|
 |
День национального единства 4 ноября, замена коммунистического праздника |
 |
|
|
|
|
3.11.2005, 22:33
|
Заслуженный Ветеран
    
Группа: Servus Servorum Dei
Сообщений: 14495
Регистрация: 20.9.2005
Вставить ник
Цитата
Из: Русь - чудесная страна
Пользователь №: 1
Репутация: 462

|
Новый красный день
Что мы празднуем четвертого ноября
Впервые отмечаемый в 2005 году День национального единства заменил ставшую давно привычной годовщину Октябрьской революции 1917 года. Теперь главным праздником стал день освобождения Москвы от иноземцев в 1612 году. 4 ноября (26 октября по старому стилю) польский гарнизон, осажденный в Кремле, сдался ополчению Минина и Пожарского.
В 1996 году президент Ельцин своим указом переименовал праздник годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции 7 ноября в День примирения и согласия. Предполагалось, что новое название "смягчит противостояние и примирит различные слои российского общества". Подразумевалось, что противоречия сохранились со времен Октябрьской революции, ввергшей страну в Гражданскую войну.
В исторической памяти 7 ноября оставалось также днем военного парада 1941 года в честь 24-ой годовщины Октябрьской революции. Прямо с Красной площади участники парада отправлялись на передовую.
Следующие после "ельцинского" переименования годы показали, что примирением и согласием в этот день никто не занимался: 7 ноября осталось одним из ключевых дней для проведения митингов левой оппозиции.
Потребность в разрешении спорной ситуации озвучил Межрелигиозный совет России в сентябре 2004 года. Тогда было распространено обращение, в котором лидеры конфессий призвали установить новый государственный праздник - День национального единства. Была выбрана компромиссная дата, позволившая не перемещать заветный осенний выходной: 4 ноября.
В обращении говорилось, что в этот день в 1612 году была освобождена Москва, и "патриотические настроения народа нашей страны, единение всех граждан, независимо от происхождения, веры и положения в обществе, сплочение и солидарность сыграли особую роль в судьбе России". История
В череде важных событий конца Смутного времени 26 октября 1612 года выглядит только одной из многих ключевых дат. Так, 10 сентября 1611 года избранный земским старостой в Нижнем Новгороде Кузьма Захарович (Козьма Захарьевич) Минин призвал Дмитрия Михайловича Пожарского возглавить ополчение, и князь принял предложение. А 24 августа 1612 года состоялось, возможно, решающее сражение русских войск с поляками. В тот день гетман Ходкевич попытался совершить очередной прорыв к Москве, чтобы доставить продовольствие и свежие силы польскому гарнизону, находившемуся к тому времени в Кремле около двух лет. Объединенными усилиями казаков князя Трубецкого и войска Минина и Пожарского атака была сорвана. Чего стоило уговорить казаков сражаться, для истории сохранила летопись: келарь Троицкого монастыря Аврамий Палицын предложил им монастырскую казну, и только тогда они согласились действовать совместно с ополченцами.
В та же время прилучися быти в полках у князь Дмитрея Михаиловича Пожарсково Троицкому келарю Аврамию Палицыну, и пойде в табары х казаком и моляша их и посули им многую монастырьскую казну. Они же, ево послушавше, поидоша и придоша с обеих сторон от Трубсцково полку и от Пожарсково и совокупившеся вместе, острожок Клеметьевской взята и литву побита.
Летопись
После этой победы началась осада Китай-города и Кремля, где укрывались поляки во главе с полковником Николаем Струсем. Вместе с польским гарнизоном там же находились члены Семибоярщины и их семьи. Осажденные жестоко страдали от голода и, по сообщениям очевидцев событий с обеих сторон, не брезговали человечиной. Зная об этом, 15 сентября князь Пожарский направил письмо с предложением о сдаче. Фактический ультиматум не был принят, и 22 октября начался штурм, в ходе которого поляки оставили Китай-город. На следующий день поляки выдвинули свои условия сдачи, прося сохранить им жизнь.
