[Ledi]

Я по жизни иду не грущу,
Но всегда воспеваю печаль.
Я любовью и негой дышу,
Дней прожитых мне вовсе не жаль!
S.

- Я, уже не ревную и теперь не грущу,
Подыскала подругу другую,
И легко с ней тебя отпущу.
Не прошу нежных слов
- не молю о прощении.
И не жду уговоров
- слез не будет любви-умиления.
Отпускаю легко на свободу,
покидаешь бурную воду:

Дважды в реку войти невозможно;
Отвернуться легко, а вернуть очень сложно,
Что разрушено - нам не построить,
Отпусти! А удерживать смысл?
Считаю - не стоит…

[Prediger]

Вы в корне не правы - бывает,

Зрю именно в корень, а там истерики и ломка, хотя на поверхности и может быть выдано снисходительно-равнодушное "дружеское".

[Metaxas]

Банально, банально, очень банально. Ни одной свежей мысли, частокол штампов и натужных фраз.

А я бы не стал так говорить о стихах. Это ведь хорошо, когда человек пишет стихи. Это ведь хорошо когда растут цветы. И не нужно их затаптывать или рвать. Пусть кругом растут цветы. Все цветы прекрасны. Даже самые мелкие и невзрачные. Если приглядеться...

Чепуха, такого просто не бывает, если были какие-то страстные чувства. В данном случае фантазия и рисовка.

Чтобы судить о том, что бывает, а что не бывает в чувствах женщины, нужно самому быть женщиной. Я всю жизнь учился понимать женщин и не думаю, что даже сейчас, со всем моим психологическим образованием и опытом работы в женском коллективе, я могу похвастаться, что вполне этому научился. Однако очень легко сказать о непонятном "фантазия и рисовка" или выдать какой-нибудь затасканный "штамп" о соотношении женского ума с длинной волос. Этим мы, "сильный пол", спасаем свою самооценку, догадываясь в глубине души, что они всегда понимают нас лучше, чем мы их.

Банально тем, что это уже сто раз сказано, начиная с Пушкина: я вас любил, любовь ещё быть может...

Не надо начинать с Пушкина, как не следует начинать с Шекспира или Данте. Начав с Пушкина, так и закончишь Пушкиным. К тому же, Пушкин никогда ничего подобного не писал и писать не мог. Так же ни Блок, ни Есенин, ни поэты сталинской эпохи русской литературы подобных чувств не знали. И Пушкин, и Блок, и Есенин, и Пастернак, и Ахматова и даже Мориц были поэтами имперскими, мыслившими, как Вергилий или Гораций, категориями вечности. Первыми, кто отразили подобные чувства были Андрей Вознесенский и Иосиф Бродский, каждый на свой лад предвозвестившие гибель Империи. Именно они ввели в обиход этот мещанский пафос отторжения прошлого - от пластов истории до личных камерных чувств. Как писал Андрей Андреич:

Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу прошлое.

Отсюда и незнакомый прошлым векам императив в личных отношениях:

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет,
есть дубликаты, как домик убранный,
где они жили немного лет.

Или...

Вы прошлой любви не гоните,
вы с ней поступите гуманно:
как лошадь, ее пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.

За точность цитат не ручаюсь. Цитирую по памяти.

Этот порыв отторжения прошлого экспрессивно выразился в песнях Аллы Пугачевой, как постоянный рефрен ее творчества, красной нитью проходящий через все образы этой гениальной певицы:

Уходя - уходи!
Не меняй рокового решенья.
Уходя - уходи!
Без сомненья и без сожаленья.
Уходя - уходи!
Если кто-то тебе не поверит.
Уходя - уходи!
Затвори за собой плотно двери.

Именно здесь, мне кажется, коренится прототип лирического героя "банальных стихов", столь безоговорочно и хладнокровно осужденных Вами:

Так и скажи, что не любишь меня,
Ну, что ж ты, давай смелей,
Та, на кого ты меня променял,
Глупее, моложе и веселей.
Я и сама дверь отворю,
Крепкого чаю ей заварю,
Люби его детка, как я не смогла,
Люби его крепко, он хочет тепла.

Крикну, а в ответ тишина,
Снова я осталась одна,
Сильная женщина плачет у окна.

Чтобы забыть тебя и поскорей,
Я приглашу старых друзей,
И притворюсь, будто все хорошо,
Стану шутить я всем бедам назло.
Я прогоню нелепую боль,
В жизни моей ты сыграл свою роль,
Кто-то теперь скажет "люблю",
Может быть даже поверю ему.

Та, что с тобой рядом была,
Это твой сон, грех, это не я,
Если и жаль мне, то только тебя,
Ведь я для тебя умерла.

а там истерики и ломка

Вот и прекрасно. Поэту не грех быть истеричным. Лишь бы было талантливо. Я и сам не прочь иногда так не по-мужски закатать "истерику" в стихах:

Пусть пепел остынет,
Пусть пепел
Остынет.
Пусть исчезнет в мире любовь,
Пусть умрёт Божество.
Не хочу,
Не хочу никого ненавидеть
И любить не хочу
Никого.

Пусть не будет спасенья
Никому
До скончания дней.
Пусть в храме умрёт священник,
Погаснет огонь.
Что ж ты, ангел,
Сзывай долгогривых коней:
Белый конь,
Рыжий конь,
Чёрный конь.

А четвёртый,
Он - самый желанный,
Бледный,
Как в абстинентном бреду,
Словно осень,
Словно забвенье,
Словно сладкая дрожь расставанья,
Словно дождь,
Поздний дождь,
Самый поздний в году.

1998

Я понимаю, уважаемый Prediger, что Вашей рассудочной лире такие настроения чужды, но они имеют равное право на существование: кто-то заслушивается классикой, а кто-то "тяжеляком" - каждому свое...