[Иэм]

РАСКРАШИВАЯ ПОЛОТНО


Один взмах, другой – на полотне появляются нвые формы, новые цвета – хоть их и нет изначально нигде, и я, вместе с ними появляюсь снова и снова, каждый раз необычно свежий и всегда другой. Мне нравится мое художество, мне нравится мой мир! Круг, в котором я стою – нарисован. Нарисован ли я?

БЕГУЩИЙ НЕГОДЯЙ

По стенам и потолкам, по крышам и тротуарам бежал он. Кепка наберкень, разрезанная на множестве мелких и незначительных частей, рубаха. Он бежал, а люди смотрели вслед, мелькали, поворачивались глаза, высовывались языки, шипели по-змеиному: «Ммм… негодяй…»

ДЕРЕВО И БЕРЕГ

Как хорошо спускается небо к нам. Как хорошо сегодня! Серебристая река поет торжественую песню, плескаются лягушки, с листьев и веток стекают струи бабочек и прочих насекомых. Все умиротворенно и спокойно, все волшебно и разноцветно. А под корнем, под извилистым, вздыбившемся корнем, лежит леший и заунывно поет. утешим его, ляжем рядом, заснем. Умрем, утешим его. Давайте…

ГРОЗА НАЧИНАЕТСЯ

Федор взглянул в окно. Над кипой крыш и фонарей выклубилось гигантское облако. Нет! – вскричал вдруг Федор. – Это ведь не облако, это ведь настоящая туча! И скоро будет гроза! И нет мне прощения, и никто не услышит меня, никто не пожалеет! И дети мои никогда не узнают об этом проклятом дне! Скоро будет гроза! Но Федора никто не услышал.

МОИ ДЕТИ

У меня много детей. Если честно – у меня их тысячи. Если точно и наверняка – я их не считал. Они копошатся и смеются. Что ж. Посчитаем-ка!

В ТЕМНОТЕ

Я ощупываю собственное лицо. В темноте оно не похоже на себя, ибо не видно рук моих, пальцев, и становится страшно, и ничего не чувствуется и приходит вопрос: Я ли это? Я ли ощупываю свое лицо?
И я иду, медленно, осторожно, выверивая каждый шаг – ведь шаг, он как мысль, он не простит происшедшего, он обязательно напормнит о своей неказистости в случае чего. Пять столиков вокруг, женщина стряхивает пепл на пол, книга тихо шуршат, пауки бегают около стекла, за стеклом – медленно спят бомжи.

ЕСЛИ САХАРУ ОБЪЕСТЬСЯ

Когда маленькая Энн потянулась к сахарнице, нянька со строгим видом ударила ее по рукам, причем ударила не так, как всегда, в научение, а очень больно, даже чересчур больно. И не выдержав подобного унижения, маленькая Энн немедля разревелась.
- Что ты, что ты, - испугалась няня. – Я ведь не со зла. Просто если сахару объесться, то можно никогда не выйти замуж. Я боялась за тебя.
- Правда? – сквозь успокаивающиеся слезы спросила маленькая Энн.
- Я же никогда не лгала тебе, - сказала врунья, старая, неповортливая, скрюченная няня.
И маленькая Энн успокоилась.

ДОЛГАЯ ДОРОГА

Снупи и Янши собирались в долгую дорогу. Снупи накинул плащ. Янши надела шляпу. Снупи взял узелок. Такие еще в мультфильмах бывают. Янши взяла циркульную пилу – такие бывают в страшилках. Теперь все готово, можно и в путь.

[Мёртвый Связист]

Кончен был бал и белые пальцы свеч не горят теперь в моем вдруг опуствешем доме. Блестящая и морозно-живая зимняя ночь легкой шалью накинута на город. Будто вырезанный из хрусталя - поднялся и окреп прозрачно-синий цветок.
Зал, где музыка только что кружила легкие молодые тела теперь странно пуст. Но, чу! Письмо! Беглый почерк взволновал мое сердце, слова любви стояли пред глазами огненными буквами. Под бумагой письма лежало серебряное кольцо. Я нервно сунул его в карман пиджака и, не в силах находитсья в этом очерненном ночью доме более, выбежал на улицу и поймал двуколку.

"В ломбард!, - крикнул я извозчику - быстрей, скотина!".
Интересно, сколько можно выручить за эту прелестную безделушку?