства. В социализме для Ницше прежде всего была неприемлема его плебейская суть, обнаруживаемая в инстинкте злобной мстительности по отношению к господствующим классам (ressentiment). Социализм для Ницше, как впоследствии и для Бердяева, есть лишь шаржированное продолжение старого буржуазного мира, им решительно отвергаемого. Но в радикализме критики буржуазного общества и его культуры Ницше протягивает руку Марксу. Слова “критика”, “революция”, “радикализм” и т.п. являются общими и для Маркса и для Ницше, хотя конкретное их наполнение у каждого из них свое.

С возникновением ленинизма и, соответственно, неленинской версии марксизма (в России это прежде всего меньшевизм) ницшевскую тональность в критике буржуазного общества заимствует именно марксизм-ленинизм, или большевизм. Вехой в осознании сближения постленинского большевизма с идеями Ницше стала книга Г.Манна, смешавшего пафос пророка Заратустры с программными лозунгами сталинской компартии27

Черты, сближающие ницшеанство с большевистской версией марксизма, были проанализированы видным марксистским теоретиком Д.Лукачем28. Он расценил Ницше как иррационалиста, пророчествовавшего о наступлении новой эры – эры империализма – в эпоху позднего капитализма. Для него Ницше – “философский гид” в мир современного империализма, и поэтому ницшеанство, говорит Лукач, это – “протофашизм”. В подобной рационалистической отповеди Ницше прочитывается скрытая полемика ревизиониста Лукача с догматической сталинско-ждановской версией марксизма. Для Лукача сталинизм – это течение в марксизме, по своим принципам близкое к ницшеанству (близкое по своей беспринципности прежде всего, если не считать за принцип “волю к власти” в ее протопрагматистском прочтении). Действительно, Ницше героизирует фигуру Борджиа, итальянского властителя, прототипа государя у Н.Макиавелли, умного, трезвого, но жестокого и циничного политика, мэтра в искусстве завоевания и удержания власти. Антиницшеанство Лукача связано, таким образом, с его антисталинизмом.

Но оба – Прометеи, оба – отчаянные богоборцы, титаны с непомерными амбициями то человеководства (Ницше), то толповодительства (Маркс).

P.S. Человек, вы что-то про Гегеля хотеля сказать?;)

[Шломо]

Не-а, Ницше революционен. Он пытается запрещенную христианством традицию развить, отрицая христианство.

[Иван_137]

(На предыдущий пост про зайца и коммуниста.)

Да. На морковку придется зарабатывать самому, и коммунисты здесь ни при чем.

При чем будет капиталист, профбосс и разные политические партии, (коих в нашей стране вообще нет, а есть только неработающая декорация.) И виноваты в этом, как ни странно, зайцы, но и винить их в этом, по большому счету, нельзя, как нельзя повзрослеть за один день. Всему свое время - только за время взросления зайцев страна, как говорит та же политология, распадется.

[Шломо]

Символика СССР была также характерно идеологически зараженной. Особенно интересен символ звезды. У коммунистов начинающих, ещё в 19-м веке, (где-то встречал в литературе) звезда изображалась совместно со свастикой (тот самый крестик якобы фашистов-нацистов). У свастики в целом тоже множество значений, одно из которых, это сонцеворот, знаменующие победу добра над злом и вечность

Так я не догадывался, что коммунисты- это верующие христиане. Если опираться на изначальное (Вифлиемский храм в Иерусалиме):

И вообще- все эти звездастые- они просто отдаленные последователи иудейского царя Соломона (ибо пентаграмма- она же печать Соломона):

Или так:


Или ещё версия про пентаграмму.

[Шломо]

"Ни икона, ни Бердяев, ни программа "Третий глаз" не спасут от негодяев, захвативших нефть и газ" - Пелевин (Поколение "П")

Ну что ж вы так против своих- коммунистов и комсомольцев--- В прошлом.

Один интересный деятель как-то высказался, что коммунизм был сродни протестантства Православию, поскольку протестантство тоже возникло, когда католическая церковь стала примитивной и деградировала.

