[santehlit]

Вы знакомы с литературным жанром нон-фикшен? Когда нет классического построения сюжета – завязка, кульминация, эпилог – а идет практически документальное повествование о жизни. В таком жанре написан сборник рассказов и повестей «Рахит». О чем он?
В двадцать лет силы нет, её и не будет.
В сорок лет ума нет, его и не будет.
В шестьдесят лет денег нет, их и не будет.
/народная мудрость/
Пробовал пристроить его в издательства с гонораром – не взяли.
Пробовал продавать в электронных издательствах-магазинах – никудышный навар.
Но это не упрек качеству материала, а просто имени у автора нет. Так я подумал и решил – а почему бы в поисках известности не обратиться напрямую к читателям, минуя издательства; они и рассудят – стоит моя книга чего-нибудь или нет?
Подумал и сделал – и вот я с вами. Читайте, оценивайте, буду рад знакомству…

Человек рождается маленьким, беспомощным, беззащитным, но с невероятной жаждой жизни и удивительными способностями выживать в любой среде – будь то волчье логово или королевские чертоги. Только в каменных замках растут принцы, а в земляных норах – маугли.
Появился я на свет здоровяком. Из всей палаты – что весом, что ростом – матери на радость, другим роженицам на зависть. Но вот беда – не пошло мне впрок родное молоко. То ли патриотизм во мне начисто отсутствовал и впитываться не хотел, то ли ещё какая причина, только мотал я головой, избегая нацеленного в рот соска, и верещал, истошно, не согласный с голодной кончиной. То же, что ухитрялась впихнуть в меня мама, неблагодарно срыгивал.
На счастье моё случилось в палате мёртворождение. Горевала несчастная очень, и муж её дома – запил, забирать не хотел жену-неудачницу. Просила она, глядя на наше родственное противостояние:
- Нюр, ну, дай покормить.
В её руках я мигом успокаивался - набивал брюшко контрабандой и неблагодарный засыпал. Молочная моя мама плакала, а родная злилась. Возмездие ждало дома. Так и не привыкнув к родному молоку, выживал на сладенькой водичке и жёваном хлебе. Вопил дни и ночи напролёт, голос потерял, а потом слабеть стал.
Однажды отчаявшись, отложила меня в сторону мама и сказала:
- Не жилец.
Застонал глухо отец, скрипнув зубами. Сестра смотрела на меня с деловым интересом, будто гробик примеряя. Но Всевышний рассудил по-своему.
Заглянула к нам врачиха участковая и всплеснула руками:
- Да у него ж рахит развивается! Что ж вы, мамаша, ребёнка губите? Ну-ка, бегом к нам.
Вернулись мы в палату, из которой месяц назад выписались, и пошёл я по рукам - ел от брюха, пищать перестал, поправляться начал.
- Большой любитель чужого добра растёт, - смеялись женщины.
А мама на своём:
- Троих вскормила. Что ж этот как подкидыш?
Врачи:
- Бывает. Несовместимость.
Мама моя человёк упёртый, ей врачёвы домыслы по барабану. И что было бы со мной, не явись на выписку за нами отец, одному Всевышнему известно. Но он прибыл и строго из-под сдвинутых бровей глянул на жену, услышав диагноз.
- Коровка есть? – напутствовали врачи. – Вот и кормите малыша. Кашки варите, творожок. И везде, везде рыбий жир добавляйте….. Слышите? Рыбий жир спасёт вашего потомка.
Я притих в кулёчке одеяла, чуя кульминацию недолгой жизни.
Отец взял меня на руки и с тех пор не выпускал до самой своей кончины – не в буквальном, конечно, смысле.
Вот с такими мироощущениями и вошёл я в сознательную жизнь:
- с болезненной, порой доходящей до абсурда любовью и опекой отца;
- с незаметной, практически не проявляющейся, однако подспудно всегда присутствующей неприязнью матери;
- с презрением старшей сестры – «рахитик!»
- с тошнотворным вкусом и запахом рыбьего жира.