24 октября через Троицкие ворота Кремля вышли члены Семибоярщины и их родные, в том числе и будущий царь Михаил Романов. Казаки князя Трубецкого едва не разорвали "сидельцев", но их защитило войско Пожарского. 26 октября русские войска вошли в Кремль и, несмотря на достигнутые ранее соглашения, полк поляков под командованием Струся был почти полностью перебит казаками. Только отряд хорунжего Иосифа Будило почти не пострадал, поскольку сдавался князю Пожарскому. Таким образом, 26 октября (или 4 ноября по новому стилю) Кремль был очищен от поляков.
Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный порутчик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать; один товарищ съел своего слугу; словом, отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге, слуга в господине; кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел.
Иосиф Будило
Важнейшее событие произошло 21 февраля 1613 года, когда земский собор избрал царем шестнадцатилетнего Михаила Романова. За него проголосовало 57 представителей духовенства, 136 бояр и высших служивых чинов и 84 представителя городских служивых людей. 25 февраля того же года завершилась передача функций совета новому царю.
В 1618 году наконец было заключено Деулинское перемирие с Речью Посполитой. Одним из его условий был обмен пленными. В результате из Польши на родину вернулся отец нового царя митрополит Филарет (в миру Федор Никитич Романов, отец царя Михаила Федоровича). Кстати, он был обменян на полковника Струся, чудом уцелевшего при сдаче Кремля ополченцам.
В середине XVII века на 26 октября было установлено осеннее празднование иконы Казанской Божьей матери, приуроченное к освобождению московского Кремля. По преданию, казанцы-ополченцы привезли в Москву список своей чудотворной иконы, которая и помогла победить интервентов. При царе Алексее Михайловиче Казанская икона стала официальной покровительницей дома Романовых, а впоследствии и неофициальной заступницей всей России.
Нетрудно представить, на какие компромиссы пришлось пойти законодателям, чтобы выбрать в качестве нового государственного праздника 4 ноября. Во-первых, необходимо было сохранить осенний праздник и выходной день, а во-вторых, найти наименее спорную дату из возможных. Поскольку конфессиональная составляющая событий 1612 года не затрагивала ни иудеев, ни мусульман, ни, тем более, буддистов, то Межрелигиозный совет России поддержал эту дату. На пресс-конференции представителей трех главных религий России 2 ноября 2005 года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл отмел предположения, что праздник народного единения несет признаки полонофобии.
Центр празднования Дня национального единения оказался, между тем, не в Москве, а в Нижнем Новгороде. Именно там в 1611 году усилиями Минина и Пожарского были преодолены сословные разногласия и собрано единое войско для похода на Москву. То есть, в Нижнем празднуют отчасти свой собственный праздник.
У всякой праздничной даты можно найти оборотные стороны, за исключением, разве что, Дня Победы или Нового года. Кто более ценен матери-истории - годовщина революции 1917 года или освобождение Кремля в 1612 году, покажет время. Назад
|
|
|
|
4.11.2007, 18:15
|
Заслуженный Ветеран
    
Группа: Servus Servorum Dei
Сообщений: 14495
Регистрация: 20.9.2005
Вставить ник
Цитата
Из: Русь - чудесная страна
Пользователь №: 1
Репутация: 462

|
Ещё немного информации о тех событиях.