Я в шоке- католицизм примитивнее протестанства. ))) Данный чел явно ничего не ведает ни о том, ни о другом. Вся сущность протестанства сводится к тому, чтобы читать Евангелие на своём языке, а не латыне. А так же к уменьшению количества догматов- тому самому примитивизму, в котором безаппеляционно обвинили католицизм. Одно движение чашечников чего стоило, мол, хотим так же причащаться вином ("кровью"), как католические священники, а не только "телом". И крови реально полили- за свой животный интерес.
P.S. Так получается, что некий советский коммунизм- это примитивное православное христитанство?

[Шломо]

Проект идеального общественного устройства, предложенный Кампанеллой прекрасно описан и художественно прокомментирован в романе В.Ф. Тендрякова «Покушение на миражи», отрывок из которого предлагается читателю в этом параграфе (точнее – вместо него).

«К близости смерти он привык, она постоянно сторожила его и совсем вплотную подходила уже тридцать восемь лет назад, много дней и ночей дежурила над его соломенным матрацем в камере Кастель Нуово. Святая инквизиция применяла в застенках множество пыток – от простой дыбы, выворачивающей суставы, до изобретательного станка полледро – жеребенка. Но самой страшной являлась знаменитая велья – человека в течение сорока часов постепенно насаживали на заостренный кол, который медленно входил в тело, рвал внутренности. Фра Томмазо просидел на острие кола тридцать четыре часа – день, ночь еще день – и… выдержал. Не выдержали палачи – сдались.

Он потерял много крови, началось воспаление, жар, тюремный хирург Шипионе Камарделла ждал гангрены – тогда уж спасения нет. Фра Томмазо захлестнула тревога – умрет, не сказав главного… О городе, который ему открылся, о городе, никому не ведомом, где нет несчастных, счастливы все! Не успел поведать исстрадавшимся, изверившимся людям – даже смерть не искупит такую оплошность.

В полубреду, не смеющий шевельнуться, чтоб не потревожить разорванные внутренности, он в очередной раз шел к своему заветному городу. Он издалека видел его белые, одна над другой возвышающиеся стены, плавящийся на солнце купол – двойной, большой венчается малым. А перед городом зеленые поля и цветущие сады, в них с песнями работает народ в одинаковой одежде, с одинаково веселыми лицами. Население города работает все, только старость и болезнь освобождает от труда. И здесь нет ни своих полей, ни чужих – общие…

Окованные железом городские ворота подняты – входи каждый, кто несет в себе добрые чувства. Они опускаются только перед врагом, и тогда – семь стен, одна выше другой, неприступны.

Внутри стены расписаны превосходной живописью – геометрические фигуры и карты разных земель, алфавиты стран и виды деревьев, трав, животных, минералов, портреты великих людей и орудия труда… Вдоль красочных стен ходят группами дети в сопровождении ученых старцев. Весь город – школа, дети, глядя на стены, играючи постигают науки. Невежественных в городе нет.

По мраморным лестницам, по крытым галереям, пересекая улицы, гость подымается к широкой центральной площади, к величественному круглому храму. Внутри он просторен и прохладен, освещен светом, падающим из отверстия купола. В алтаре два глобуса – неба и Земли. И семь золотых лампад, знаменующих собой семь планет, освещают плитчатый пол редкостного камня.

Гостя выходят встречать правители города. Впереди старший, он же высший священник, - Сол, то есть Солнце. За ним три его помощника – Пон, Син и Мор, или иначе – Мощь, Мудрость и Любовь.

- Приветствуем того, кто узрел нас сквозь тщету и жестокость суетной жизни!

Сол не завоевал себе свое высокое место, не получил его по наследству. Избран народом?.. Да нет, не совсем… Звание Сола может получить лишь тот, кто окажется настолько учен, что будет знать все. Он сам собой должен выделиться среди прочих своей непомерной мудростью. «Пусть он даже будет совершенно неопытен в деле управления государством, никогда, однако, не будет ни жестоким, ни преступником, ни тираном именно потому, что столь мудр», - считают граждане города.