Эскизы прикрепленных изображений

 

[santehlit]

- Слышь, - говорю Чистякову, - между прочим, двух сынов мужик укокошил и пару-тройку жён.
Он понял, но от полемики уклонился:
- Я отца зарубил.
Гудермес. Здесь пришлось расстаться с поездом и его уютным вагоном, нас приютившим. На вокзале картина во всю стену – кадр из кинофильма «Кубанские казаки». Она, красивая, в тачанке - он, чубатый, на коне.
- О-пана! – озвучил кто-то прихлынувшие чувства. – Говорят Чечня, а мотивы родные….
- Да все чеченцы сейчас в Казахстане парятся. Их ещё в войну Сталин в порочных связях с Гитлером уличил.
Но оказалось, не все чеченцы в казахских банях. Нужный нам поезд предстояло ждать долго, и командиры провели разведку на счёт «порубать». Сначала вся толпа ушла в городскую столовую, а наш «кубрик» в известном составе остался на вокзале сторожить пожитки. Потом пошли мы с Дятловым во главе. Шли, правда, не строем – просто окружили его и слушали - замполиты, известно, болтать умеют.
Мы с Постовальчиком как-то быстро отмахали ложками, вышли на улицу, ждём остальных, спичками зубы ковыряем. Вот они, дети тех, кого за симпатии к немецко-фашистским оккупантам Генералиссимус послал целину поднимать. Подваливают. Где на словах, где жестами объясняют - что нам не следует жлобиться, а поделиться деньгами, которых у нас полные карманы, с этими бравыми ребятами, горными орлами, потому что они в городе самые крутые.
Может, не дословно я тут перевёл их речь, но, в принципе всё понятно. В любом населённом пункте – возьми Челябинск, Троицк или будь то наша тихая Увелка – найдутся вот такие уркаганы, которые считают верхом гостеприимства отобрать у приезжих часть их денег. Заметьте – именно, часть, потому что они не бандиты и не воры, а очень даже гостеприимный народ, но обычай требует….
Я, понятно…. Да, причём тут я – любой молодой человек бывал в подобной ситуации. Не поверю, если кто-то скажет, что нет. Выбор тут вобщем-то невелик - или отдай, или дерись. Можно, конечно, попытаться убежать, но, уверяю – это бесполезно. Такие орёлики прежде, чем подойти сначала отрежут все пути отступления. Самое гадкое - когда паренёк денег не отдаёт, бежать не пытается, постоять за себя тоже. Стоит с пунцовой рожей, а пронырливые руки выворачивают его карманы.
Выбора у нас с Постовальчиком не было. Я это чувствовал и, даже не видя лица, знал его решение – надо бить. Я стоял ближе – мне и выпало первому в эту чебурецкую харю двинуть своим кулаком. Можно было, конечно, вступить в переговоры, оттянуть время, дождаться ребят и офицера. Но я видел их рожи, готовые встретить дружным издевательским хохотом любое произнесённое мной слово. Они просто зачарованно смотрели мне в рот, словно ждали команды - всем ржать! И совсем не обращали внимания на руки. А зря! Ладони сжались в кулаки, напряглись. Я уже сделал выбор - правой этому, левой тому….
- Я отца зарубил! – то ли вовремя, то ли некстати рявкнул за спиной Чистяков.
Чеченцев, как ветром сдуло. Бегать они мастаки. Впрочем, не успели скрыться за углом, как оттуда – мама дорогая! – десятка два парней. Все на одно лицо – чебурек к чебуреку.
Но и к нам подоспело подкрепление: Дятлов набил-таки бездомный трюм и выкатился из столовой. Прикрыл нас от надвигающейся толпы грудью и животом.
- Вам чего, ребятки? А впрочем, кстати, берите мяч, приходите на вокзал – сыграем в футбол.
Ему не ответили. Да он и не ждал – развернул нас в сторону вокзала и потопал в арьергарде.