-------------------------------------------------------------------------------------------------
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Государство на краю гибели. Поляки в Москве
В то самое время как в Москве умирал Скопин-Шуйский, от Смоленска к Москве приближалось польское войско под начальством искусного польского гетмана Жолкевского; царское войско, высланное навстречу гетману под начальством неспособного и всеми нелюбимого Димитрия Шуйского, было им наголову разбито при деревне Клушине. Через несколько дней Жолкевский, усиливший свое войско русскими отрядами, присягнувшими королевичу Владиславу подошел к Можайску и здесь стал ожидать дальнейших событий. Весть о клушинском деле повергла москвичей в полное отчаяние. Бедствия увеличились еще оттого, что Вор, сидевший в Калуге, осмелел и со своими шайками, подойдя к самой Москве, занял село Коломенское. Тогда сильная нелюбовь народа к Шуйскому проявилась открыто: чернь московская, руководимая Захаром Ляпуновым и князем Василием Голицыным, который сам мечтал о короне, с буйством ворвалась 17 июля 1610 года во дворец и увезла несчастного Василия в его боярский дом, где через несколько дней его насильно постригли в монахи. Напрасно патриарх Гермоген и другие благоразумные люди противились этому, говоря, что как ни худ царь Василий, а без него Москве станет еще хуже: их не хотели слушать, а Ляпунов и его приспешники, по словам летописца, «лаяли на самого патриарха». После свержения Шуйского власть перешла в руки боярской думы, во главе которой стоял князь Мстиславский. Москве надо было спешить с избранием государя. Патриарх предложил избрать князя Василия Голицына или сына митрополита Филарета — Михаила Федоровича Романова. Так впервые произнесено было это великое имя устами святейшего патриарха, будущего мученика за Родину! Однако предложение патриарха не встретило сочувствия. Чернь, желавшая с водворением Самозванца заняться в самой Москве грабежом и разбоем, высказывалась в пользу Вора; но гнусное самозванство его было настолько известно, и на Москве так сильно боялись грабежа, что боярская дума, а вслед за ней и московское население поспешили избрать на престол королевича Владислава. О полной свободе выбора в то время не могло быть и речи: поляки всюду рыскали по Руси, а гетман Жолкевский стоял в Можайске. К гетману, двинувшемуся к самой Москве, были высланы послы, которые с ним и заключили договор; в переговорах принимал участие и изменник Михаиле Салтыков. На этот раз в договор было поставлено требование о принятии Владиславом православия: только под этим условием патриарх согласился допустить целовать крест королевичу. Тушинский Вор, угрожаемый тогда и со стороны москвичей, и от Жолкевского, опять ушел в Калугу. В Москве же, по совету гетмана, деятельно принялись за составление великого посольства к королю под Смоленск, чтобы просить у него поскорее отпустить королевича. Во главе посольства, по совету хитрого Жолкевского, были поставлены митрополит Филарет и князь Голицын, как наиболее опасные люди для Владислава. В Москве великим послам даны были подробные наказы что и как говорить и отвечать королю. В день отправления великого посольства патриарх в Успенском соборе отслужил обедню и затем обратился к послам с речью, убеждая их стоять за православие; отвечал Гермогену от лица всех послов митрополит Филарет, который поклялся, что они ничего не уступят королю из того, что сказано в договоре. Послы уехали, а Жолкевский успел убедить московских бояр, что для безопасности столицы от Вора нужно ввести туда польские войска. Бояре, несмотря на несогласие патриарха и народа, в ночь на 21 сентября открыли ворота, и поляки заняли Кремль, Китай-город и другие важнейшие места. Вот к чему привела присяга королевичу: вместо православного государя москвичи увидели в столице польского военачальника и наглую польскую шляхту и панов. Пока был еще в Москве Жолкевский, он сдерживал бесчинства поляков, но вскоре он уехал, захватив с собою на пути, в Волоколамском монастыре, вопреки договору, несчастного бывшего царя Василия с братьями. В Москве начальником польского войска вместо него остался пан Гонсевский. С отъездом гетмана для Москвы наступило самое бедственное время. Переговоры великих послов с королем затягивались. Принятые сначала с почетом, послы очутились потом в положении пленников. Многие члены посольства не выдержали, целовали, по требованию поляков, крест самому Сигизмунду, а не его сыну, и, получив от короля милостивые грамоты и подарки, отъезжали домой. Но