Три его соправителя необязательно всеведущи, а осведомлены лишь тех науках, какие им помогают управлять назначенными делами. Мощь – воинскими, защитой города. Мудрость – обучением. Любовь наблюдает за деторождением. В счастливом городе все общее – и жены тоже. Какому мужчине с какой женщиной сходиться, у них не решается по желанию, это вопрос государственной важности. Здесь издеваются над тем, что в других странах, заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегают породой человеческой. «Женщины статные и красивые соединяются только со статными и крепкими мужами; полные же – с худыми, а худые – с полными, дабы они хорошо и с пользою уравновешивали друг друга».

Изуродованный пыткой, валяясь в душном каземате на грязном, жестком матраце, Томмазо Кампанелла, ученый монах-доминиканец, уличаемый в ереси и бунте, на грани бреда и сознания пребывал в счастливом Городе Солнца, вел тихую беседу под прохладными сводами храма о любви и всеобщем благе с мудрыми правителями.

И одновременно он страдал – нет, не от мучений плоти, а от жестоких мук совести: не успел никому поведать! Люди должны знать, как выглядит их всеобщее счастье, они должны разрушить свои греховные грады и построить грады новые.
Страдания совести и несокрушимое здоровье тогда победили смерть – гангрены не случилось. Он заставил свои затекшие, изувеченные руки держать перо, пользуясь тем, что за больным не слишком строго следили, описал свой Город Солнца. Подвиг, едва ли еще повторенный в истории…

Нежно пела лютня, и хрипло дышал фра Томмазо. Даже верный Филиппо Борелли не догадывался, что его задыхающийся учитель отправился сейчас в свое последнее путешествие, в исхоженный, знакомый, более родной, чем родина, более дорогой, чем собственная мученическая и героическая жизнь, Город Солнца.

Снова он видит средь спеченной равнины под глубоким небом, зеленый холм, семистенный белоснежный город на нем, венчанный двойным храмовым куполом. Он спешит к нему, спешит, так как времени осталось в обрез – намеченный путь может оборваться в любую секунду.

Знакомый путь в счастливый город – через тучные поля, через цветущие сады, через красочное обилие и улыбки работающего народа. Но нынче почему-то пусто кругом, никто не встречает его улыбками. И поля вытоптаны и заброшены, сплошь в лебеде, и сады не цветут, не плодоносят, затянуты колючим кустарником, точат в стороны засохшие ветви.

Мост ведет к городским воротам. Ворота подняты, но никто не входит и не выходит из них. Печально звучат на мосту шаги одинокого гостя.

За воротами стража, раньше ее не было. У солдат дикой шерстью заросшие лица, сквозь шерсть видно: чему-то дивятся, словно не человека видят, привидение.

- Кто таков?

- Я Кампанелла. Тот самый, кто издалека прозрел этот город.

Переглянулись, хмыкнули:

- Кой бес тебя гонит к нам?

- Пришел проститься… В последний раз.

- Раз пришел – иди, а проститься – шалишь! Пускать сюда дозволено, а выйти – нет.

И толкнули в спину, чтоб не вздумал, чего доброго, попятиться.

Не успел даже оскорбиться, как бросилось в глаза… Казалось бы пустое, не стоит внимания – просто трава густо пробилась сквозь камень на мостовой. Но такое, знал Кампанелла, бывает, когда по городу проходит чума или моровая язва!

Пришибленный, растерянный стоял он посреди заросшей пустынной мостовой и озирался. Взгляд упал на городскую стену, и фра Томмазо вздрогнул… На стене знакомая ученая роспись – геометрические фигуры – облезла и потрескалась. А поперек ее – истлевший повешенный, лицо черно и безглазо, рваное тряпье не прикрывает темное мясо, и тянет смрадным запахом. Вверху же на выступающей балке, к которой привязана веревка, сидит важный ворон, лениво косит агатовым глазом на пришельца – сыт, мрачная бестия, перо жирно лоснится.

Никогда и ни перед чем не отступал Томмазо Кампанелла, и сейчас он двинулся в глубь города: не все же в нем повымерли, кто-то наверняка остался, встречу – распрошу о беде…

И верно: на пустых улицах раза три промаячили люди в черном (а прежде считалось – «черный цвет ненавистен соляриям»), они жались к стенам домов, исчезали при приближении, словно проваливались сквозь землю…

Кампанелла спешил к храму, чтобы встретиться с правителями.

У входа на Храмовую площадь его ждали солдаты с мушкетами и алебардами, капитан в начищенной кирасе восседал на коне.

