Омар Хайям – Избранное.
К чёрту пост и молитву, мечеть и муллу! Воздадим полной чашей аллаху хвалу! Наша плоть в бесконечных своих превращеньях То в кувшин превращается, то в пиалу.
Пока медресе и мечети во прах не падут, Дела мудрецов-каландаров на лад не пойдут. Покамест неверием вера, а верой неверье не станут, - Поверь мне, - средь божьих рабов мусульман не найдут.
Пусть буду я сто лет гореть в огне, Не страшен ад, приснившийся во сне; Мне страшен хор невежд неблагородных, - Беседа с ними хуже смерти мне.
Будешь в обществе гордых учёных ослов, Постарайся ослом притвориться без слов, Ибо каждого, кто не осёл, эти дурни Обвиняют немедля в подрыве основ.
Я презираю лживых, лицемерных Молитвенников сих, ослов примерных. Они же, под завесой благочестья, Торгуют верой хуже всех неверных.
Я знаю этот род напыщенных ослов: Пусты как барабаны, а сколько громких слов! Они рабы имён. Составь себе лишь имя, И ползать пред тобой любой из них готов.
Лицемеры, что жизнью кичатся святой, Грань кладут между телом и вечной душой, Полный кубок вина я поставлю на темя, Если даже мне темя разрежут пилой.
Отрекусь от поста и пещер в этом мире земном. Пусть я волосом бел, буду вечно дружить я с вином. В чаше жизни моей семь десятков исполнилось вёсен, Если мне не теперь пировать, то когда же потом?
«А вот, - вставляет кто-то, - говорят, Что будет смотр: и кто испорчен – в ад Швырнут и – вдребезги! Не верю! Сплетни! Наш Добрый Друг устроит всё на лад…»
Попрекают Хайяма числом кутежей И в пример ему ставят непьющих мужей. Были б столь же заметны другие пороки – Кто бы выглядел трезвым из этих ханжей!
Вхожу в мечеть смиренно, с поникшей головой, Как будто для молитвы…но замысел иной: Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз; А он уж поистёрся, хочу стащить другой.
Ты, муфтий, нас беспутнее подчас, Мы во хмелю тебя трезвей в сто раз. Пьёшь кровь людскую, кровь лозы мы тянем, - По чести: кровожадней кто из нас?
Лучше впасть в нищету, голодать или красть, Чем в число блюдолизов презренных попасть. Лучше кости глодать, чем прельститься сластями За столом у мерзавцев, имеющих власть.
Благоговейно чтят везде стихи Корана. Но как читают их? Не часто и не рьяно. Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих, Читают вечером, и днём, и утром рано.
Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе. Трезвон колоколов – язык смиренья рабий. И рабства чёрная печать равно лежит На чётках и кресте, на церкви и михрабе.
В мечетях, в храмах, в капищах богов Боятся ада, ищут райских снов. Но тот, кто сведущ в таинствах творенья, Не сеял в сердце этих сорняков.
Как надоели мне несносные ханжи! Вина подай, саки, и вот что: заложи Тюрбан мой в кабаке и мой молельный коврик: Не только на словах я – враг всей этой лжи.
|