не так поступили митрополит Филарет и князь Голицын, с твердостью переносили они все лишения и ни за что не соглашались отступить от договора, подписанного Жолкевским, а тем более признать царем самого Сигизмунда. Стойкость этих послов вызывает невольно благоговейное уважение к ним: их держали в палатках, раскинутых на бологе отчего они болели, им не давали необходимого пропитания и настаивали на том, чтобы они написали Шеину сдать Смоленск. Но Филарет ответил, что они никогда этого не сделают. Таким же твердым человеком оказался и воевода Шеин. Никакие угрозы польских панов не могли его заставить сдать твердыню Смоленска. Когда северные и поволжские города узнали о захвате Москвы поляками и о присяге Владиславу, то при всем отвращении своем к сидевшему в Калуге Вору некоторые из них стали присягать ему, а не Владиславу, не желая видеть поляка на Русском престоле. Но в то самое время, как на севере присягали Самозванцу, он был убит одним крещеным татарином, и сама Калуга вскоре присягнула королевичу. Со смертью Вора русские люди, верные своей Родине, избавились от большой опасности, и многие из них пожалели теперь, что так быстро признали Владислава, особенно когда они увидели, что в Москве всеми государственными делами заправляет пан Гонсевский. В то же время они не могли не видеть, что бедствия государства достигли крайних пределов. Всюду бродили шайки казаков, поляков и своих воров, которые грабили, убивали, насильничали; при этом свои воры и разбойники проявляли какую-то особенную жестокость, даже поляки им удивлялись. На Волге восстали почти все инородцы: черемисы, мордва, татары. Север захватили шведские отряды. Словом, не было в несчастной России места, где можно было бы жить в безопасности. Многим русским людям казалось, что спасения уже нет, что государство гибнет. Появляется и ходит по рукам сочинение: «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства». В ярких красках описывая бедствия Родины, составитель плача восклицает: «Горе, горе. Увы, увы. Великая злоба содеяся и многомятежная буря воздвижеся, реки крови истекоша». Но не все приходили в такое мрачное отчаяние. В другом сочинении, написанном в том же 1610 году — «Новой повести о преславном Российском Царстве», восхваляется стойкость великих послов, особенно митрополита Филарета и защитников Смоленска. Составитель повести советует всем подражать им, клеймить безбожных изменников Михаилу Салтыкова и Федьку Андронова и призывает русских людей «лучше славно умереть, нежели безчестно и горько жить». Во главе людей, еще не отчаявшихся в спасении государства, встал святейший патриарх Гермоген, человек твердой воли и строгих нравственных правил, хорошо умевший владеть пером и словом. Еще будучи митрополитом Казанским, он составил прекрасное сказание о явлении Казанской чудотворной иконы Божией Матери. Патриарх видел, что Сигизмунд вовсе не хочет отпускать сына, а сам желает занять престол. Он решил, что медлить нельзя, и начал рассылать по городам грамоты, разрешая народ от присяги Владиславу и призывая его присылать ратных людей для защиты православной веры и святынь московских. Русские изменники донесли о грамотах патриарха Гонсевскому, тогда поляки окружили Гермогена стражей и отняли от него даже перо и бумагу. Между тем разные города, получив грамоты патриарха и узнав о «великом утеснении» Москвы от поляков, пересылаются между собой грамотами и сами друг друга призывают на борьбу с поляками и ворами. Первыми на призыв патриарха откликнулись рязанцы во главе с пылким их воеводой Прокопием Ляпуновым, который сам не раз был раньше зачинщиком смут, но теперь все готов был сделать для спасения Родины. В марте 1611 года вместе с многочисленным ополчением из разных городов он подходил уже к Москве, где враждебные отношения между жителями и поляками достигли крайних пределов. Москвичи открыто ругали короля, называя его «старой собакой», а королевича «щенком», а 19 марта, когда передовой отряд земского ополчения под начальством князя Димитрия Михайловича Пожарского входил в Москву и занимал Сретенку, в Москве загудели колокола, и москвичи единодушно поднялись против поляков. Но они, по совету изменника Салтыкова, подожгли в разных местах столицу, а сами укрылись за стенами Кремля и Китай-города. В течение трех дней пылала Москва — выгорело все Замоскворечье и так называемые Белый и Деревянный города. Поляки захватили на пепелище множество золота и драгоценностей, но мало позаботились о съестных припасах. Главные силы Ляпунова застали только груды дымящихся