[santehlit]

Еще работая журналистом районной газеты, собирал и записывал рассказы местных старожилов, бывальщину. Отец много повествовал о наших корнях. Так и появился на свет сборник рассказов и повестей «Самои». О чем эта книга?
Людей терзает необъятность вечности, и потому мы задаёмся вопросом: услышат ли потомки о наших деяниях, будут ли помнить наши имена, когда мы уйдём, и захотят ли знать, какими мы были, как храбро мы сражались, как неистово мы любили. (Д. Бениофф. «Троя»).
Пробовал пристроить его в издательства с гонораром – не взяли.
Пробовал продавать в электронных издательствах-магазинах – никудышный навар.
Но это не упрек качеству материала, а просто имени у автора нет. Так я подумал и решил – а почему бы в поисках известности не обратиться напрямую к читателям, минуя издательства; они и рассудят – стоит моя книга чего-нибудь или нет?
Подумал и сделал – и вот я с вами. Читайте, оценивайте, буду знакомству рад…

[santehlit]

- Неужели вы, господин казак, их за людей не считаете за то, что они Магомету поклоняются?
- А ты сам-то чей будешь?
- Я с ними торги веду. Я им хлеб, они мне кожи да мясо, да мало ли чего.
- Ага! Ну-ка, хлопцы, всыпьте этому другу магометцев сто плетей.
Сотню он не выдержал, похворал немного и помер.
- Ну и что, Фёдор этот с ними был?
- Не видел.
- То-то, что «не видел».
- Да ты не убивайся так, - хлопнул Демьян приятеля по плечу. – Надежда – хлеб несчастливца.
- Это я-то несчастливый? – встрепенулся Игнат. – Да ты же, Косоротый, первый, мне завидуешь, от своей хромоножки отворачиваешься на мою басеньку заглядываешься.
Попов отшатнулся, обиженный за колченогую от рождения жену и деревенское своё прозвище, буркнул, хлебнув самогона:
- Твоя басенька не по тебе сохнет, не для тебя цветёт.
- Как это?
- Таких баб знаешь, как держать надо? – Демьян сжал кулак перед носом Дергалёва. – А ты - хлюпик, сопли со слезой мешаешь да жалишься, ждёшь, когда она на стороне натешится, да к тебе вернётся.
- Это я хлюпик? На стороне тешится? – Игнат пошарил вокруг себя взглядом, подхватился из-за стола и ринулся в спальню, на ходу выдёргивая ремень из брюк. - Запорю паскуду!
Кровать была пуста. Мужики растерянно топтались на месте, оглядывая сумрачные углы и друг друга.
- Я знаю, где искать, - нашёлся Демьян. – Айда к Шаминым.
Испуганная Татьяна распахнула калитку непрошенным гостям, отступила к крыльцу:
- Засветло уехал. Вон смотрите – ни лошади, ни телеги – нет Фёдора.
Демьян покликал приятелей. В двухместный ходок взгромоздились шестеро мужиков и погнали по волчанской дороге самого резвого ТОЗовского скакуна.
Беглецов настигли в ночном лесу. Скакун резко заржал и встал на дыбы, ткнувшись в Фёдорову телегу. Матрёна вскрикнула и в чащу. Агаркова мужики стащили с телеги, свалили в грязь и принялись пинать, матерясь, толкаясь и мешая друг другу.
Когда замешательство прошло, Фёдор сумел подняться, привалился спиной к берёзе и некоторое время терпел град ударов, прикрывая руками голову. А потом изловчился и стукнул одного, стукнул другого, и пошла кутерьма. Сильный и злой, он бил нападавших наотмашь, и те кубарем летели прочь, не сразу вставали и уже без прежнего энтузиазма подступали вновь.
- Ножом его надо, ножом, - рычал Демьян. – У кого нож?
- Обронил я его, - гнусил Дергалёв.
Фёдор зацепился за эту мысль.
- Всё, мужики, сейчас я вас буду резать, - сказал он не громко, но твёрдо.
Соломатовцы дружно попятились. Кто-то прыгнул в ходок, попытался развернуть скакуна на узкой дороге.
На Фёдора нашёл кураж:
- И лошадь зарублю и тарантас сломаю.
Скакун будто от слов его заржал дико, дёрнулся, затрещали оглобли. Ходок ударился о пенёк колесом, оно подломилось, ходок перевернулся. Скакун, оборвав постромки, умчался в ночь. Следом соломатовские мужики дружно зачавкали чуть прихваченной ночным морозцем дорожной грязью.
Когда стихли их топот и голоса, Фёдор разжал онемевшие кулаки, попытался успокоиться. Болели битые рёбра, пылала щека под глазом, больших увечий он не ощутил.
- Матрёна, - позвал тихо.
И из темноты совсем рядом:
- Я здесь, коханый….