- Взять!

- Я Томмазо Кампанелла – создатель вашего города!

- Тебя-то нам и надо!

Подвал, куда повели его, был, должно быть, столь же глубок, как знаменитая «Крокодилья яма» в Кастель Нуово, витой каменной лестнице не было конца.

С силой втолкнули в низкую дверь, в затхлый мрак.

- Вались! Встретишь старого знакомого…

Он упал на скользкий каменный пол.

В темноте зашуршала солома и раздался то ли всхлип, то ли смешок. Кампанелла сел.

- Кто ты, друг? – спросил он.

Смешок в ответ. Теперь уже явственно – не всхлип.

- Я Кампанелла. Я породил этот город, а меня схватили в нем как врага.

Снова торжествующий тихий смех и шуршание соломы.

- Ах да, - рассердился Кампанелла, - здесь теперь радуются по приказу. Тебе-то что за нужда, несчастный, в этой яме исполнять подлейший приказ?

Придушенный ликующий голос:

- Не по приказу веселюсь – от души.

- Тогда уж совсем гнусно – жертва зла радуется злу.

- Справедливости радуюсь, Кампанелла. Справедливости! Она свершилась!

- Впервые слышу, чтоб тюремщики совершали справедливость.

- Бог не очень разборчив, Кампанелла. Он творит свое руками и тюремщиков и героев.

Спрессованная подземная темнота, за толщей земли не слышно мира, слышно дыхание собрата по несчастью и недоброжелателя.

- Кто ты, чудовище? – спросил Кампанелла. – Жаль, что не могу видеть тебя.

- Действительно жаль… Я не чудовище, я жалок, Кампанелла, - лысый череп, свалявшаяся борода, беззубый рот, лохмотья не прикрывают уже тот скелет, который все еще приходится считать своим телом. И у меня переломаны обе ноги… Жаль, что не можешь увидеть, ты бы сравнил с тем, каким я был.

- Значит, верно… Ты мой старый знакомый?!

Смешок, смахивающий на всхлип:

- Я – Сол, верховный правитель Города Солнца. Сейчас я счастлив – создатель вместе со мной. Ты чувствуешь, как на нас давит наш город? Мы на дне его.

Спрессованный мрак, спрессованная тишина, где-то далеко над ними гора камня в виде вознесенной к небу башни. Погребены под тем, что усердно создавали.

- Сол… - срывающийся тихий голос. – Что?.. Чума? Злобный враг?.. Какое несчастье?

- Заблуждения порой страшней чумы, создатель.

- Ты совершил роковую ошибку, мудрый Сол?

- Ха-ха! Я?.. Нет, почтенный фра Томмазо, ошибался ты.

- В чем?

Торжествующий ответ:

- Грешил простотой!

- Разве это такой уж большой грех, Сол?

- Простота хуже воровства, хуже разбоя. Простота – недомыслие, Кампанелла. Если недомыслие начинает руководить людьми, то люди становятся сами себе врагами.

И Кампанелла рассердился:

- Хватит словоблудствовать, Сол!

- Что ж… - Сол замолчал.

Тишина каменного склепа. Она столь монолитна, что кажется: время бессильно пробиться сквозь нее, останавливается где-то рядом. Ничто уже не может продвинуться вперед, все застывает, и умолкнувший голос никогда не возобновится, жди, жди его до скончания – не дождешься. Но Кампанелла не проявил нетерпеливости, не подхлестнул невидимого собеседника. За тридцать три года в темницах он научился терпению.

И Сол заговорил из темноты:

- «Все, в чем они нуждаются, они получают от общины…» Твои слова, Томмазо, о нас. Ты предлагал именно так и жить: сообща работать, складывать все в один общий котел, из него сообща черпать.

- Разве это не верно, Сол?

- «Все, в чем они нуждаются…» Н-да-а…А в чем?.. Скажи про себя: что тебе нужно для жизни?

- Я никогда не желал иметь многого – хлеб, вино, свечи для работы по вечерам, бумага, чтоб писать, ну и самая скромная одежда, чтоб прикрыть наготу.

- И книги…

- И книги, конечно.