развалин и множество заражавших своим гниением воздух трупов людей и животных. Началась осада русскими людьми попавших в руки врагов Кремля и Китай-города. В то время как Ляпунов, подкрепленный многочисленными отрядами казаков во главе с атаманом Заруцким, который после смерти Вора пожелал служить общерусскому делу, мужественно сражался с поляками, на Россию обрушилось новое бедствие: пал Смоленск. Сигизмунд, видя, что с митрополитом Филаретом не сговоришься, отправил его и других послов, согласных с ним, пленниками в Польшу. Русское войско в Смоленске было изнурено голодом и цингой, но Шеин не хотел и слышать о сдаче. Измена помогла королю: сквозь пробитую в стене брешь в месте, указанном изменником, поляки ворвались в город. Многие смольняне заперлись в соборном храме Богородицы, не желая сдаваться, подожгли бывший в подвале порох и вместе с храмом взлетели на воздух. Шеин оборонялся со своей семьей в одной башне и, весь израненный, был взят в плен. Тогда же, благодаря измене, взят был и Новгород шведами. В Псков явился третий Самозванец. Бедствия увеличивались еще тем, что в земском ополчении, собравшемся под Москвой, начались раздоры. Казаки Заруцкого не ладили с земскими людьми; особенно ненавидели они Ляпунова. Пригласив для какого-то объяснения мужественного воеводу к себе в казачий круг, они его изменнически убили. После гибели Ляпунова большинство служилых людей разъехалось; под Москвой остались только казаки с Заруцким да прежние сторонники Вора во главе с князем Трубецким, которые лениво продолжали осаду Москвы, а больше занимались разбоем и грабежом. В Русском государстве не было не только царя, как после свержения Шуйского, но не оказалось ни одного человека, которому бы можно было подчиняться. Не Заруцкого же и его воров было считать правителями государства! Все, казалось, рушилось, неоткуда уже было более искать помощи; но Божий промысел незримо хранил русский народ, которому предстояло великое будущее. Все потерялись, но не потерялся один, которому всех было хуже: это был великий духом патриарх Гермоген. Захваченный поляками в Кремле и заточенный в тесном заключении, он, несмотря на бдительность стражи, находил возможность, главным образом благодаря двум смелым нижегородцам, сноситься с русскими городами. Он снова шлет в города грамоту, в которой просит неуклонно стоять за православную веру против ляхов, да и против казаков, которые, как он слышал, хотят поставить в цари Воренка — сына Марины и Вора. Чтобы окончательно отрезать для старца-патриарха сношения с внешним миром, поляки и Салтыков посадили его в каменный подвал в Чудовом монастыре и там уморили его голодом. Но смерть подвижника-патриарха за веру и Родину не пропала даром; мученическая кончина его еще более усилила новое народное движение, которое привело в конце концов к спасению Русского царства.
|
|
|
|
4.11.2007, 18:18
|
Заслуженный Ветеран
    
Группа: Servus Servorum Dei
Сообщений: 14495
Регистрация: 20.9.2005
Вставить ник
Цитата
Из: Русь - чудесная страна
Пользователь №: 1
Репутация: 462

|
Цитата(Ангел Изленгтон @ 31.10.2006, 23:20)  Поляков в Москве можно было прирезать силами двух кавалерийских эскадронов. Небольшой сюжет для прояснения численности поляков. Цитата Летом 1608 г. самозванец подошел к Москве. Попытки взять столицу закончились безрезультатно. Лжедмитрий II остановился в 17 километрах от Кремля, в местечке Тушино, получив прозвище «Тушинский вор». Вскоре в Тушине оказалась и Марина Мнишек. Самозванец обещал ей три тысячи золотых рублей и доходы с четырнадцати русских городов после воцарения в Москве. Она признала в нем своего мужа. Было совершено тайное венчание по католическому обряду. Самозванец обещал способствовать распространению католицизма в России. В тушинском лагере были свои бояре и воеводы, свои приказы и даже свой патриарх; таковым стал (как говорят современники - по принуждению) митрополит Ростовский Филарет - бывший боярин Федор Никитович Романов. В тушинский лагерь пришло из Москвы немало князей и бояр, хотя они знали, конечно, что они идут служить явному обманщику и самозванцу. Самозванец имел в своем распоряжении 15 тысяч поляков и казаков, 50 или 60 тысяч российский мятежников, но эти воины были плохо вооружены. Москва кроме вооруженных жителей, имела 80 тысяч исправных воинов под защитой крепких стен, множества пушек. Со временем число поляков в тушинском лагере возросло еще на 7 тысяч человек. Их привел литовский вельможа Ян Сапега.
|
|
|
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0
|
|