[Libra]

Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племен!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...

Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть, за труд и за честность,
И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!

И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме
На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
А мимо неслись в торопливом немолкнувшем шуме
Весенние воды, и бревна неслись по реке...

Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.

И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, -
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..

О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!

Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, все понимая, без грусти пойду до могилы...
Отчизна и воля - останься, мое божество!

Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!..

Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.

И только, страдая, израненный бывший десантник
Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...

О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
(фото Натальи)

[volkoff]

Рубцов - может, один из последних признанных (и то после смерти) тихих романтиков (в душе, не в свете)

памяти Рубцова
(моё)

Так устроено, видно, на свете,
Жизнь возводит не всем пьедестал.
Это смертью он назван поэтом,
Это в смерти он признанным стал.

Но чем жил, и во что он не верил?
Что любил и о чём тосковал?
Как страдал он, считая потери? –
Разве знаем? А он ведь страдал.

Он был так беззащитен по-детски
И не смог себя вывести в свет.
Что ж, поэт – это имидж не светский.
(Если он не придворный поэт).

Кто-то скажет: и жил он без правил,
И гулял, и буянил, и пил…
Только что в этой жизни оставил
Это самый, кто правильно жил?

Суета всё. Лишь вечером воздух
Снова свеж, как бутоны весной.
И поэты молились на звёзды,
И поэты болели Луной.

Лунный путь – будто гать на трясине,
А трясина без края и дна…
Неприкаянны судьбы в России,
Как и, в общем, Россия сама.

Души загнаны в строгие рамки
И оставлены там до поры…
Сколько бездарей вылезли «в дамки»
По таким вот законам игры!

Но поэт не подвластен запрету –
Что ему их запрет, и указ!
Так случилось, что стих «Смерть поэта»
До сих пор актуален у нас:

Ты умри, и что хочешь простится!
Всё сумеем забыть и понять!
(Как обидно в курятнике птицам
Что какой-то там может летать!)

Будет памятник, речи, букеты,
Одного им понять не дано,
Что не может быть смерти поэта,
Если строки читают его.

Опадает листва на берёзе,
И летят над землёй журавли…

Дай-то Бог, чтобы чистые слёзы
Наши души очистить смогли.