- И у тебя еще собрана небольшая коллекция старинных монет. Ты о ней почему-то не упомянул. Так ли уж она необходима для жизни?

- Единственное, чем я тешил себя в часы отдыха.

- И тебя в последнее время не носят больные ноги. Хотел бы ты иметь экипаж? Как бы, наверное, он облегчил твою жизнь…

Кампанелла промолчал.

- Вот видишь, - тихо продолжал Сол, - даже ты про себя не скажешь точно, что тебе нужно, где твой рубеж желаний. А почему другие должны себя ограничивать? Наверное, лишь мертвый перестает желать себе большего.

- На этот счет, если помнишь, я говорил: «И должностные лица тщательно следят, чтобы никто не получал больше, чем следует».

- Кому сколько следует?.. как это определить?

Кампанелла решительно ответил:

- Только уравняв аппетиты, Сол. До необходимого! Простая, здоровая пища, добротная, но не роскошная одежда, крыша над головой…

- Мы так и поступили, Томмазо. Установили давать всем только самое необходимое. Конечно, уж никаких ценных коллекций иметь не полагалось.

- Это справедливо, Сол.

- Нет Томмазо, это оказалось ужасной несправедливостью. С нее-то и началась та чума, которая погубила город.
И Кампанелла тяжело колыхнулся в темноте.

- Не верю, Сол! Какая же несправедливость, когда все у всех одинаково, нет повода кому-то завидовать, на что-то обижаться.

- Увы, повод есть – и серьезный.

- Только у ненасытно жадных, Сол, у отпетых негодяев!

- Наоборот, Томмазо, у самых достойных граждан, у тех, кто способен лучше других, самоотверженнее других трудиться.

- Ты смеешься надо мной, Сол!

- До смеха ли, мне, когда сижу здесь. Вдумайся, Томмазо: способный труженик, не жалеющий себя на работе, дает общине много, а рядом с ним другой по неумелости или по лени еле-еле пошевеливается, от него мало пользы. Но получали-то они одинаково необходимое – пищу, одежду, крышу над головой. Поставь себя на место добросовестного гражданина, надрывающегося на работе. Как ему не задуматься: я добываю, а за мой счет живет бездельник. И справедливо ли это, Томмазо?
Томмазо озадаченно промолчал.

- И вот наши лучшие труженики перестали надрываться, начали подравниваться под тех, кто работал из рук вон плохо. День за днем незаметно падало уважение к труду. Наши поля и виноградники стали дурно обрабатываться, мы все меньше и меньше получали хлеба и вина, наши стада хирели, наши ткацкие мастерские выпускали недобротную ткань, и ее не хватало на одежду. В наш город пришла нищета. Мы уже не могли ни накормить людей, ни одеть, ни отремонтировать их жилища. Город превратился в сборище бездельников.
Кампанелла взорвался:

- Нерадивых следовало бы наказывать, а усердных поощрять! Должны же вовремя сообразить.

- Ты наивен, Томмазо Кампанелла. Тебе все кажется простыми и легким, - бесстрастно возразил из темноты Сол. – Подскажи: как отличить нерадивого от усердного? Кто это должен делать? Надсмотрщик с плетью? Пусть он следит и подгоняет? Пусть он распределяет, кому за работу жирный кусок, а кому наказание? Чем тогда этот надсмотрщик лучше хозяина? Можно ли после этого говорить: у нас все общее?

- Надо было сделать так, чтоб каждый следил за своим товарищем, сообщал выбранному лицу, сколько его сосед сделал. Сделал мало – хлеб и вода, не слишком много – не слишком хороший бед, много – ешь досыта. Проще простого!

- Очень просто, Томмазо. И мы тоже, как и ты, клюнули на эту простоту… Следи за своим товарищем по работе! Доноси на него! Я уж не говорю, что все стали работать плохо, - на каждого можно было донести, испортить ему существование. Но теперь еще для каждого гражданина Города Солнца товарищ по труду становился врагом, которого надо уличить раньше, чем он уличит тебя. Спеши оболгать, иначе оболжет он, постарайся запугать, не то сам станешь жить в страхе перед ним. Мы превратили наш город в кипящую ненавистью клоаку, но не получили взамен ничего. Из того, что нам доносили, нельзя было понять, где наглая и бесстыдная ложь, а где правда, где злостные наветы, а где возмущение честного труженика. Лгали чаще на тех, кто старательно работал, своим трудом мог подвести бездельников, а потому нам чаще приходилось наказывать достойнейших людей. Мы добились, что их совсем не стало. Ужасающая нищета, ненависть и ложь!.. Чума набирала силу, благородный Томмазо. И виной тому был слишком простой взгляд на жизнь.

