[соня]

Партия из одного человека.
Как известно из школьного курса истории,
патриотами себя считали как славянофилы, так и западники.
И те и другие были убеждены что противоположная партия тянет страну в пропасть.

я не буду бороться за этот титул и слагаю с себя звание патриотки, хоть ею несомненно и очевидно для всех, кроме совсем уж некоторых, - и являюсь.
И отдаю его в полное владение стану и стону охранителей.

Пусть они своей жизнью и деятельностью украшают как и чем могут это понятие.

А я настоящей декларацией создаю партию из одного человека:
Партия Простора,
партия вольного воздуха,
партия веющего где хочет Духа.
Устав партии: "Устав - самоликвидируйся"

Прием в партию - не ограничен. Прием в партию - невозможен.
Создавайте сами свою партию из одного, отдельно взятого человека.
Только так возможна соборность.

[соня]

А вот слова его самого:

Режет глаза отрицание экуменизма, а ведь это шаг к возвращению демократической России в демократическую Европу. Это шаг к братской любви между верующими. Отказ от экуменизма связан с отказом от всякого обновления, от реальности истории, требующей переосмысления древних символов. Без экуменизма невозможно сотрудничество религиозных общин в нравственном возрождении России. Война с ересями, действительными и мнимыми, дает новое воплощение духу ненависти, глодавшему коммунистов, и оправдывает требование полицейских мер против конкурентов. Идеал церковных консерваторов - не демократическое государство, а полицейское, и даже тоталитарное┘

у православия - своя традиция, своя догматика, не менявшаяся с VIII в. Православие в России прочно срослось с русским имперским сознанием, оно не может быть экуменическим, либеральным, открытым современности, оно органически не способно вести диалог с современностью на ее языке. Оно ищет власти, способной охранять его неподвижность и готово поддерживать такую власть. Но ведь нечто сходное можно было говорить о католичестве до Иоанна XXIII. Каноничность - не препятствие внутренней жизни. Рублев строго верен постановлениям VII Вселенского Собора об иконописи - и непосредственно жив в каждом движении своей кисти. Если православные не инертны, инертность православия исчезает.

Верующие в современной России "испуганы, боятся сделать что-то "не то", - продолжает вл. Антоний. - После всех этих лет, когда не было возможности свободно думать и говорить друг с другом и как бы перерастать XIX век, очень много страха и желания непременно только повторять то, что уже принято и уже стало языком Церкви и мыслью Церкви. Это должно рано или поздно перемениться┘ Не упускаем ли мы момент, данную нам возможность стать из церковной организации Церковью (резко интонационно подчеркнуто и выделено жирным шрифтом в публикации Е. Майданович - Г. П.).

После всех этих лет, когда можно было Церкви продолжать существовать только крайней верностью всей форме, конечно, очень страшно начать думать и начать ставить вопросы. Удивительно, что в древности отцы Церкви только тем и занимались, что вопросы ставили. Если они ответы давали, то потому, что сами же и вопросы ставили. Ответы не падали с неба на несуществующие вопросы┘

Отец Георгий Флоровский мне как-то сказал: знаете, нет ни одного отца, у которого нельзя найти ереси, за исключением Григория Богослова, который был такой осторожный, что ничего лишнего не сказал┘ Я думаю, что очень важно, чтобы сейчас мы мыслили и делились мыслями - даже с риском, что мы завремся, - кто-нибудь нас поправит, вот и все.

Помню, как я был смущен, когда Николай Зернов, пятьдесят лет назад, мне сказал: "Вся трагедия Церкви началась со Вселенских соборов, когда стали оформлять вещи, которые надо было оставить еще гибкими". Я думаю, что он был прав - теперь думаю. Это не значит, что Вселенские соборы были не правы, но они говорили то, до чего они дожились. И с тех пор богословие тоже до чего-то дожилось".