Сол умолк. Вновь спрессованная подземная тишина. Кампанелла сквозь толщу земли ощущал тяжесть раскинувшегося наверху города, где на мостовых растет трава, а по расписанным стенам висят казненные.

Шуршание соломы, вздох со стороны Сола.

- Ну так вот… - его тихий голос.

И Кампанелла закричал:

- Хватит! Не хо-чу! Еще слово – и я придушу тебя!

- Меня, мудрый Томмазо? Почему не себя?

Крик Кампанеллы захлебнулся, он застонал:

- Прокляни, разбей мне голову, но не рассказывай, не рассказывай больше!

- Ого! Железный Кампанелла сдал. Правда, выходит, страшней вельи…

- Умоляю, Сол…

- Нет, Томмазо, не жди от меня пощады. Ты должен знать все до конца… Так вот – нищета, ненависть, ложь и впереди никакой надежды, что все это когда-то кончится. Кого не охватит ужас перед будущим, кому захочется дальше жить! А если ужас станет расти… Он рос, Томмазо, он грозно рос! И надо было любым путем прекратить его… Мы не в силах изменить жизнь, но мы научились принуждать. Приказ вызрел сам собой: те граждане, которые поддаются ложному ужасу, а не радуются цветущей жизни, совершают самое тяжкое преступление и подлежат смертной казни через повешенье. Не я придумал этот приказ, но я… Да, Томмазо, как верховный правитель города я обязан был его подписать… Ты слышишь меня?

Ответа не последовало.

- Я подписал его. Ты слышишь?.. Что ж ты не возмущаешься? Что ж не обливаешь меня презрением?

Молчание.

- Подписал потому, что ничего не мог предложить другого. Подписал, но заставить себя радоваться не мог – сверх моих сил. И я молчал. Всех таких молчащих, не восторгающихся, не смеющихся шумно при народе хватали и вешали. А тут молчащий верховный правитель. Ему следовало бы выступать с жизнерадостными речами, призывать к бодрости и всеобщему веселью, а он … он молчит. Сам понимаешь, такого правителя должны убрать…

Кампанелла безмолвствовал. Сол вздохнул.

- Меня не повесили на стене. Нет, не из жалости, не из уважения, не за прошлые заслуги. Просто это могло вызвать у граждан самое удручающее настроение. Висящий на стене верховный правитель. Меня бросили сюда, в самый глубокий подвал города…

Кампанелла не отозвался.

- А твоего прихода мы ждали, Кампанелла. Ждали и боялись. Кто знает, что еще ты натворишь, увидев нашу жизнь. Мы-то живем по твоему слову, старательно выполняем все, что ты сказал, но теперь ты нам страшен, учитель. Ты можешь объявить, что это не твое, что надо начинать все сначала, все сызнова. Переживать еще раз снова то, что было!.. Нет! Нет! Будь что будет, но только не прежнее. Потому-то наши молодцы и поспешили затолкать тебя в этот склеп… Ты слышишь меня?… Ты жив, Кампанелла?…»
.

Не удивительна теперь для меня та информация о том, что простые рабочие стали избивать в СССР так называемых стахановцев.
Вышеприведённый текст очень показателен по отношению к СССР. Уравниловка, противоестественная человеческому индивидуализму,- вот что погубило СССР. Это снизу. А сверху- алчность некоторых властителей, во времена Перестройки вкусивших от денежных потоков. И финита ля...
Но есть ещё интересные факты

В чем заключается идеология, созданная трудами Апостола Павла? Устами проф. Гребина В.Ф. Тендряков дает достаточно четкий и недвусмысленный ответ на этот вопрос. Оказывается, что понимание мировых проблем Апостолом Павлом и Карлом Марксом во многом сходно. Эта близость, как показал В.Ф. Тендряков, связана с одинаковым пониманием природы Мирового Зла.

По К. Марксу природа Мирового Зла лежит в объективной необходимости принуждения работника к труду. Эта необходимость порождает классово антагонистические формации и машину угнетения человека человеком. Общества, не создавшие наиболее эффективный для данного уровня развития производительных сил механизм принуждения человека к труду, гибнут, не выдержав конкуренции.

Смена способов принуждения человека к труду знаменует собой наиболее глубокие повороты мировой истории. Развитие производительных сил делает старый механизм принуждения к труду нерациональным, а общества, его практикующие – неконкурентоспособными. В результате происходит смена механизма принуждения и перестройка социальной структуры общества. Все это, разумеется, происходит не само по себе, а является результатом классовой борьбы в более или менее острых формах.

Выход за пределы классово антагонистических формаций и, тем самым, преодоление Мирового Зла, возможны будут лишь тогда, когда принудительный (как экономический, так и внеэкономический) окажется нерациональным и общества, его практикующие, не смогут конкурировать с обществами, от принудительного труда отказавшимися. Гипотетическое общество будущего, в котором участие или неучастие индивидуума в процессе общественного производства окажется актом полностью свободного выбора, К. Маркс назвал коммунистическим обществом.

Такова в общих чертах широко известная философско-историческая концепция Карла Маркса.

В.Ф. Тендряков и его герой проф. Гребин показали, что кажущаяся парадоксальной логика Апостола Павла становится понятной, если предположить, что исходная предпосылка и у Маркса и у Павла была одинаковой: первоисточник Мирового Зла – принудительный труд и преодолеть его можно будет лишь тогда, когда труд перестанет быть принудительным.

Как Апостол Павел, так и Карл Маркс ненавидят угнетение и угнетателей и, в то же время, понимают, что угнетение закономерно и необходимо в современных условиях. Как тот, так и другой мыслитель ищут пути для того, чтобы разорвать замкнутый круг и приходят к выводу, что преодолеть угнетение можно только одним способом – сделав его не нужным. Но как?

На последний вопрос Апостол Павел и Карл Маркс отвечают по разному. Карл Маркс, живший в эпоху технического прогресса, уповает на развитие производительных сил. А Апостол Павел призывает трудящихся безропотно подчиниться исторической необходимости, делая тем самым ненужным механизм внешнего принуждения.

В своих ответах на вопросы Савл (апостол Павел) и Маркс разошлись, как в море в море корабли- один сказал :"терпи", другой взвопил: "Борись!". Так и розошлись христианство с марксизмом- и потому смешна попытка их соеддинить. Но оказывается и СССР с марксизмом так же разошлись, но только в отношениях с первопричиной, похерив его статьёй в УК "о тунеядстве". Таким образом принудив граждан к труду под гнётом наказания.

P.S. Получается, что термин "Империя Зла" в отношении к СССР подсказал Рональду Рейгану какой-то неомарксист. )))

[Шломо]

Набросаю о реальном положении дел в СССР:

По поводу статистических данных об СССР.
Все эти замечания идут от фундаментального непонимания сути дела, от систематической ошибки. Есть «факты сознания», а не факты экономической статистики.

Выше высказывание более напоминаент разводку "на пальцах". Хотелось бы увидеть цифры, как достоверный показатель обоснованности вашего высказывания.

Еще раз повторю: и первые лица, и элиты, и народы делают историю опираясь на «заблуждении», а не на факты. Причем, «заблуждениями» это называют всякие ученые и аналитики. Но позвольте! Если заблуждения делают историю, а факты никому не нужны, то верно ли делать никому не нужную вещь мерилом того, что делает историю? Правильно ли умалять значение мифов в сравнение со статистикой, коль скоро мифы историю движут, а статистика это мелкий курьез (сколько звезд на небе, сколько песка на берегу - бесполезные сведения). Проблема еще и в том, что раньше, в своей юности наука имела иллюзию, что, дескать, вот люди живут мифами, это сейчас так, но в светлом будущем, там наука возьмёт своё и тогда и лидеры и народы будут опираться только на научные факты!

Верно, но отчасти. Наука не может изучать будущее, а может его только прогнозировать.

Но, история показала за двести лет, что проект просвещения рухнул. Наука умерла, никто не считает, что она занимается тем, что ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. Наука и АНАЛитика (от слова АНАЛ, задний ум) занимается прошлым, ставшим мертвым, неким «позитивным», а НА САМОМ ДЕЛЕ ЕСТЬ НЕ ПРОШЛОЕ, а БУДУЩЕЕ!!! То, что уже стало фактом (что изучает АНАЛиз) то, уже НЕ на самом деле. Оно уже как бы и не есть. По настоящему есть только то, что будет, а изучать будущее АНАЛитический ум бессилен.

Вот правильно- науку в жёпу!
Такие люди спасут Россию!!!
Даёшь коммунистам тупое и ведомое стадо!!!)))

[Маркус]

Я знаю, что это голимый агитпроп, что картинка рисовалась лагерным художником с лагерных натурщиков - которых потом расстреляли, как водится - как и художника и всех остальных лагерников, включая начальника лагеря и охранников, а также саму расстрельную команду

и строили при И.В.Сталине исключительно казармы и лагеря

всё я знаю

Но всё же, вот оно - http://i1107.photobucket.com/albums/h398/vaimea/stal.jpg

Сталин, как всякий диктатор, хорошо владел методой кнута и пряника.

[дядюшка Ро]

История сделала над нашей страной очень поучительный (хотя и страшный) эксперимент

Интересно кошки пляшут. Это как же "история" что-то там "делает" и, даже, блин, эксперементарует... Как это в прошедшем времени можно что-то делать и эксперементировать?... У вас под подушкой Perpetuum Mobile?..

[Маркус]

Я не считаю, что распад СССР был результатом чьих-то злых козней. Это результат исторического процесса, а вовсе не слабость выживших из ума членов Политбюро или заговор против нас. Но в своё время СССР был действительно мощной державой, одним из цивилизационных очагов человечества.

Человечество всегда должно питаться какими-то идеями. Но сейчас какие идеи может предложить ему Россия? Нет таких идей.

С.П. Капица.

[дядюшка Ро]

социализм наше будущее

Общественная собственность на средства произвдства. Все это, конечно, в ковычках, но определение собственности чисто философски, а не экономически. Ведь рабочее место это не вязальный станок, а квадратные метры и радиус контроля над этими метрами. Полномочия...

[Шломо]

Задался вопросом- а каково же было отношение к людям в СССР? И пришёл к любопытному выводу. Вся соц.идеология базировалась на материализме, где Сознание суть вывсокоорганизованная материя. И свойство человека- это сознательность. Причём трактовалось это в узком смысле- разделяешь "линию партии" ("передовой" части населения), - сознательный, нет- несознательный. И тут самое интересное- несознательный, значит нет Сознания, значит не-человек или недочеловек. Железная логика тоталитаризма!)
Я-то всё задавался- почему там так жестоко расправлялись с несогласными и даже проводили над ними эксперименты. А всё просто- пять баллов идеологам ссср.

[Шломо]

Почитал я тут всякого разного и пришёл к определенному заключению. А именно- один нюансик чуть не выпал за поле внимания. А именно христианство и государство, что входит с ним в противоречие. Но сначала исторический экскурс: Не было у Рима христианства- побеждал Рим, в том числе "загнул " Иудею с Израилем вкупе. Приняли христинство и увидели свой конец. Скифское царство пережило многих агрессоров. Приняло христианство- и нет тех скифов. Киевская Русь мощно о себе заявила со своим язычеством. Приняла христианство- распалась. Орда со своим Тенгри завоевала полмира. Подвязались к не2 авраамических религии (христианство и ислам) пошла "замятня" и гавкнулась Орда. Восхищает меня этот Йешуа Мешиах- такую идеологическую бомбу подложил под несемитские народы.
Что до СССР- была сугубо атеистическая страна со своим культом вождизма: развивалась, побеждала, процветала страна. Под занавес решила поиграть в диалоги с христианской общественность- церкви открывала, монастыри возвращала. И где тот СССР?
К чему я- всякая чуждая христианству идея при столкновении с ним по принципу диалога, принятия,- гибнет вместе с его носителями.